Мэр Кестербриджа - Гарди Томас - Страница 49

• Предыдущая
• 49/87
• Следующая

— Да, это верно, — согласился он. — Но люди судят о нас не по тому, каковы мы в действительности, а по тому, какими мы кажемся; значит, вам нужно дать согласие на мое предложение — ради вашего же доброго имени. То, что известно у вас на Джерси, может стать известным и здесь.

— Что вы все твердите про Джерси! Я англичанка!

— Да, конечно. Так что же вы скажете на мое предложение?

Впервые за все время их знакомства Люсетта получила возможность сделать шаг вперед по своему почину, однако она отступила.

— Пока пусть все останется по-старому, — промолвила она, чувствуя себя немного неловко. — Ведите себя со мной, как с простой знакомой, и я буду вести себя с вами так же. Со временем…

Она умолкла, и он несколько минут не пытался нарушить молчание, — ведь они не были малознакомыми людьми, которые вынуждены поддерживать разговор, даже если им этого не хочется.

— Так вот куда ветер дует, — мрачно проговорил он наконец и утвердительно кивнул головой, как бы отвечая на свои собственные мысли.

Желтый поток отраженного солнечного света на минуту залил комнату. Мимо дома проехал воз свежего, увязанного в тюки сена, закупленного в деревне, и на повозке была написана фамилия Фарфрэ. Сам Фарфрэ ехал верхом рядом с возом. Лицо у Люсетты сделалось таким… каким бывает лицо женщины, когда тот, кого она любит, внезапно появляется перед нею, словно видение.

Если бы Хенчард только скосил глаза, если б он только бросил взгляд в окно, тайна ее недоступности была бы раскрыта. Но Хенчард, раздумывая о тоне, каким были сказаны ее слова, уперся глазами в пол и не заметил, как загорелось лицо Люсетты, когда она увидела Доналда.

— Не думал я… не думал, что женщины такие! — с жаром проговорил он наконец и, стряхнув с себя оцепенение, поднялся, но Люсетта, испугавшись, как бы он не заподозрил истины, стала уговаривать его не торопиться. Она принесла яблоки и настойчиво предлагала очистить одно из них для гостя.

Но Хенчард отказался от яблока.

— Нет, нет! Не в коня корм, — проговорил он сухо и двинулся к двери.

Но прежде чем уйти, он повернулся к Люсетте.

— Вы переехали в Кестербридж только из-за меня, — сказал он. — А теперь, когда вы здесь, вы никак не хотите ответить на мое предложение!

Не успел он сойти с лестницы, как Люсетта бросилась на диван, потом снова вскочила в порыве отчаяния.

— Я буду любить того! — воскликнула она страстно. — А этот… он вспыльчивый и суровый, и, зная это, связывать себя с ним — безумие. Не желаю я быть рабой прошлого… буду любить, кого хочу!

Казалось бы, решив порвать с Хенчардом, она будет метить на кого-нибудь повыше Фарфрэ. Но Люсетта не рассуждала: она боялась резкого порицания людей, с которыми когда-то была связана; у нее не осталось родных; и со свойственной ей душевной легкостью она охотно принимала то, что предлагала ей судьба.

Элизабет-Джейн, наблюдая из кристально чистой сферы своего прямодушия за Люсеттой, очутившейся между двумя поклонниками, не преминула заметить, что ее отец, как она называла Хенчарда, и Доналд Фарфрэ с каждым днем все более пылко влюбляются в ее приятельницу. У Фарфрэ это была безыскусственная страсть юноши. У Хенчарда — искусственно подогретое вожделение зрелого человека.

Боль, вызванную их забвением о ее, Элизабет, существовании, временами немного утоляло чувство юмора. Когда Люсетте случалось уколоть себе палец, оба они так огорчались, как если, бы она лежала при смерти; когда же Элизабет-Джейн серьезно заболевала или подвергалась опасности, они, услышав об этом, вежливо выражали соболезнование и немедленно забывали о ней. Но отношение Хенчарда, кроме того, оскорбляло в Элизабет дочерние чувства; она невольно спрашивала себя, что же она такое сделала и за что он так пренебрегает ею после всех своих обещаний заботиться о ней. Впрочем, поведение Фарфрэ она, по зрелом размышлении, расценила как вполне естественное. Что она такое в сравнении с Люсеттой? Всего лишь одна из тех «красавиц ночи, что померкли, когда луна взошла на небеса».

