Запретный лес - Бакен Джон - Страница 9

• Предыдущая
• 9/72
• Следующая

— И я не ожидал, — сказал Дэвид, — что люди Ливена читают Вергилия.

Они выехали на дикий выпас, заросший мелким колюч-ником и с огромной каменной крепостью посередине. Здесь горная речка текла по дну оврага, используемого как защитный ров замка, кажущегося при свете луны белым, точно мрамор. Не без труда преодолев спуск, они очутились на большаке, ведущем из долины и заканчивающемся у высокой арки ворот, вокруг которых ютились с полдюжины хижин.

Заслышав цокот копыт, из домишек выскочили люди, и один из них вцепился в сбрую передней лошади. Дэвид со стремянным ехали позади, и переговоры вел смуглый вожак. Рука, вцепившаяся в поводья, тут же отпустила их: эти простые солдаты держали себя как высокородные дворяне.

— Мы желаем переговорить с хозяином Калидона, — сказал смуглый. — Вот, передайте ему перстень. Он знает, что это. — Дэвиду показалось любопытным, что кольцо с печатью, отданное в замок, хранилось у слуги.

Через пять минут посланец вернулся:

— Хозяин ожидает вас, судари. Я заберу лошадей и оружие, коли оно у вас имеется. Сюда пожалуйте, через большую воротину.

Дэвид собрался уезжать.

— Вот вы и в Калидоне, — сказал он, — пора нам попрощаться.

— Ну уж нет, — воскликнул смуглый. — Пойдете с нами и отведаете доброго вина за оказанную услугу. Николас Хокшоу с радостью попотчует вас.

Дэвид хотел отказаться: час был поздний, а путь до Вудили неблизкий, — но стремянный положил руку ему на плечо.

— Пойдемте же, — сказал он. — Сочту за честь посмотреть на знатока Вергилия при свете поярче, чем лунный. — К своему изумлению Дэвид вдруг понял, что такая просьба не терпит отказа. Спокойное лицо спутника излучало настоящую власть, и священнику почему-то расхотелось уезжать.

Вся компания спешилась, военные прихрамывали после долгих часов в седле. Но хромота смуглого вожака никуда не пропала и через несколько шагов, и Дэвид понял, что у того покалечена левая нога. Войдя во двор, они увидели квадратную громаду замковой башни. В низком дверном проеме, украшенном высеченным в камне ястребом, родовой эмблемой Хокшоу, трепетал огонек свечи.

Военные склонились, проходя внутрь, и Дэвид увидел, что свечу держит молоденькая девушка.

— Не желаете ли войти, судари? — спросила девушка. На ней была темная домотканая одежда, голову и плечи покрывала яркая шаль. Она держала свечу прямо перед собой, и Дэвид не мог разглядеть ее лицо. Он предпочел бы поехать домой, а не входить в Калидон в столь поздний час в компании незнакомцев, но рука стремянного на рукаве удерживала его:

— Надо, надо выпить на посошок, приятель. Вся ночь впереди, луна еще так высоко.

Ступени резко уходили вверх почти от самого порога. Калидон строился как приграничная крепость, первый этаж которой отводился под хлев и конюшню, а люди жили наверху. Девушка указывала дорогу:

— Прошу за мной, судари. Мой дядя ожидает вас.

Они оказались в огромном помещении, занимавшем всю ширину здания, а в длину ограниченном только коридором и лестницей. Дюжина свечей, зажженных в явной спешке, освещала темные дубовые балки и голый камень стен между грубыми шпалерами. Деревянный пол, побуревший от времени и употребления, покрывали разбросанные овечьи и оленьи шкуры. Мебель состояла из двух длинных дубовых столов, огромной дубовой лавки и многочисленных тяжеловесных табуретов старинной работы; у большого открытого очага стояли два древних кресла, обтянутых тисненой кордовской кожей. В очаге тлели угли, и прозрачный голубоватый дымок поднимался вверх, пятная копотью гигантский герб, вырезанный из камня и окруженный лесом оленьих рогов и добытыми в боях тарчами и пиками.

Дэвид, привыкший к низким городским потолкам и маленьким комнатам, пораженно оглядывал громадный зал и чувствовал себя не в своей тарелке. В детстве легенды о Хокшоу слишком глубоко врезались в его сознание, и теперь он не мог войти в это жилище без благоговейного трепета. Его так поглотило созерцание замка, что он вздрогнул от неожиданности, увидев его владыку: к ним подошел хромой человек, сгреб в охапку смуглого предводителя и расцеловал в обе щеки.

