Семейщина - Чернев Илья - Страница 109
- Предыдущая
- 109/207
- Следующая
Покаля сделал все, чтоб главные активисты не были оповещены, зато избач Донской сразу же кинулся к Епихе и Корнею, и втроем они обежали все улицы…
На собрание Борисов явился рано. В читальне топилась железная печь. Было светло и уютно. Нарядно выглядели покрытые кумачом столы. На улице еще не совсем стемнело, и в окна глядел очистившийся от туч темно-синий сатин холодного неба.
У печки устало сидел избач Донской, лицо его было закрыто поднесенной близко к глазам газетой. За столом какие-то два парня резались в шашки. На полу у печки сидели несколько человек в распахнутых тулупах. Пожевывая конец округлой короткой бородки, рябоватый бойкий мужик рассказывал что-то, видимо, смешное. Борисов подсел к печке, но рассказ был уже окончен, и слушатели хохотали.
— Ну, паря Мартьян, и мастер же ты заливать, — сказал кузнец Викул Пахомыч.
— Пошто заливать? Что было, то и говорю. Слова лишнего от себя не прибавлю, — весело отозвался Мартьян Яковлевич.
— А расскажи, Мартя, как вы коней меняли.
— Нет, как вы ланись на медведя ходили.
— Как ты Еремке невесту украл, — посыпалось со всех сторон.
Борисов понял, что весельчак неистощим на побаски. Мартьян Яковлевич не заставил себя долго упрашивать:
— Нет, ребята, я вам хвакт один расскажу.
— Давай, давай! Сыпь!
— Это дело, ребята, ланись было. Помер в Хараузе один мужик. Ну, понесли. И уставщик тут… А дело в аккурат после дождичка было. Грязища! А к могилкам надо по проулку иттить… Ладно, несут. Грязь в проулке почитай по колено. Вот несут они, а один и говорит: «Вот беда-то, где же это мы его понесем?» Только это он сказал, — как вскочит покойничек, да и закричит: — Что вы, мать-перемать, несете да трясете?! Я вчерась эвон где проходил…»
Конец Мартьяновой басни потонул в густом хохоте.
— Скажи лучше, Мартьян, как ты анжинера опутал, пусть товарищ уполномоченный послушает.
Долго потешал собравшихся Мартьян Яковлевич забавными историями, и Борисов хохотал вместе с остальными.
В читальню подтягивался народ. Избач зажег еще несколько ламп. У окон глухой стеной стояла темнота…
— Товарищи, наше партийное собрание с присутствием актива будем считать открытым, — объявил наконец Василий Домнич.
В нежданно громком знакомом этом голосе, в том, как Василий окинул всех быстрым взглядом, все почуяли особую важность предстоящего собрания. Избач проворно убрал со столов газеты и шашки, чтобы никто не отвлекался. Стало тихо… Наступают решающие бои, казалось, думал каждый и будто спрашивал себя: готов ли он к этим боям?
Борисов коротко сообщил, как идут в районе хлебозаготовки… Никольское тащится в хвосте, позорит весь район, — неужели в большом селе так-то уж и нет хлеба? Актив обязан налечь на кулацкие хозяйства, пощупать их основательно…
Борисов посоветовал активистам распределить между собою работу по обследованию кулацких дворов, призвал их дружным напором смыть с села позорное пятно.
— Не бойтесь кулачья! — сказал он. — Не пасуйте перед кулацкими угрозами. Я все время буду с вами… помогать, направлять…
К столу, где сидел Борисов, подскочил Корней Косорукий. Он был лохмат, возбужден…
— Мы на сельсовете наметили вот список твердозаданцев. Все они у меня тут, твердики! — взмахнул он белой полоской бумаги. — Покаля многих хотел отвести, но мы перекричали его.
— Оно, конешно, это самое дело, надо бы и Покалю, в этот список. Пошто он не пришел? На вот, читай!
Борисов взял список, прочел всех поименно. Как обычно, Корней переборщил, и активу пришлось его осаживать. Он хмурил брови, кидался в драчливый спор, стучал по столу кулаком:
— Как то исть так?! Что вы думаете, у него хлеба нету? Это у Стигнея-то Парамонова хлеба нету? Да вы что, сдурели? Да у него еще прошлогодняя пшеница зарыта!
— Кто спорит, что заданья ему не давать. Не против заданья мы. Только цифрой, цифрой ты, паря Корней, пересобачил.
— Мы только насчет цифры…
— Цифорка-то… того… — зашумело собрание.
Василии Домнич водворил тишину, начал сам говорить, — тихо и медленно:
— Уточним давайте список, чтобы без загибов… Сперва проработаем на собрании бедноты…
После Василия слово взял избач Донской.
