Заговор Тюдоров - Гортнер Кристофер Уильям - Страница 45

• Предыдущая
• 45/74
• Следующая

– Вы хозяин Перегрина? – спросил он неуверенно.

– Да, – ответил я хрипло. – А ты, верно, его друг, Тоби?

Мальчик кивнул:

– Мне ужасно жаль Перегрина. Всем здешним ребятам его жаль. Он был славный. Он давал нам деньги и говорил, что он друг принцессы. Если мы можем что-нибудь для вас сделать…

– Безусловно. – Я порылся в кошельке и вручил ему монету. – Позаботься, чтобы моего коня обиходили как следует. Нам с ним этой ночью пришлось нелегко.

Тоби с готовностью принялся за дело, снимая с Шафрана седло, узду и сбрую, а я между тем занялся собой. Я был весь в грязи, измятый плащ разорвался при падении. Одному Богу известно, как выглядело все остальное. Нельзя было войти в таком виде во дворец и не привлечь излишнего внимания. Я попросил Тоби принести ведро воды, затем умылся как мог и, едва убедившись, что Шафран благополучно устроен в стойле, боковыми коридорами пробрался в свою комнату.

Раздеваться было сущим мучением. Сдирая с себя замаранную одежду, я стискивал зубы так, что рассеченная губа снова начала кровоточить. Наихудшие страдания принесла мне рубашка: ткань, пропитавшаяся потом, пристала к моим ушибам, точно власяница, смоченная в соли. Голый до пояса, в одних только обвисших чулках, я осмотрел свой торс, почти сплошь покрытый кровоподтеками, и только затем взял в руки зеркальце. Но отложил его, лишь разок глянув на свое лицо в тусклом свете сальной свечи. Выглядело все это ужасно, но, как сказал Скарклифф, заживет.

Вода в тазу была ледяная; я стонал и вскрикивал, осторожно водя тряпкой по телу, чтобы хоть отчасти смыть кровь и грязь. Из глубины моего существа подступало отчаяние. Я бы отдал все, только бы вновь увидеть Перегрина, услышать, как он свистнет от изумления и заявит, что меня нельзя никуда отпускать одного: вечно я то в реку свалюсь, то попадусь под руку каким-нибудь головорезам. Моргая, чтобы сдержать слезы – только их соли сейчас моему лицу и не хватало, – я направился к сундуку и дрожащей рукой наполнил из кувшина кружку. Я выпил до дна, хотя пиво было старое и уже подкисало.

Когда питье ухнуло в живот, я присел на кровати.

И тут на меня навалилась безмерная тяжесть поражения.

Я лишился писем на самом исходе времени. Ренар послал своих подручных перехватить меня; он знал, что без этих доказательств я не смогу остановить его, разве что убью. Мысль об убийстве глубоко укоренилась в моем сознании, сколько я ни твердил себе, что, если в смерти Ренара заподозрят меня, я тоже неизбежно умру. Отчего-то собственная жизнь потеряла для меня всякое значение. Я жаждал увидеть лицо Ренара, испускающего последний вздох; жаждал дать ему понять, что я тоже при случае способен на все. Подручный посла пощадил меня сегодня вовсе не из милосердия – сам Ренар постановил оставить меня в живых, поскольку моя смерть не имела никакого значения для его замыслов. Если б он принял иное решение, я был бы уже мертв. Рано или поздно он захочет от меня избавиться, если только я не сумею его опередить.

Я принялся за составление плана. По уговору мне завтра полагается доложить Ренару, как обстоят дела; я могу встретиться с ним в канцелярии и убить его там, за закрытыми дверями; правда, после придется разбираться с секретарями. Лучше, пожалуй, спрятаться где-нибудь неподалеку, напасть на Ренара по пути в канцелярию, оттащить его в какой-нибудь дальний двор и устроить так, чтобы его смерть выглядела случайностью, следствием неудавшегося ограбления – в общем, сделать ровно то, что слуги Ренара, как мне тогда думалось, хотели сотворить со мной на дороге. Впрочем, какой бы план я ни избрал, действовать нужно быстро.

Я должен убить Ренара, прежде чем он покажет письма королеве.

С этой мыслью я кое-как поднялся на ноги. Комната покачнулась перед глазами. Я остановился, борясь с подкатившей к горлу горечью, набросил на плечи камзол, натянул сапоги и с болтающейся у пояса шпагой, пошатываясь, побрел к двери. Я будто двигался в толще воды. Я смутно осознавал, что в нынешнем состоянии не сумею даже спуститься по лестнице, куда уж там в одиночку в глухой ночи пройти через весь дворец к канцелярии Ренара. Я не представлял даже, хватит ли у меня сил нанести кинжалом смертельный удар, но тем не менее схватился за дверной засов с твердым намерением совершить задуманное.

