Капитализм и шизофрения. Книга 2. Тысяча плато - Делез Жиль - Страница 44

• Предыдущая
• 44/197
• Следующая

Но в этом пункте все опрокидывается, и причины, почему режим знаков меньше, чем язык, также становятся причинами того, почему он — больше, чем язык. Сборка является высказыванием или формализует выражение лишь на одной из своих сторон; на своей другой стороне, неотделимой от первой, она формализует содержания и является машинной сборкой или сборкой тел. Итак, содержания — не «означаемые», которые тем или иным образом зависели бы от означающего, они и не «объекты», находящиеся в каком-либо отношении каузальности с субъектом. Они обладают свойственной им формализацией, и у них нет никакого отношения символического соответствия или линейной причинности с формой выражения — обе формы взаимно предполагают друг друга и могут быть абстрагированы друг от друга лишь весьма относительно, ибо они суть две стороны одной и той же сборки. Следовательно, мы должны подойти — в самой сборке — к чему-то, что лежит еще глубже, чем эти стороны и может принимать в расчет, одновременно, обе предполагающие друг друга формы — форму выражения, или режим знаков (семиотики), а также форму содержания, или режим тел (физические системы). Вот то, что мы называем абстрактной машиной — абстрактной машиной, конституирующей и спрягающей все крайние точки детерриторизации сборки.^[170] И именно об абстрактной машине следует говорить: она, с необходимостью, — «много больше», чем язык. Когда лингвисты (вслед за Хомским) поднимаются до идеи чисто речевой абстрактной машины, мы немедленно возражаем, что эта машина, вместо того чтобы быть слишком абстрактной, не является таковой в достаточной мере, ибо она остается ограниченной со стороны формы выражения и так называемых универсалий, предполагающих язык. До сих пор абстрагирование от содержания было некой операцией, куда более относительной и недостаточной, если взглянуть на нее с точки зрения самой абстракции. У подлинной абстрактной машины нет никаких средств, чтобы самой провести различия между планом выражения и планом содержания, ибо она чертит один и тот же план консистенции, который будет формализовывать содержания и выражения согласно стратам или ретерриторизациям. Но дестратифицированная, детерриторизованная в себе абстрактная машина сама по себе не обладает формой (как и субстанцией) и не проводит различий внутри себя между содержанием и выражением, даже если вовне себя она главенствует над этим различием и распределяет его в стратах, в областях и территориях. Абстрактная машина в себе не является ни физической, ни телесной, так же как она не является семиотикой, она — диаграмматична (она игнорирует различие между искусственным и естественным). Она действует благодаря материи, но не благодаря субстанции; благодаря функции, но не благодаря форме. Субстанции и формы — это субстанции и формы выражения «или» содержания. Но функции уже не оформлены «семиотически», а материи — не оформлены «физически». Абстрактная машина есть чистая Функция-Материя — диаграмма, независимая от форм и материй, выражений и содержаний, кои она собирается распределять.

