Вспомнить все - Тарасенко Вадим - Страница 38

• Предыдущая
• 38/81
• Следующая

– Сэр, кратко современная теория ионосферного оружия состоит в следующем. В ионосферном слое Земли, на высоте порядка ста сорока – ста пятидесяти километров распыляется огромное облако специального химического вещества. Под действием заряженных частиц ионного слоя оно сильно электризуется, и достаточно небольшого специального внешнего воздействия, чтобы мгновенно атомы этого вещества сбросили свой лишний разряд. Возникает гигантский электрический разряд.

– И второй китайский спутник именно и осуществил это внешнее воздействие?

– Да, сэр. Наши специалисты предполагают, что на его борту стоит мощный мазер, который мощным радиолучом ударил по облаку. А расстояние в тысячу километров необходимо, чтобы этим лучом охватить все облако.

– Но облако было же распылено за несколько часов до разряда. Насколько я знаком с небесной механикой, оно тоже должно вращаться?

– Совершенно верно, сэр. Совершив несколько оборотов над Землей, этот газ наэлектризовался, а как только облако оказалось в нужном месте, его, так сказать, подорвали.

Выслушав директора ЦРУ, Чейз задумался, глядя на выключенный экран монитора, словно по неясным бликам, скользящим по его поверхности, пытался угадать дальнейшее развитие хода событий.

– Билл, – наконец медленно заговорил он, – мы уже больше ста пятидесяти лет разрабатываем проект ХААРП[42], а в итоге…. А в итоге имеем то, что имеем, – последние слова Чейз почти раздраженно выкрикнул.

В Овальном кабинете повисла напряженная тишина. Наконец президент Соединенных Штатов вновь взял себя в руки.

– Я все чаще и чаще ловлю себя на ужасной мысли, – голос Чейза, тихий и какой-то скрипучий, резко контрастировал с его гневным возгласом минуту назад, – что проект «Пора» был последним стратегическим проектом, где мы еще смогли опередить китайцев. Да и то с помощью русичей. А тебе так не кажется?

Директор ЦРУ ответил мгновенно, как совершенно очевидное:

– Сэр, я давно уже говорю, что наша нация превратилась в скопление пресыщенных, ленивых эгоистов.

– И предателей, – вставил Президент.

– И предателей, – охотно согласился советник по национальной безопасности. – И если не предпринять экстраординарных мер, мы скоро утратим лидирующее положение. Даже не так. Мы уже не лидеры, но мы еще на равных находимся в тройке лидеров. Пока на равных.

– И что это за экстраординарные меры?

– Не знаю, сэр, – после некоторой паузы ответил советник по национальной безопасности, – но боюсь, что это может знать только один человек. Тот, который в очередной раз подтвердил, что он любимец Бога, спасшись, побывав в гуще многомиллионного разряда, в тридцати километрах над Атлантикой.

На темном экране президентского монитора скользили неясные блики, словно призрачные тени будущих событий.

Киев. Центральная клиническая больница.

Храм Святителя Михаила.

16.40 по местному времени.

Слабый, подрагивающий огонек одиноко стоящей свечки резко контрастировал с приглушенным, но уверенным светом современных галогенных ламп, мягко заполнившим все небольшое пространство больничной церквушки. Церковь была пуста за исключением одинокой фигуры невысокого мужчины, прислонившегося к боковой стене.

«Боже, помоги моему отцу», – в бесчисленный раз эта незатейливая и стандартная для больничной церкви мысленная просьба одиноко взлетела под свод и тут же покинула церковь, чтобы слиться с невидимым огромным океаном других мыслей, толстым слоем окутавшим планету.

«Я тебя прошу, не дай ему умереть. Он так долго меня ждал и так много преодолел, чтобы увидеть меня. Он сумел обмануть даже смерть. И вот, едва дождавшись, он уходит. Боже, но это же несправедливо!»

Легкое пламя свечи чуть вздрогнуло, и на мгновение показалось, что оно вот-вот потухнет. Но тут язычок пламени чуть вытянулся, свет от него стал сильнее и ровнее. Вздрогнул и мужчина и поднял глаза наверх, словно пытаясь увидеть что-то за сводом церкви. На него сверху печально и сурово смотрел бородатый старец – большая икона Святителя Михаила в сумраке церкви, казалось, висела просто в воздухе.

