Семейщина - Чернев Илья - Страница 176
- Предыдущая
- 176/207
- Следующая
Старый Цыган побитым псом ходил по заречью, не рисковал вовсе показываться в людных улицах.
3
Давно, с половины зимы, Ахимья Ивановна стала примечать в Никишке какую-то едва уловимую перемену. Не то что он теперь серьезнее, степеннее, перестал почти грубить отцу, — все это понятно, парень учится, набирается ума, бывает дома один раз в неделю, по воскресеньям; перемена совсем-совсем другая. Главное — Никишкины глаза. С некоторых пор в них появился тихий, ласковый свет, будто парень постоянно во власти сладостных воспоминаний. Ахимья Ивановна не верила, что такие воспоминания могла породить нелегкая тракторная наука, — о трудности ее сам Никишка говорил не раз. Смутные предчувствия томили старую.
«Уж не завелась ли у него в Хонхолое зазноба?» — спрашивала она сама себя и, словно невзначай, обращалась к сыну:
— А девок-то на курсах много?
— Хватает, — отвечал Никишка.
— И вместе учат, как в школе? — пытала Ахимья Ивановна.
— А то как же… И учимся, и в мастерской работаем… Какая разница! При советской власти — что девка, что парень… Только живем в отдельности.
— Еще б этого не хватало! Согнали бы вас в одну избу с девками — что б вышло! — чмыхал Аноха Кондратьич. — Научились бы тогда чему-нибудь!..
Все на такие слова смеялись. А Никишка краснел, как красная девица…
Раз от разу убеждалась Ахимья Ивановна в том, что Никишка влюбился… «Не иначе — на этих курсах, больше негде», — говорила она себе. Как-то она спросила его, кто, кроме Груньки, из Никольских девах обучается тракторному делу, — она-де запамятовала что-то.
— Неужто не знаешь, — изумился Никишка, — что, кроме нее, никого наших нету? Епиха сколь раз говорил… Она… разве есть у нас еще такие девки!
И, поймав на себе пытливый взгляд матери, он вспыхнул до корня волос.
«Неужто ж… Грунька?» — крайне удивленная и встревоженная, подумала старая и покачала головою…
Перед самой масленицей сомнение Ахимьи Ивановны разрешилось: да, это была Грунька!
В субботу, вечером на всю жизнь памятного ему дня, Никишка перешагнул порог родной избы с озаренным внутренним светом лицом, подошел к матери и тихо сказал:
— Скоро свадьбу играть будем. Женюсь…
— Кто невеста? — так же тихо, чтоб не слышал батька, прошептала Ахимья Ивановна.
— Ты знаешь — кто!.. Грунька!
Ахимья Ивановна не смогла скрыть охватившего ее негодования, хлопнула себя длинными руками по бедрам, загремела на всю избу:
— Эка что удумал! По всем статьям подходящая невеста! Все бы на зятьевых сестрах женились… Да этого и у православных раньше не водилось, не только у нас! Слыхом не слыхивала такого дела. Никакой уставщик венчать вас не согласится, — грех-то какой! А по годам что выходит? Она годов на пять, если не более старее тебя. Самая как раз пара!
Ничего этого не думал Никишка. Не ожидавший такой отповеди, он остолбенело застыл на месте.
Заслышав крик старухи, отдыхающий на кровати Аноха Кондратьич тревожно поднял голову:
— Чего расшумелись?
— Иди сюда, батька! — закричала старая. — Послухай сыночка…
Аноха Кондратьич нехотя поднялся, подошел к ней.
— Об чем ревешь? — спросил старик не без любопытства: Ахимья понапрасну шуметь не станет.
— Как же не реветь! Жениться на Груньке хочет. Срам-то какой! Она и без того родня нам… Как же можно такое!
Аноха Кондратьич презрительно чмыхнул:
— С ума народ посходил! И не подумай!.. Никишка вдруг озлился:
— А вот подумаю!.. Ваши старые законы — наплевать мне на них! Это раньше силком женили. Теперь — шалишь! Женюсь на той, которая мне по сердцу, а не на той, что вам люба…
— Дурья твоя голова! — заорал Аноха Кондратьич. — Ему на законы плевать!..
— Голова, так уж голова! — подхватила Ахимья Ивановна и тут же смягчилась: разве ревом чего добьешься?
— Мы супроти Груньки слова не молвили бы, — сказала она, — будь она с чужой семьи. А то ведь с нашей же! Епиха-то нам зять или не зять?