Девушка научилась самоотречению, и крушение каждодневных желаний стало для нее таким же привычным, как ежевечерний заход солнца. Жизнь лишь в малой мере дала ей возможность познакомиться с философскими теориями по книгам, но зато близко познакомила ее с ними на практике. Однако опыт ее сложился не столько из разочарований в истинном смысле этого слова, сколько из подмен одного другим. Постоянно случалось так, что она не получала того, что хотела, и получала то, чего не хотела. Поэтому она вспоминала почти спокойно о тех уже невозвратимых днях, когда Доналд был ее тайным вздыхателем, и спрашивала себя, какие нежеланные дары пошлет ей небо взамен него.

Случилось так, что в одно ясное весеннее утро Хенчард и Фарфрэ встретились в каштановой аллее на южном городском валу. Оба они только что вышли из дому после раннего завтрака, и поблизости не было ни души. Хенчард читал полученное в ответ на его записку письмо Люсетты, в котором она под каким-то предлогом отказывала ему в просьбе о новом свидании.

У Доналда не было ни малейшего желания заговаривать со своим бывшим другом, раз они теперь были в натянутых отношениях, но ему не хотелось и пройти мимо в хмуром молчаний. Он кивнул, и Хенчард тоже кивнул. Они уже отошли друг от друга на несколько шагов, но вот молодой человек услышал: «Фарфрэ». Это сказал Хенчард; он стоял и смотрел на Доналда.

— Помните, — начал Хенчард с таким видом, словно его собственные мысли, а вовсе не встреча с Фарфрэ, побудили его начать разговор, — помните, я вам рассказывал о той второй женщине… той, что пострадала за свою безрассудную близость со мной?

— Помню, — ответил Фарфрэ.

— Помните, я вам рассказал, как все это началось и чем кончилось?

— Да.

— Так вот теперь, когда я свободен, я предложил ей выйти за меня замуж; но она не хочет выходить за меня. Ну, что вы о ней думаете?.. Хочу знать ваше мнение.

— Если так, теперь вы у нее больше не в долгу, — горячо проговорил Фарфрэ.

— Это верно, — согласился Хенчард и ушел.

Фарфрэ видел, что, прежде чем заговорить с ним, Хенчард читал какое-то письмо, и потому никак не мог заподозрить, что речь идет о Люсетте. Впрочем, ее общественное положение теперь так сильно отличалось от положения девушки в рассказе Хенчарда, что уже одно это должно было ввести его в заблуждение. Что касается Хенчарда, то его успокоили слова и тон Фарфрэ, рассеяв мелькнувшее было подозрение. Соперник не мог бы так говорить.

Тем не менее Хенчард был твердо убежден, что какой-то соперник у него есть. Он чуял это в воздухе вокруг Люсетты, видел в росчерке ее пера. С ним боролись какие-то силы, и когда он пытался приблизиться к Люсетте, казалось, будто он плывет против течения. Он все больше убеждался в том, что дело тут не в простом капризе. Свет в ее окнах, казалось, отталкивал его; шторы на них висели с каким-то вороватым видом, словно хотели скрыть чье-то присутствие, вытесняющее его, Хенчарда. Желая узнать, чье же это присутствие — Фарфрэ или кого-то другого, — Хенчард всячески старался снова увидеть Люсетту, и наконец это ему удалось.

Во время этого визита, когда Люсетта угощала его чаем, он сделал попытку осторожно осведомиться, знакома ли она с мистером Фарфрэ.

Да, знакома, призналась она; она не может не знать всех и каждого в Кестербридже, ведь она живет на виду, в самом центре города.

— Приятный молодой человек, — заметил Хенчард.

— Да, — отозвалась Люсетта.

— Мы оба знакомы с ним, — промолвила добрая Элизабет-Джейн, угадав смущение приятельницы и приходя ей на помощь.

Послышался стук в дверь, точнее, три громких стука и под конец один тихий.

«Кто так стучится, тот — ни в тех, ни в сех: от простых отбился, к знати не пристал, — сказал себе Хенчард. — Не удивлюсь, если это он».

И действительно, спустя несколько секунд вошел Доналд.

• Предыдущая
• 49/87
• Следующая