Набат - Люфанов Евгений Дмитриевич - Страница 67

• Предыдущая
• 67/81
• Следующая

Санька Мамырь и Петька Крапивин напевали под гитару про златые горы и реки, полные вина, а Симбирцев, тасуя карты, вполголоса говорил сидящим около него деповским рабочим:

— Исаев со своим помощником пойдут к Решетову... Тебе, Николай, надо суметь отвлечь кочегара. Иван тогда быстро все сделает... Я тоже буду в депо, буду советовать рабочим помириться с мастером... Важно, чтобы никто не заметил тебя, Иван. Понимаешь?

— Понятно все, Федор Павлыч. Сработаем. Лишь бы паровоз наготове стоял.

Из смежной комнаты вышел Алексей Брагин и подсел к ним.

— Заканчиваем, — сказал он.

— Значит, вы, Алексей, с утра с дятловскими... Двигайтесь с ними через каменный мост, а мы — навстречу от переезда... Да, — подумав, прищурил Симбирцев глаза, будто всматриваясь куда-то. — Это будет уже проба сил. И упустить такую возможность нельзя... Работу в депо мы застопорим, поставим начальство в безвыходное положение.

Время перевалило уже за полночь. Один за другим люди заходили в смежную комнату и запасались листовками.

— Посошок, ребята, посошок... Чтобы не пылила дорожка — сбрызнуть ее, — весело говорил Вершинкин, наливая стаканы пивом.

В дверь кто-то постучал, и этот стук был чужим. Все затихли, насторожились. Вершинкин поставил бутылку на стол. Стук в дверь повторился.

— Кто там? — вышел Вершинкин в сени.

— Полицейский... Отвори, хозяин, — послышался голос.

Санька Мамырь опрометью кинулся от двери в комнату.

— Полиция... Прячьте, полиция...

Что было прятать? Куда?.. Прыгать в окно? Но там, конечно, засада. И напрасно, выигрывая время, Вершинкин медлил открывать дверь, зажигал и тут же гасил спички, гремел крючком и щеколдой, будто бы запутавшись в этих запорах. Но дверь все же надо было открывать. Хуже будет, если ее начнут ломать.

Дверь открылась. За ней стоял полицейский.

— Что скажешь, служивый? — спросил Вершинкин, стараясь быть как можно спокойнее.

— Хозяин вы будете?

— Я. Ну?

— Извиняйте, почтенный... — потоптался полицейский на крыльце. — В окошко я увидал... Добрые люди гуляют, вижу, не спят... Мне, ежель позволите... Больно уж жгет вот тут, — указал он на горло. — Ежели б ваша милость не отказала — выпить чего... Стражник ваш еженощный, оберегатель, сказать... — сглотнул слюну полицейский. — А потом уж я снова на пост... Похмелиться, понимаешь, не довелось, — доверительно сообщил он.

— Сейчас, служивый, сейчас.

Вершинкин вынес ему полный стакан и непочатую бутылку пива.

— Поправляйся.

— Большая благодарность, хозяин... Дай тебе бог удач...

Мамырь притопнул ногой и пошел выкаблучивать, ажно пол под ним затрещал.

— Веселые ребята, — одобрительно сказал полицейский. — Вот и спасибочка, полегчает теперь, — допил он остатки и возвратил пустую посуду хозяину. — Гуляйте на доброе на здоровье.

Утром, когда прогудел деповский гудок, собравшиеся у водокачки рабочие сказали, что не приступят к работе, пока начальство не выгонит мастера. По рукам ходили листовки, призывавшие дать отпор произволу администрации и кроме увольнения мастера требовать сокращения рабочего дня до одиннадцати часов и отмены штрафов.

Угрюмый, озлобленный мастер Зворыгин находился в кабинете начальника тяги и наблюдал в окно за толпившимися у водокачки рабочими. Решетов заверил его, что проучит мастеровщину, заставит ее быть тише воды, ниже травы.

— Ротмистр с солдатами явится, мы покажем тогда им права...

В депо было пусто. Помощник начальника станции Федор Павлович Симбирцев прошел мимо размеренно попыхивающего паровоза, стоявшего в открытых воротах, коротко ответил на поклон машиниста и деловито поднялся в контору. Посидели с начальником тяги, подумали, как, не уронив престижа администрации, сломить упорство рабочих, и Симбирцев предложил:

— А что, если попробовать так: попросить машиниста Исаева... Он пользуется у рабочих достаточным авторитетом, к забастовке их не примкнул, я его на паровозе видел сейчас... Может, он по-своему, по-рабочему поговорит с ними. Как думаете?

