Семейщина - Чернев Илья - Страница 100
- Предыдущая
- 100/207
- Следующая
Что только не вытворял Стишка над никольцами, но всего пуще доставалось от него представителям власти. Попал к нему уполномоченный в руки, — живым не отпустит. Попался сельсоветчик, — висеть ему на осине. Однажды ночью налетел Стишка со своей оравой в деревню, дотла разорил кооперацию… Наутро Василий Домнич нашел во дворе кооператива убитого сторожа, а в лавке все расхищено, раскидано, перетоптано, и касса взломана и пуста.
Бесшабашно орудовал Стишка, но умел вовремя от милиции в хребты скрываться. Страшно было последний месяц, особенно после ограбления кооперации, ночью по улице пройти, — так и чудится, будто кто подкарауливает тебя.
2
Бурная, полная событий весна двадцать шестого года началась ожесточенным преследованием Стишки. На масленице Стишка выкинул такое, что заставило никольцев содрогнуться, а в сельсовете и волости — принять решение обезвредить бандита во что бы то ни стало и как можно скорее. Перехватив едущего на село уполномоченного по хлебозаготовкам, Стишка застрелил его, и наутро труп убитого был найден в телятнике у сельсовета. Убитый, молодой парень, с комсомольским значком на защитной гимнастерке, лежал на снегу лицом вверх; на переносье кровавым пятном зияла огнестрельная рана, живот его был распорот, набит до краев зерном, и поверх пшеничной горки лежала бумажка, придавленная камешком. Николай Самарин — он первый наткнулся на труп — взял эту бумажку, поднес к глазам. На ней ковыляющим безграмотным почерком было нацарапано: «Вам, коммунистам, захотелось нашего хлеба. Ешьте досыта. Один уже наелся, то же будет и остальным…»
К полудню в Никольское прискакал целый отряд милиционеров во главе с начальником волостной милиции, следователь и сам волостной уполномоченный ГПУ товарищ Рукомоев. Он браво сидел в седле, длиннополая шинель едва не закрывала шпоры, разгоряченное возбуждением и морозом молодое лицо его было под цвет красных нашивок тугого воротника. Рукомоев ловко соскочил с лошади и направился с Алдохой в сельсовет, где за перегородкой лежал на топчане убитый.
В помощь милиции был мобилизован актив, и решено было караулить бандита по всем дорогам денно и нощно.
Этим же утром, задолго до прибытия на село милиции, престарелый Иван Финогеныч, не торопясь, ехал в санях с Обора в деревню. Дорога чуть-чуть отмякла, лошадь порою увязала копытами в снежных валках, везла плохо. Но не спешил Иван Финогеныч — куда ему? «Эка, малоезженая, наша дорожка! — думал он. — И сколь уж годов всё по ней… Вот и опять весны дождался… Которая эта уж будет весна?..»
Версты за три до Майдана, в том месте, где дорогу сжали покатые щеки сопок и сосны, будто ринувшись с верхушек гор, с разбегу едва удержались на самом краю обочин, по обе стороны, — в глухом и тесном этом месте из-за деревьев выбежали трое с винтовками и преградили старику путь.
— Стой! — крикнул коренастый парень в желтом солдатском полушубке и схватил под уздцы коня.
— Но-но! — предостерегающе сказал Иван Финогеныч из глубины саней. — Не замай!
— Вылазь счас же! Кто это? — заревел коренастый и подошел к санкам.
Бандиты окружили их, защелкали затворами.
— Убивать, чо ли, сбираетесь? — высоко подняв голову в треухе, тихо рассмеялся Финогеныч. — Неужто не дождетесь, когда сам помру. Мне в субботу сто лет…
Коренастый опустил винтовку, на искаженном злобой свирепом лице его обозначилась хмурая улыбка. Он потрогал зачем-то тремя пальцами обвислые черные усы и сказал:
— А, дед Иван с Обора!
— Узнал? — спросил Финогеныч с весельцою в голосе. — Кому же здесь больше ехать, как не мне.
— А ты поди тоже признал меня? — в свою очередь, осведомился коренастый.
— Как не узнать — Стишка, — тем же тоном веселого превосходства ответил старик. — Убивать, што ли, станете?
— Нет… зачем нам тебя убивать? Я не знал, что это ты, дед. И без нас помрешь… — И впрямь тебе уж сотня доходит поди, — будто извиняясь, проговорил Стишка.
— Сотня не сотня, а около того: девятый десяток не сегодня пошел… Ну, раз не убивать, так пущайте, — рассмеялся Иван Финогеныч.
