Пьесы. Том 1 - Ануй Жан - Страница 70
- Предыдущая
- 70/87
- Следующая
Изабелла. Мама!
Мать. Повернись. Еще раз. Держись прямо. Право, дорогой мсье Орас, я сама диву даюсь, глядя на эту девочку. Когда она в платье - худышка худышкой, а разденется, ну прямо пышечка. Распутини - это ее наставник в «Оперa» - объясняет это тем, что она прекрасно сложена. И в самом деле - не подумайте, что во мне говорит мать, - у нее восхитительные ноги. Вот наш дорогой друг вам это подтвердит - он не раз видел ее в пачке.
Роменвиль (смутившись). Гм! Я считаю, что она все еще слишком бледна. Но мы дадим ей витамины. Да-да, витамины.
Мать. Бледна! Ах вы, клеветник! Да вы поглядите на нее! У нее щечки как розы!
Роменвиль. Гм, гм! Свежий деревенский воздух идет ей на пользу. Ах, деревня, деревня! Здоровые радости...
Мать. Побойтесь бога! В деревне она изнывает со скуки! Она вся в меня. Мы обе - тепличные растения, парижанки, артистки. Под открытым небом мы чахнем. Но наш милый друг так настаивал...
Роменвиль. Здоровье прежде всего. Прежде всего здоровье.
Мать. Противный деспот! Ах, мсье Орас, он тиранит своих друзей! Не терпит, чтобы его покидали надолго. Его пригласили сюда - вот он и потребовал, чтобы малютка поехала следом.
Роменвиль. Черт возьми, я видел, что она бледна... И я решил...
Мать. Ну конечно, конечно. Еще бы! Мы вас прощаем, мы же знаем, что все это из дружеских чувств. Ведь и тогда, когда вы захотели, чтобы она училась плаванию...
Роменвиль (замешательство которого растет). Все должны уметь плавать.
Мать. Он сам ходил в бассейн, чтобы наблюдать за ней. И однажды чуть не свалился в воду прямо в одежде.
Роменвиль (вне себя). Вот я вам и говорю, что все должны уметь плавать! Но мы тут болтаем, болтаем... а Орас должен дать наставления Изабелле. Дорогая моя, я уверен, что вам будет любопытно поглядеть на съезд гостей. Что, если мы пойдем ко мне? Моя комната выходит на север, но оттуда все видно.
Мать. Да-да. Оставим их. Тсс! Правда, я тоже сгораю от желания узнать тайну. Но девочка завтра мне все расскажет. Пойдемте. Я скроюсь от людских глаз, как безобразная ночная бабочка, которой не место в блеске праздничных огней.
Роменвиль (в исступлении подталкивает ее к выходу). Вот-вот. Безобразная ночная бабочка. Идемте. Уже подъезжают первые машины.
Орас. Ужин вам подадут в комнату.
Мать. Ах, какой там ужин! Черствую корку! Черствую корку и стакан воды для бедной Золушки! А ты, счастливица, развлекайся! И мне когда-то было двадцать лет. И не так уж давно!.. Ах, она очаровательна! (Выходит, увлекаемая Роменвилем.)
Орас (смотрит на Изабеллу; тихо). И красная как рак.
Изабелла. Мне стыдно.
Орас. Зря.
Изабелла. Вам легко говорить. А у меня щеки горят. И в глазах щиплет. А в горле застрял ком, и вообще мне хочется провалиться сквозь землю.
Орас. А по-моему, ваша матушка презабавная женщина.
Изабелла. Может, она и мне казалась бы презабавной, если бы... (Осеклась.)
Орас. Она артистка?
Изабелла. Она дает уроки музыки.
Орас. Если бы вы хоть раз слышали, как дамы из так называемого «хорошего общества» выхваляют своих дочерей на благотворительном базаре, вы перестали бы негодовать. Ваша матушка - сама скромность.
Изабелла. Я не пышечка. И не худышка. И ноги у меня не восхитительные. И вообще я хочу уехать.
Орас. Пока не кончился бал - это невозможно!
Изабелла. Мне стыдно.
Орас. Ну скажите по совести, дорогая моя, почему? Неужели потому, что от предстоящего праздника и от всей этой таинственности слегка взыграло воображение вашей матушки? Потому что она вообразила, будто я в вас влюблен, и подсовывает вас мне? Да ведь все это в порядке вещей... Я богач, из хорошей семьи, с тех пор, как я достиг жениховского возраста, я только эту песенку и слышу. Если вами стыдно передо мной, умоляю вас, не краснейте. Мне этой песенкой так прожужжали уши, что я ее больше не слышу.
