Четыре встречи (СИ) - Сухоцкая Инга - Страница 17
- Предыдущая
- 17/23
- Следующая
– Ну-ка, ну-ка, – озаботился Алексей, услышав глухой всхлип Марины. – Ты что?
– Ничего, болею, – буркнула она. – Рассопливилась вот. Ты, Алеш, подальше держись, а то тоже заболеешь.
– Я Мариш, давно заболел! Тобой, между прочим. И выздоравливать не собираюсь, – обласкал он ее взглядом. – А ты спи, поправляйся. Я еще поработаю. – И сел обратно к столу.
***
– И что, опять у тебя встречаться? – он знал, что этот момент настанет, знал и гнал от себя эти мысли, надеясь, что снова все само как-нибудь наладится, что Марина не захочет возвращаться, не захочет расставаться с домашним уютом. Тем более телефон есть. Но Марина была непреклонна. Она и летом чуть ни через день ездила проверять комнату (было бы что проверять!), и сейчас упрямо стояла на своем. – Ты же знаешь, у меня здесь аппаратура…
– Знаю. А у меня там дом и работа, – как бы ни нравилась ей атмосфера домашнего уюта, как бы ни был соблазнителен комфорт чужого дома, он не был «своим». «Своим» был тот, другой, страшненький, стоивший ей огромного труда, но «неотъемлемый». Потому и говорила она с такой уверенностью, что Алый, несмотря на свою досаду, только и смог ответить:
– Я что-нибудь придумаю. Обязательно придумаю. Потому что как мне без тебя? И без работы никак. Придумаю! – убежденно тряхнул он головой, исполнившись вдруг такой решимости, что и сам себе, кажется, поверил.
Марина только плечами пожала. Не по неверию в людей, а по своему небольшому опыту она уже знала, что рассчитывать лучше только на себя. Не потому что другие плохи или не надежны, а потому что и сам человек иногда не знает, как у него через секунду жизнь повернется, какие силы вмешаются. Тоже – физика!
Встреча третья. Глава 17. Проводы Сони
– Мариночка! – всплеснула руками Сонина мама. – Давно не виделись!
– Ну уж давно! Месяца 3 назад, на Сониной свадьбе гуляли, – отряхивалась Марина от ноябрьского снега и грязи.
– А-а-а… Ты еще в платье таком была… Чайной розы… Нежное-нежное…
– Понравилось? – да уж, пришлось расступиться. Не идти ж на свадьбу подруги в вечных джинсах. (Когда ж до потолка-то дело дойдет!)
– Наконец-то! – из-за спины мамы высунулась Соня. – А то я сама уже к тебе собиралась. Со всеми попрощалась, а с тобой - нет. Проходи, проходи!
Непривычно яркий свет заливал распахнутые шкафы, магазинно аккуратные стопки одежды на диване, стол, заваленный альбомами и фотографиями… Соня собиралась к мужу в Германию и вместе с мамой обследовала все уголки, закуточки и ящички, словно составляя архивы памяти.
– Уезжает дочка… – причитала Сонина мама. – Новый Год одна справлять буду…
– Ма-ам… Мы ж договорились, как устроюсь, – приглашение вышлю. Может, еще и к праздникам успею. Приедешь, поживешь, а там выбирай: хочешь, с нами оставайся, хочешь, здесь живи.
– Да что мне там делать? Чужой язык, чужие люди.
– Сколько раз говорила! У Штефана – русская мама, сам он и по-русски и по-немецки разговаривает. И друзей русских у них полно… – чуть не плача отвечала Соня. – А хочешь, вообще никуда не поеду? Здесь останусь.
– Что ты! Сонюшка, это ж я так… Все дети вырастают, а для родителей все равно маленькими остаются. Вот и переживаю… Вы ж на моих глазах выросли… – любовно посмотрела она на подружек, уютно устроившихся на диване. – Мариночка, а может, к нам переедешь? В Сониной комнате поживешь, а свою сдашь. И тебе лишняя копеечка, и мне не скучно.
– А и правда! – обрадовалась Соня. – И мне бы за вас обеих спокойнее было.
Марина ответила не сразу:
– Вы замечательные, и однажды спасли уже. Теперь сама должна… Работа есть. Комната тоже. Там и жить надо…
– Болит еще? – неуверенно подытожила Соня, угадывая, как тяжело было Марине появиться гостьей в этом дворе, в этом доме.
– Не только. Сама подумай, кто мою комнату снимет? Состояние ужасное, телефона нет, всегда темно… Приличный человек там жить не станет, что-нибудь получше найдет, так? А неприличные жильцы мне не к чему, итак ремонтировать и ремонтировать…
– А если надолго сдать? И не за деньги, а за ремонт? Я бы знакомых поспрашивала, – вздохнула Сонина мама.