— А черт их знает, как думать тут... — разминая пальцами папиросу, сломал ее Решетов и отшвырнул в угол. — Они, может быть, завтра потребуют убрать вас, меня... Им вообще черт знает что может втемяшиться в голову. Ни в коем случае нельзя потакать...

— Понимаете... Ротмистр... эскадрон... Это все может усугубить... Едва ли требуется такая крайняя мера.

— Но увольнять по их прихоти мастера я не буду, — заявил Решетов. — Скорее их разгоню... — Он закурил новую папироску и поднялся. — Пойдемте вместе, поговорим. Может, эти бараны действительно образумятся.

Исаев неопределенно повел плечами, не будучи уверенным в успехе, но поговорить с рабочими согласился.

— Василь, пойдем!.. — позвал он помощника. — Козлов! Айда с нами и ты, — крикнул Исаев и кочегару.

Все мысли машиниста были о том, как теперь слесарь Иван Гривачев сумеет подобраться к его паровозу. А слесарь Иван Гривачев, проследив за ними из кузницы, быстро поднялся в паровозную будку, перевел реверс и открыл регулятор. Паровоз поглубже вздохнул и тронулся с места. Пустив его, слесарь выскочил из будки с другой стороны и боковым ходом прошмыгнул к дровяному складу.

Идти паровозу было недалеко. Пути деповского веера обрывались у ямы поворотного круга. Первым, кто заметил опасность, был мастер Зворыгин, продолжавший стоять у окна.

— Эй!.. Куда?.. Куда?.. Стой!.. — крикнул он.

Но паровоз его не послушался. Передние колеса сделали последний оборот и, потеряв под собой опору, закрутились в воздухе. Словно припав на колени, паровоз ткнулся грудью в яму поворотного круга и замер в этом поклоне, не переставая крутить колеса.

У начальника тяги зашевелились на голове волосы. Мало того, что рабочие отказывались работать, теперь останавливалось все движение на станции. Сколько времени придется потратить, чтобы поднять паровоз, и — главное — кто же будет его поднимать?

— Чего вы хотите?.. Чего вы хотите, черт вас всех побери?! — исступленно кричал он, обращаясь к рабочим, и лицо у него то бледнело, то разгоралось.

— Хотим, господин начальник, чтобы мастера Зворыгина не было. Это — первое. А второе — прекратить измывательство над рабочим людом, положить конец неправильным штрафам, — заявил пожилой котельщик.

— Сверхурочные часы оплачивать полностью...

— Под праздник шабашить раньше, — подсказывали рабочие.

Раздумывать Решетову было некогда.

— Хорошо. Мастер будет уволен, а остальные ваши требования я сообщу управлению. Сам я их решить не могу. Приступайте к работе.

— Сначала пускай контора рассчитает Зворыгина. До обеда управится с этим, а после обеда мы и начнем, — ответил за всех котельщик, и рабочие поддержали его слова.

Жандармский ротмистр прискакал во главе эскадрона солдат, но делать ему уже было нечего. Ротмистр пошел вместе с Решетовым и Симбирцевым в контору депо, а солдаты, потоптавшись на месте, повернули обратно.

— Товарищи! — крикнул рабочим смазчик Вершинкин. — Чего будем стоять до обеда? Пойдем к дятловским. У них нынче тоже горячий день. Поддержим их заодно.

— Айда!..

— Тронулись!..

У дятловских был тоже горячий день. Утром они собрались у заводских ворот в ожидании приезда хозяина. Многие из пригородных обитателей разделяли негодование рабочих и — одни из сочувствия, другие из любопытства — не отходили от них. Здесь тоже по рукам ходили листовки, отпечатанные накануне в доме у смазчика. Толпа у ворот росла с каждым часом. Пришли жены рабочих, маляры — Агутин и Алексей Брагин. Будто бы шли они по своим малярным делам, да и натолкнулись на такое необычное сборище. В руке у Агутина была длинная палка, расщепленная в верхнем конце. Зачем-то понадобилась она старику.

• Предыдущая
• 67/81
• Следующая