Изабелла (тихо). Но я-то слышу...
Орас. Вы правы. Я рассуждаю слишком легкомысленно. А вам, наверно, неприятно. Простите.
Изабелла (вдруг обернувшись к нему). Что вы подумали насчет Роменвиля?
Орас (суховато). Мне нечего думать насчет Роменвиля, мадемуазель. Роменвиль прелестный человек и, без сомнения, деликатный и внимательный. Я увидел вас в его обществе в кондитерской Сен-Флура, нашел, что вы очаровательны, и решил, что нынче вечером вы можете оказать мне услугу. Вот и все.
Изабелла. Но я хочу, чтоб вы по крайней мере знали...
Орас. Я больше ничего не хочу знать, мадемуазель.
Изабелла (тихо, упавшим голосом). Раз вы не хотите, дело другое... Вы, наверное, считаете, меня дурой. Я всплакнула, с ресниц потекла тушь. Придется снова наводить красоту. Извините, я сейчас вернусь...(Уходит.)
Орас. Прошу вас. (Знаком подзывает Жозюэ, который проходит по сцене.) Жозюэ!
Жозюэ. Я здесь, мсье Орас!
Орас. Никто ни о чем не пронюхал?
Жозюэ. Ни одна живая душа, мсье... Мастерицы от «Сестер Резеда» уехали, их никто не видел, сапожника тоже. К тому же идут последние приготовления к балу и в замке столько народу...
Орас. Не спускайте глаз с мамаши.
Жозюэ. Слушаю, мсье Орас. Правда, не прогневайтесь, пять минут назад она куда-то исчезла. Мне ведь еще приходится следить за приготовлениями к балу...
Орас. Знаю, Жозюэ, вы делаете все, что в ваших силах. Да и, сказать по правде, пока она снует между своей комнатой и зимним садом, беда не велика, в этом флигеле ни души. Но вот когда бал начнется, я боюсь, как бы она чего не выкинула. (Делает движение, будто поворачивает ключ в замке.) Щелк. И конец.
Жозюэ. Слушаю, мсье Орас. Но если дама вздумает кричать? Надо предусмотреть все, мсье Орас.
Орас. Скажете ей, что это я приказал ее запереть. И посулите ей на двести франков больше.
Жозюэ. Прошу прощения, мсье... Мсье полагает, что двухсот франков довольно, чтобы утихомирить эту даму?
Орас. Совершенно уверен, старина. (Жозюэ выходит, тем временем возвращается Изабелла.) Ну, как ваша маленькая авария?
Изабелла. Исправлена.
Орас. До чего же это удобно - отлучилась на минутку, подправила улыбку, взгляд, вернулась и как ни в чем не бывало продолжает прерванную беседу!.. Как нам, мужчинам, не хватает таких палочек-выручалочек! (Смотрит на часы.) Скоро десять, мадемуазель. Ваша косметика в порядке, платье вам на редкость к лицу. Песок у подъезда скрипит под колесами первых машин, скрипачи натирают смычки канифолью. Нам пора объясниться.
Изабелла. Наконец-то!
Орас. Сперва я хотел присмотреться к вам. Окажись вы дурочкой, я сочинил бы какую-нибудь историю в духе дамского журнала, сдобрив ее всякой всячиной - сентиментами, романтикой и экзотикой. Когда вчера вечером я пригласил вас сюда, я, по правде говоря, заготовил именно такую речь. Мы всегда действуем по готовой схеме - так удобнее. Но один раз на тысячу схема рушится, и вот ты в дураках, а от твоего хваленого ума току не больше, чем от зонтика, забытого дома. Тем хуже для меня. Придется импровизировать на ходу.
Изабелла. Прошу прощения.
Орас. Не стоит. Это я оказался плохим психологом. Я должен был распознать вас с первого взгляда. Вы не дурочка вы наивны. Вы не сентиментальны, вы нежны. Вы не упрямы, а требовательны. Как будто почти одно и то же, на самом же деле - полная противоположность. Это мне урок - когда смотришь на девушку в кондитерской, гляди в оба. Я все предусмотрел, кроме одного - что мне придется выдержать вот этот проницательный взгляд.
Изабелла. Если она вас раздражает, я могу закрыть глаза.
- Предыдущая
- 70/87
- Следующая