«Господи, что я говорю. Ты столько раз спасал меня от неминуемой смерти, ты спас меня дважды всего несколько часов назад, а я что-то там говорю о справедливости. Господи, спасибо тебе и прости своего неразумного раба», – повинуясь безотчетному желанию, мужчина рухнул на колени.

Борис Ковзан прибыл в Киев всего лишь час назад. Тогда, увидев за фонарем кабины F-300 ослепительный свет, он, не раздумывая ни мгновения, дернул рычаг катапульты. Автоматика сработала безукоризненно. Несколько пластиковых рычагов мгновенно зафиксировали голову и ноги Бориса, отодвинули его туловище назад, придавая ему оптимальное для перенесения перегрузок положение. Одновременно с этим, до этого утопленные в стены кабины, выдвинулись два броневых листа, заключая русича в герметичную капсулу. Щелк – и отлетел фонарь кабины, отброшенный могучим набегающим воздушным потоком. И тут же запустился пороховой ракетный двигатель, вытолкнувший капсулу с человеком с погибающего самолета.

Все эти стремительные операции в общей сложности заняли полсекунды – ровно столько, сколько могла противостоять миллионоградусной плазме электрического разряда титановая капсула кабины. И ровно столько сопротивлялись баки истребителя, почти уже до отказа заполненные водородом. Ярчайшая, похожая на миниатюрный ядерный взрыв вспышка…

Взрывная волна из легчайшего в природе газа, но при таких температурах и давлениях ставшего буквально железным, обрушилась на уходившую на пятнадцати «g» спасательную капсулу… и спасла ее. Получившая здоровенный пинок «железной ногой» от легчайшего газа, она за несколько секунд покинула раскаленную зону электрического разряда. Обгоревший, оплавленный шар, быстро набирая скорость, устремился вниз, навстречу неторопливо катящимся волнам Атлантического океана.

Спасательную капсулу, впрочем как и весь самолет, проектировали талантливые конструкторы, создавшие ей запас прочности, которого хватило даже для этой экстремальной ситуации. Выдвинулись щитки-стабилизаторы, быстро прекратившие беспорядочное вращение стального шара. Почувствовав усиливающийся напор атмосферы, анероид отдал команду на раскрытие парашюта. И вот в небе над Атлантикой, на десятикилометровой высоте, расцвел оранжевый купол спасательного парашюта. И эфир пронзил, увы, очень знакомый ему сигнал «SOS».

Глобальная система спасения терпящих бедствие людей, правнучка созданной еще в двадцатом веке знаменитой КОСПАС-САРСАТ, сработала безупречно. Уже через час около чуть подрагивающей на волнах спасательной капсулы приземлился гидросамолет норвежских военно-воздушных сил. Оглушенного, помятого инерционными силами, в момент «пинка» по капсуле ударной волной достигшими тридцати «g», Павла Ковзана буквально на руках перенесли в норвежский самолет. Весь полет на евразийский континент в гудящей, словно растревоженный улей, голове Бориса слабо пульсировала единственная мысль: «Все движения и действия летчика для катапультирования должны быть отработаны на земле до автоматизма. Летчик должен уметь на ощупь находить рычаг (шторку) или спусковую скобу катапульты» – невесть как всплывший из глубин памяти параграф инструкции по аварийным ситуациям для летчика Военно-космического флота Объединенной Руси. И только при подлете к Киеву, когда Борис уже относительно пришел в себя, ему сообщили, что он единственный, кто уцелел вчера, в тридцати километрах над Атлантикой. Русич этой информации даже не удивился, а лишь тяжело вздохнул.

В Киеве он сразу потребовал, чтобы его отвезли в больницу к отцу. На все доводы врачей, что ему самому необходимо тщательно обследоваться, что его отец все равно еще без сознания, он упрямо повторял одну и ту же фразу: «Я хочу увидеть отца». Наконец прилетевший встречать его в Борисполь директор Службы безопасности Объединенной Руси Пустовойтенко приказал: «Пусть едет. Я все больше убеждаюсь, что он намного лучше знает, что делать, чем мы все тут вместе взятые».

• Предыдущая
• 38/81
• Следующая