– Боюсь, ваши знакомые вас не поймут, – улыбнулась Марина. – К тому же вы к Соне ехать собираетесь. Да и комнату без пригляда оставлять не хочется.
– Тоже правильно. Времена сейчас дурные… Кстати, от мамы – ничего?
– Нет, – стараясь казаться невозмутимой, ответила Марина. На самом деле, она разыскала адрес Варвары Владимировны, даже несколько писем отправила, – без толку. Если Варвара Владимировна вычеркивала кого-то из жизни, то навсегда, безжалостно и бесповоротно.
– Ну ладно, пойду чайку сделаю, – и Сонина мама, захватив наугад какой-то из фотоальбомов, ушла на кухню.
– Ну, с жильем и мамой – понятно. Про работу – все уши уже прожужжала, а про Алексея – стороной обходишь. Я кроме имени да той вашей встречи перед твоими выпускными, толком ничего и не знаю.
– А говоришь, – ничего.
– Не увиливай давай. Рассказывай.
– Что рассказывать-то! Встречаемся и встречаемся.
– Ой ли! Сдается мне, скрываешь ты что-то. Говорить не хочешь. Глаза, вон, отводишь. В чем дело-то?
– Сама не знаю. Не так со мной что-то. Вот говорят, любовь крылья дает, к жизни пробуждает? … А у меня… наоборот у меня получается. Рядом с Алым – живу еще, и ничего не надо, только бы рядом быть, глаза его видеть. А как одна остаюсь, будто и не живу: стирать, убирать, ремонтом заниматься – ничего не могу. Вдруг, думаю, придет, а я в беспорядке, потная, какая уж тут романтика! И просто так сидеть – тоже невыносимо, куда ни посмотрю – все о нем, а его нет. Вот и жду, и будто других чувств нет. Да что ремонт! Читать совсем перестала...
- На книги деньги нужны. А у тебя, как понимаю...
- Так библиотеки-то по-прежнему бесплатные. Да не в одних книгах дело. Вся жизнь сжиматься стала. И ведь понимаю, что нельзя так. Нельзя всю свою жизнь в при-нем-существование превращать. И что делать не знаю.
– Ну не знаю. Я тоже все время о Штефике своем думаю. Засыпаю, просыпаюсь, радуюсь, расстраиваюсь, – к нему хочется: поделиться, поболтать. Сначала тоже как больная была, а потом ничего, – выровнялось, улеглось. И у тебя уляжется. Сам-то Алексей что? Замуж не зовет?
– Замуж? Да я как-то и сама не стремлюсь. Что это изменит?
– Ты бы точно знала, что все всерьез.
– Я и так знаю, что всерьез. И для него, и для меня. И мне от этого «серьеза» еще страшнее делается. Люди как говорят? – влюбились, полгодика повздыхали, успокоились… Вот тогда, на трезвую голову, можно и про «замуж» думать.
– А вы сколько «вздыхаете»? Без тех, первых встреч?
– Больше года. Но спокойнее не становится, совсем наоборот, – только разгоняется, только обороты набирает. И что будет, – думать боюсь.
– А что будет? Или сойдетесь, или разойдетесь. Может, разлюбишь, если настроения такие…
– Ты что? – болезненно вскинулась Марина. – Я ж тогда… Нет, после маминого отъезда я знаю, что многое пережить могу. Но без Алого?! Даже представить не могу…
– А если он разлюбит?
– Если он… – медленно отвечала Марина, – …оно бы, может, и лучше, если б он… Я бы помучалась, конечно, но пережила… И всем бы хорошо было.
– А сам Алексей что думает?
– О чем?
– Ну, ты ему о своих чувствах говорила?
– О каких? Любимому мужчине «Алеша, я слишком тебя люблю»? Глупо, не находишь?… Но знаешь, пыталась: духом собиралась, слова подбирала, только… Знает он меня, как лазером считывает. Почувствует, что неприятное собираюсь сказать, – прикоснется, обнимет… у меня дыхание обрывается. Все забываю. Смешно сказать, пыталась на расстоянии держаться, чтобы власти над собой не давать.
– И что?
– Еще хуже. Воспитывать начинает: откуда ты, говорит, знаешь, как оно – слишком, а как нет. Ты же не знаешь, как мужчина с женщиной, как муж с женой живут… И невозможно любить сильней, чем судьба положит… И если случилось на всю катушку любить – не бояться надо, а радоваться. Немногим такое счастье дается. Некоторые всю жизнь проживут, а любви так и не увидят. Он говорит, а мне стыдно становится.
- Предыдущая
- 17/23
- Следующая