Я распахнул дверь – и увидел перед собой фигуру, закутанную в плащ. Накренившись, я отпрянул и выставил перед собой шпагу. Человек отделился от непроглядной темноты и вскинул руку в предостерегающем жесте:

– Тсс! Не кричите.

Аромат лилий окутал меня. Я стоял и смотрел, не в силах вымолвить ни слова. В чаду догорающей свечи глаза Сибиллы казались огромными, пряди светлых волос, обрамлявших лицо, отливали парчовым золотом. Она отбросила капюшон, опавший мягкими складками на плечи. Когда она повернулась, чтобы закрыть дверь, плащ распахнулся, приоткрыв ее стройный стан, облаченный в простое черное платье с высоким воротом.

– Что… что вы здесь делаете? – хрипло прошептал я.

– Ищу вас. – Сибилла вглядывалась в меня, обеспокоенно хмурясь. – Я знала, что произошло что-то недоброе. Я несколько часов наблюдала за лестницей, которая ведет к вашей комнате.

– Вы… ждали?

– Да. Я хотела кое-что вам сообщить. Ренар всю вторую половину дня провел с королевой; они ужинали вместе в ее покоях. Пока мы с леди Кларансье прислуживали им за столом, я подслушала слова Ренара о том, что вам, дескать, нельзя доверять. Королеве не по нраву пришлось такое заявление, и она сказала, что вы еще тем или иным способом докажете свою преданность; на что Ренар возразил, что скоро доставит ей свидетельство обратного. Вот почему я при первой возможности поспешила отыскать вас. Я ждала в галерее, укрывшись от посторонних глаз в стенной нише, а с наступлением ночи начала страшиться худшего.

Я окаменел, словно статуя, и только стискивал в кулаке рукоять шпаги.

– И что же… Ренар доставил это свидетельство?

Спокойствие, прозвучавшее в моем голосе, удивило меня самого.

– Нет. Я возвращалась в покои королевы, когда случайно увидела во внутреннем дворе двоих, спешно шагавших к канцелярии Ренара. Я узнала их; Ренар всегда нанимает эту парочку для исполнения преступных поручений. Я также знала, что самого Ренара на месте нет; выйдя из покоев королевы, он покинул дворец. Он снимает особняк на Стрэнде; он не живет в особняке, однако часто ездит туда, так что, скорее всего, держит там любовницу. Я незаметно пошла за этими людьми. Они отдали секретарю Ренара – тому брюзге, который, кажется, никогда не спит, – кожаный футляр наподобие тех, какими пользуются курьеры. Еще они сказали, что ранили предателя, однако оставили в живых, как и было велено. Секретарь обещал передать футляр по назначению. Я видела все это из коридора. Дверь в канцелярию была распахнута настежь.

Я едва дышал, не сводя глаз с Сибиллы, всецело поглощенный ею.

– Вы и есть тот предатель, о котором они говорили? – спросила она.

– Они отняли у меня футляр, – кивнул я. – Один из этих людей – тот, что ниже ростом, худощавый, – мог без труда прикончить меня. Вижу, я был прав, заключив, что за всем этим стоит Ренар.

Лицо Сибиллы напряглось.

– Он допустил серьезную ошибку с тем отравленным письмом и не может позволить себе новой неудачи. – Она сунула руку под плащ и достала футляр из промасленной кожи. – Этот?..

Сердце мое бешено заколотилось. Я не мог поверить собственным глазам. Глядя на столь безобидный с виду предмет в руке Сибиллы, испачканный сажей каминной трубы и покрытый бесчисленными следами грязных пальцев, я вынужден был призвать все силы, чтобы не наброситься коршуном на добычу.

Взгляд Сибиллы похолодел.

– Вы по-прежнему мне не доверяете?

– Не знаю. – Я прямо взглянул ей в глаза. – Очень уж кстати все сошлось.

– Понимаю. – Рот Сибиллы искривила усмешка. – Вы считаете, что я вас обманываю?

– Я не хотел…

– Нет, хотели.

С этими словами она повернулась, словно собираясь уйти. Не успев осознать, что делаю, я схватил ее за запястье. Оно оказалось тонким, но отнюдь не хрупким; эта женщина таила в себе недюжинную силу.

• Предыдущая
• 45/74
• Следующая