— Зять, — буркнул Никишка, — что с того?
— А вот и то: уставщик венчать откажется.
— Мне уставщика не спрашивать. По мне, хоть бы век его не было! — снова вспыхнул Никишка.
— Повернулся язык на такие слова… разбойник, чисто разбойник! — заревел Аноха Кондратьич.
— Не иначе! — мрачно улыбнулся Никишка. — Сельсовет запишет меня — и ладно…
— Запишет ли, неизвестно, — попыталась образумить сына Ахимья Ивановна. — До восемнадцати лет, сказывают, не записывает. А тебе еще не исполнилось.
— Запишут! — уверенно бросил Никишка. — А не запишут, так поживем, пока лета дойдут. В других деревнях так делают…
— Ну, упрямый! — укоризненно сказала Ахимья Ивановна.
— Да какой упрямый-то! — опять зашумел Аноха Кондратьич. — Хочет и без венчания и без записи, — да где это слыхано?! Я на порог не пущу тебя с такой женой… Блуд это — вот что!
Никишка шумно вобрал в себя воздух, дал старику накричаться, спокойно произнес:
— Нам, видать, друг дружку не переспорить. Я лучше Епиху об этом спрошу, сюда позову.
— Он ей все космы выдергает, когда узнает, — огрызнулся старик.
Но Ахимья Ивановна согласилась:
— Зови. Он то же скажет…
Она была уверена в благоразумии зятя-председателя, рассчитывала на его помощь.
— Он те скулы своротит! — напутствовал Аноха Кондратьич.
Но Никишка уже не слышал этого напутствия. Схватив шапку, он кинулся со двора, и под быстрыми его шагами в темной улице заскрипел снег.
Епиха еще не спал, Лампея убирала со стола посуду — только что отужинали.
Никишка чуть задержался у светлой щелки ставня, подумал: «Она ничего не сказала Епихе… просила, чтоб я первый старикам, а потом — ему… Значит, судьба сегодня… Была не была!» — и постучал в окно.
Его впустили в избу.
— Ты почти всегда к нам по ночи, — встретил его Епиха, — Опять поди дело? — усмехнулся он, вспомнив, как Никишка приходил советоваться осенью перед поступлением на курсы. — Опять секрет?
— Такое, брат, дело!.. — Никишка замялся: из кути вышла Грунька и, остановившись посередине избы, глядела на него с чуть приметной, подбадривающей улыбкой. У него сильно забилось сердце. — Тебя матка велела позвать.
— Сейчас? — удивился Епиха.
— Говорит: сейчас, срочно.
— Да что там у вас загорелось?
— Уж и загорелось… Там узнаешь!.. Живей собирайся! — Никишка глянул на Груньку, лицо его расплылось в улыбке…
Она поняла его взгляд: старикам сказал уже… по дороге скажет Епихе, а сейчас, на людях, никак невозможно. Она ответила ему благодарной улыбкой…
Епиха живо оделся, и они пошли.
— Ну? — закрывая за собою калитку, спросил Епиха. — Что за секрет у тебя?
Приподнятое настроение Никишки вмиг пропало, сменилось сомнением и растерянностью, — а вдруг Епиха скажет то же самое, что и старики? Что, если и впрямь никакая власть не дозволит взять в жены сестру зятя? Что тогда? Неужто навеки его Грунька останется для него чужой?.. От этой мысли Никишке стало лихо и будто душно, и он нерешительно и грустно сказал:
— Ты объясни мне… к примеру, брат и сестра и еще другие брат и сестра… могут они пожениться?
— Ты к чему это? — приостановился Епиха.
— Нет, ты скажи сначала… — схватив председателя за рукав, просительно заговорил Никишка.
— Если уж так надо, я скажу, — ответил озадаченный Епиха. — Брат и сестра, значит? И еще двое?.. По старинному закону не полагалось. При таком сватовстве старики рев подымут…
— А у православных? — подлаживаясь к хлесткому шагу Епихи, поникшим голосом спросил Никишка.
— У православных тоже, — отрубил тот. — Но все же легче. Слыхал я как-то, что с разрешения архиерея таких венчали… А у нас— беспременно родня, старики заревут…
— Да уж и заревели, — сказал воспрянувший духом Никишка.
— Заревели? Да кого ж они не согласны поженить? Неужто-тебя? С кем? — соображая сказанное парнем, воскликнул Епиха.
- Предыдущая
- 176/207
- Следующая