— Правильно! — крикнул с места Епиха в ответ на его горячую речь.
«Помощники есть, с такими не пропадешь», — подумал Борисов.
Потом выступили Епиха, Егор Терентьевич, двое из бедняков, бывшие партизаны, молодые ребята, неизменные помощники и товарищи избача Донского.
Заключительное слово уполномоченный Борисов говорил с радостным чувством: он увидел перед собой настоящих бойцов рождающейся новой деревни, — с такими можно дела делать!
Приняв план хлебозаготовительной кампании, активисты точно распределили обязанности…
Василий Домнич закрыл собрание, все поднялись бодрые, оживленные. Молодежь после многочасового сидения затолкалась, задурила. Кто-то схватил шапку Анохина Изотки и с криком: «Братишки, да мы их шапками закидаем!» — швырнул ее на полати. Изотка ловко ухватился за край полатей и легким прыжком вскочил туда… Вдруг сверху раздался его изумленный крик:
— Ребята! Человек, человек! Донской, сюда! Человек здесь!
— Где? Ты сбесился?!
— Какой человек?
— Не иначе, сдурел один!
— Не верите… получайте! — с этими словами Изотка столкнул с полатей всклоченного мужика, который, неуклюже расставив ноги, принялся тереть глаза.
Все узнали Макара, Астахина соседа, известного подкулачника. По изменившимся лицам активистов Борисов понял, что случилось что-то неладное.
— Ты, в бога-мать, как сюда попал? — стукнул кулаком по столу Епиха.
— Шпиен!
— Кулаки подослали, Астаха…
— Теперь дело дрянь! Весь план им выложит…
— И как не видали?
— Черт ли туда лазил… — раздавалось кругом. Притворившись пьяным, Макар стоял — косматый, перепуганный — и бормотал:
— Ик… я того… загулял… Выпил пол-литру, ну и зашел… Думал, дома на печку лезу… заснул.
— Врешь, гад, заперта читальня была, а в окно пьяный не заберется! — возмутился избач Донской.
— Да от него и вином не пахнет, — принюхался Изотка.
— Брешет, зараза конская! — озлился Епиха. — Что делать с ним станем?
Пока ребята шумели, Василий Домнич тихо совещался с Борисовым и Корнеем…
— Ладно, товарищи, — сказал Василий, — в панику впадать нечего. Отпустите его… Партийные пусть останутся, остальные — по домам…
4
В читальне спозаранку зажглись огни… Отсюда уполномоченный Борисов отправлял в морозную рань бригаду за бригадой. Одну вел Василий Домнич, другую — избач Донской, третью — Епиха и Мартьян Яковлевич, четвертую — Николай Самарин, пятую Корней Косорукий с кузнецом Викулом Пахомычем. Бригады выходили на загодя намеченные участки, стучали калитками бедняцких и середняцких дворов.
— Дома хозяин? — спрашивал вожак бригады для прилику: куда хозяину с утра деться.
— Дома…
И начиналась, как говорил пересмешник Мартьян Яковлевич, терка, — до того терла, упрашивала, корила и ублажала мужика бригада, что у того аж пот на лбу выступал.
— Оно и верно: стыдно нам, — сознавался в конце концов хозяин, — маленько будто и стыдно советской власти не пособить… Она к нам со всякой помочью… Ладно уж, приду.
— Обязательно приходи!
— Уговор дороже денег: молчком не сидеть.
— Да уж скажу…
Бригада отправлялась дальше…
К вечеру созвали закрытое бедняцкое собрание. Бедняки вели ебя теперь совершенно иначе, чем до сих пор. Борисов сразу заметил это. Выступали даже всегдашние молчальники, любители держаться в сторонке. С особой силой — бурно и горячо — разгорелись прения, когда уполномоченный спросил: «Кого же, по-вашему, обложить твердым заданием?..»
Одним из первых слово взял одноглазый мужик в истрепанной шубейке:
— Да вы чо, ребята? Да нешто Семену пятьдесят центнеров давать? Ему все восемьдесят надо прибухать, потому как хлеб у него есть, никуды не девался… Этот Семен есть самый что ни на есть живоглот. Вон взял у него лани Ванька десять пудов бульбы. Отпахал он ему за эту бульбу пять дён. Стали считаться — и подсчитал он Ванькину работу в рубль восемь гривен. А на другой раз Федорихину девку нанял огородину садить и за девять дён отвалил ей два с полтиной. Да што там лани и позалани, нонче у него батрачка по пятьдесят копеек в день молотила! А теперь мы их, дьяволов, жалеть будем? Они-то нас жалели али нет?.. Я кончал…
- Предыдущая
- 109/207
- Следующая