Мы определяем абстрактную машину как аспект или момент, где остаются только функции и материи. У диаграммы действительно нет ни субстанции, ни формы, нет ни содержания, ни выражения.^[171] В то время, как субстанция — это оформленная материя, материя — не оформленная, физически или семиотически, субстанция. В то время, как выражение и содержание обладают различными формами и на самом деле отличаются друг от друга, функция имеет только «черты» — содержания и выражения, — между которыми она обеспечивает соединение: мы не можем уже сказать, частица это или знак. Содержание-материя, которое представляет только степени интенсивности, сопротивления, проводимости, нагревания, растягивания, скорости или запаздывания; выражение-функция, которое представляет только «тензоры», как в математической или музыкальной записи. Теперь письмо функционирует там же, где и реальное, а реальное пишет материально. Таким образом, диаграмма удерживает самое детерриторизованное содержание и самое детерриторизованное выражение, дабы сопрячь их. Максимум детерриторизации иногда начинается с черты содержания, а иногда с черты выражения, которая, так сказать, является «детерриторизующей» по отношению к другой черте, но именно потому, что она ее диаграмматизирует, унося с ее собой, возвышая до собственной мощи. Самый детерриторизованный элемент заставляет другой элемент преодолевать порог, делающий возможным сопряжение их относительной детерриторизации, общее ускорение. Это — абсолютная позитивная детерриторизация абстрактной машины. Именно в этом смысле диаграммы должны отличаться от индексов, являющихся территориальными знаками, а также от тонических знаков, являющихся ретерриторизацией, и от символов, являющихся относительной или негативной детерриторизацией.^[172] Абстрактная машина — так определенная своим диаграмматизмом — не является ни инфраструктурой в последней инстанции, ни трансцендентальной Идеей в высшей инстанции. Скорее, она играет образцово-показательную роль. Дело в том, что абстрактная, или диаграмматическая, машина не функционирует ради того, чтобы представлять, пусть даже что-то реальное, но она конструирует реальное, которое приходит, новый тип реальности. Значит, она находится не вне истории, а, скорее, всегда расположена «до» истории в каждый момент, когда конституирует точки творения или потенциальности. Все ускользает, все творит, но никогда не в одиночку, а, напротив, вместе с абстрактной машиной, производящей континуумы интенсивности, сопряжения детерриторизации, экстракты выражения и содержания. Именно Абстрактное — Реальное всецело противостоит фиктивной абстракции предположительно чистой машины выражения. Это — Абсолют, но ни недифференцированный, ни трансцендентный. Итак, у абстрактных машин есть имена собственные (так же как и даты), которые, конечно же, уже указывают не на людей или субъектов, а на материи и функции. Имя музыканта и ученого употребляется так же, как и имя художника, выбирающего цвет, оттенок, тон, интенсивность — речь всегда идет о сопряжении Материи и Функции. Двойная детерриторизация голоса и инструмента будет отмечена абстрактной машиной — Вагнер, абстрактной машиной-Веберн и т. д. Мы будем говорить об абстрактной машине-Риман в физике и математике, абстрактной машине-Галуа в алгебре (точно определяемой с помощью произвольной линии, так называемой линии присоединения, которая сопрягается с телом, взятым в качестве исходной точки) и т. д. Диаграмма имеется всякий раз, когда сингулярная абстрактная машина функционирует непосредственно в материи.

Следовательно, именно тут, на диаграмматическом уровне, или на плане консистенции, нет, собственно говоря, даже режимов знаков, ибо больше нет формы выражения, которая реально отличалась бы от формы содержания. Диаграмма знает только черты, крайние точки, которые все еще суть содержания в той мере, в какой они материальны, или выражения в той мере, в какой они функциональны, но которые приводятся в движение друг другом, сменяют друг друга и перемешиваются в общей детерриторизации — знаки-частицы, particles^[173]. И это неудивительно; ибо реальное различие между формой выражения и формой содержания создается только со стратами и неодинаково для каждой из них. Именно на стратах появляется двойная артикуляция, которая формализует черты выражения и черты содержания — каждые в своих правах, — а также превращает материи в физически или семиотически оформленные субстанции, а функции — в формы выражения или содержания. Тогда выражение конституирует индексы, иконические знаки или символы, входящие в режимы или в семиотики. Тогда содержание конституирует тела, вещи или объекты, входящие в физические системы, в организмы и организации. Более глубокое движение, сопрягающее материю и функцию, — абсолютная детерриторизация, как тождественность самой земле, — появляется только в форме соответствующих территориальностей, относительных или негативных детерриторизации и дополнительных ретерриторизаций. Несомненно, все это достигает своей высшей точки в языковой страте, устанавливающей абстрактную машину на уровне выражения и продвигающей еще дальше абстракцию содержания, стремясь даже к тому, чтобы устранить содержание из его собственной формы (империализм языка, притязание на общую семиотику). Короче, страты субстанциализируют диаграмматические материи и отделяют оформленный план содержания от оформленного плана выражения. Они удерживают выражения и содержания — каждое со своей стороны субстанциализированное и формализованное — в клешнях двойной артикуляции, которая удостоверяет их независимость, или реальное различие, и заставляет господствовать дуализм, непрестанно воспроизводящийся или вновь разделяющийся. Они разламывают континуумы интенсивности, вводя купюры от одной страты до другой и внутрь каждой страты. Они препятствуют конъюнкциям линии ускользания, они крушат крайние точки детерриторизации, либо проводя ретерриторизации, обеспечивающие такие относительные движения, либо наделяя ту или иную из этих линий только негативной ценностью, либо же сегментируя, блокируя, затыкая их, вовлекая во что-то вроде черной дыры.

• Предыдущая
• 44/197
• Следующая