— Говорят, ты, дед, и до сей поры в сельсоветчиках ходишь? — крикнул стоящий позади саней высокий парень.
— Тебя выберут, и ты будешь… — обернулся к нему Иван Финогеныч. — Куда денешься? Меня вон в старые-то года против воли два раза в старосты сажали. Стишка запыхтел, помрачнел.
— Пущаю тебя… только из-за старости твоей пущаю, — сказал с холодной строгостью. — Сельсоветчиков да коммунистов мы не жалуем. Да ты вить и сельсоветчик-то так себе, вроде ненастоящий… Далече тебе, и за их работенку тебе перед богом ответ не держать, не ты все это наробил, эту беду… Ну, поезжай с богом. Только уговор: никому не брякай, что видал нас здесь.
Иван Финогеныч тронул вожжами. Стишка ударил ладошкой по крупу коня, крикнул вдогонку:
— Прощай!.. Помни… а не то худо будет!
Иван Финогеныч подхлестнул лошадь сосновой веткой, припустил во весь дух.
«Пронесло!.. Ненастоящий сельсоветчик! — про себя рассмеялся он. — Похоже, будто гоню, как тогда от семеновцев… Тогда я пакет вез, а теперь… Узнает разбойник, какой я ненастоящий!..»
На рысях въехал он в деревню и погнал к совету.
У высокого крыльца толпились милиционеры, стояли оседланные кони, Иван Финогеныч вылез из саней, торопко поднялся по ступенькам вверх.
— Куда спешишь так, дед? — крикнул один из милиционеров. — Сейчас все равно не до тебя.
— Дело есть! — исчезая за дверью, отмахнулся Финогеныч. Председателя Алдоху окружали незнакомые военные люди…
Иван Финогеныч кашлянул у порога и поманил Алдоху пальцем.
— Стишка… — переводя дух, сказал он.
Не проронив ни слова, Алдоха выслушал до конца, потом резко повернулся к Рукомоеву:
— Товарищ начальник!.. Вот…
Алдоха потянул старика за рукав облезлой дошки к столу. Рукомоев вскинул глаза на высокого длиннорукого деда.
— Вот, — сказал Алдоха. — Он проведет сейчас… Надо безотлагательно. Он видел Стишку за Майданом.
— А кто это? — спросил Рукомоев.
— Наш же, член сельсовета, с Обора… Еще возил пакет товарищу Лебедеву. Верный человек и все тропки в тайге знает…
— Значит, нам повезло? — усмехнулся Рукомоев. — Прежнее решение отменяется: по дорогам людей не рассыпать, чтоб не вспугнуть бандитов… чтоб не ушли… Преследование малым количеством… Хорошо, что еще никто не выступил… — Рукомоев поглядел в угол, где возились с винтовками Епиха, Корней Косорукий, Карпуха Зуй и Мартьян Яковлевич.
— Партизан взять беспременно, — перенимая взгляд начальника и тоже глядя в угол, сказал Алдоха…
Не прошло и четверти часа, как по оборской дороге уже скакали вооруженные винтовками вершники: пять милиционеров, Епиха, Корней, Карпуха Зуй, Мартьян Яковлевич и Николай Самарин. Впереди отряда неслись начальники, а бок о бок с ними оборский дед в неизменном своем треухе… Любо-дорого было глядеть, как прямо и молодо сидит он на коне.
— Ну, молодец! — не удержался от восхищения Епиха. — Ай да Финогеныч!
Старик глянул на него через плечо:
— Будешь молодец, когда этакое дело!.. При таком, паря, деле будто и не было твоих годов!
За Майданом остановились… Старик посоветовал свернуть в сторону и, разбившись на две части, идти справа и слева от дороги лощинами и косогорами.
— Так будет правильней, — запаливая цигарку, согласился Самарин. — Отрежем им путь отступления… уничтожим неожиданным налетом.
— Оно, конешно, это самое дело, — поддакнул Корней, — перестрелять их, гадов, а то с вёшной-то и на пашню не поедешь… коней уведут, плуги таскать станут… бандиты, они бандиты и есть.
Рукомоев внимательно поглядел на встрепанного Корнея, и в глазах его блеснула на миг веселая искра.
— Товарищи, — сказал он, — а их не успели предупредить из деревни о нашем приезде?
— Кто же? — растерялся Корней.
— Корешки-то у них, конечно, на селе имеются, — подмигнул ему Рукомоев. — Не может быть, чтоб без корешков… Как ты думаешь, старина?
- Предыдущая
- 100/207
- Следующая