— Уилл, — сказал он, — мой старый товарищ Уилл! Добрым ветром занесло тебя нынче в Калидон. Это ж надо, шесть лет не видались.

Хозяин был среднего возраста, очень широкоплечий; густые волосы на массивной голове растрепались, оттого что с них только что сдернули ночной колпак. Он не успел переодеться: завязки дублета и штанов болтались, а поверх он накинул старый клетчатый шлафрок. Его оторвали от чтения, и курительная трубка все еще дымилась у раскрытого фолианта. Дэвид обратил внимание, что изучал он «Киропедию» в переводе Филемона Холланда[34]. Глаза хозяина были голубыми и холодными, щеки красными, борода русой с металлическим оттенком, а голос порывистым, как ветер нагорья. Хокшоу сильно хромал при каждом шаге.

— Дружище, Уилл, — кричал он, — ты да я, то ж цельный отряд калек. Войны в Германии[35] оставили нас обоих колченогими. А кого ты с собой привел?

— Таких же, как я, солдат Ливена, Ник, возвращающихся домой в Ангус.

— На сей раз в Ангус? — Хокшоу подмигнул и задорно расхохотался.

— В Ангус, но мы слишком долго постились, дабы тратить время на имена и звания. Богом клянусь, нас терзает зверский голод, какой мы с тобой не знавали в Тюрингии. И со мной добрый человек, проводивший нас через ваши болота и заслуживший угощение.

Николас Хокшоу внимательно посмотрел на Дэвида:

— Не буду утверждать, что знаком с этим джентльменом: я слишком долго отсутствовал в родных местах и многое позабыл да упустил из виду. Однако недостатка в мясе и пиве у нас нет, и я успел приказать Едому пошевеливаться, едва получил твой знак. У нас тут знатное пивко, немало бутылок французского, да от отца Канарское крепленое осталось. На закуску ветчина и здоровенный кусище пирога, уж не знаю, что еще в том пироге, но тетерева, бекасы и зайцы, что я сегодня настрелял, точно все в нем. Да Едом тоже не промах, найдет чем угостить в Калидоне. Держи свое кольцо, Уилл. Стоило мне узреть герб на нем, я смекнул, что ко мне приехал кое-кто поважнее…

— …твоего старого друга Уилла Ролло и двух бедных солдат Ливена. А мы-то о нашей важности и ведать не ведаем. — Смуглый взял перстень и передал его стремянному, стоявшему вместе с Дэвидом в сторонке, и глаза Николаса Хокшоу на мгновение расширились от изумления.

Дряхлый слуга и босоногая чернавка принесли угощение, и двое воинов накинулись на него, как изголодавшиеся вороны. Стремянный ел мало, пил еще меньше и, хотя был самым худым из троицы, казался равнодушным к выставленным блюдам. Хромой, звавшийся Уиллом Ролло, наконец насытился и погрузился в воспоминания вместе с хозяином замка. Второму кавалеристу, долговязому и жилистому, требовалось больше, и вскоре на месте пирога лежал лишь кусочек. Он подвинул остатки — крылышко куропатки и заячьи потроха — поближе к стремянному, но тот улыбнулся и жестом приказал унести их. Дэвид подумал, что у Ливена живется неплохо, раз к слугам относятся с такой заботою.

— Славные были денечки, когда сражались мы под знаменами Мелдрума[36] за Протестантский союз. Этот человек умел повести за собой, хоть у нас и не нашлось равных великому Густаву[37], способному вдохновить на подвиги войско с таким множеством наречий да племен, будто при столпотворении Вавилонском. Да, поздненько мы там появились. Не бились при Брейтенфельде[38], а застали лишь черный день при Лютцене да еще более горькое поражение при Нёрдлингене, когда повел нас Бернхард[39], как стадо, на бойню. Для тебя, Уилл, то был конец кампании. Помню, оставил тебя средь павших, облобызав на прощание, и тут же сам заполучил пулю из мушкетона промеж ребер. Позже услыхал я, что ты жив и вернулся в Шотландию, но сам я в ту пору был со стариком Врангелем[40] в Померании и не ведал, куда от собственных забот деться.

• Предыдущая
• 9/72
• Следующая