Князь Трубецкой - Золотько Александр Карлович - Страница 11
- Предыдущая
- 11/53
- Следующая
Тело француза дернулось, зубы стиснули ладонь Трубецкого и разжались. Князь оттолкнул сержанта от себя и встал на ноги.
В сенях что-то гремело.
— Чтоб тебя!.. — простонал ротмистр. — Как мне это все… Чтоб тебя…
— Поляки… — прохрипел, задыхаясь, Трубецкой. — Поляки…
— Сам… сам знаю… — Ротмистр толкнул чем-то Трубецкого. — В сторону, князь! На ту сторону двери…
Трубецкой увидел, что в щели под дверью мелькнул оранжевый отсвет — кто-то из поляков принес факел. Трубецкой стал около двери, прижавшись спиной к стене.
— Пан капитан! — крикнули из-за двери.
Судя по голосу — старший из братьев.
— Да… — ответил Трубецкой по-французски. — Русские пытались бежать…
— Помочь, пан капитан?
Трубецкой на секунду задумался: звать? Сказать, что помощь не нужна? Что поляки примут, а что их насторожит?
— Мать твою! — заорал вдруг ротмистр. — Курва французская! Я тебя! За князя! Мальчишку убил, лягушатник…
Дверь распахнулась, на пороге стоял Стась с пистолетом в правой и факелом в левой руке.
— Пан капитан…
Трубецкой замахнулся саблей от левого плеча, но ротмистр успел раньше. Стоя на коленях у самого порога, он не ударил, а ткнул, сунул клинок сабли мальчишке прямо под кушак. И, вставая на ноги, распорол тому живот.
Стась замер, слабо вскрикнув, ротмистр взял у него из руки пистолет и оттолкнул тело в сторону, припечатав выпавший факел ногой к полу. Снова стало темно.
— Нет… — крикнул Чуев и через несколько мгновений повторил, но уже гораздо тише. — Нет…
Захрипел жутко, словно горлом у него пошла кровь.
Трубецкой двинулся вслед за ротмистром через сени к выходу.
Перед самой дверью гусар замер, и Трубецкой натолкнулся на него.
— Что-нибудь по-французски… — прошептал Чуев. — Как бы не стрельнули…
— Жан! — негромко крикнул Трубецкой. — Открой дверь… Тут дышать нечем…
Ротмистр толкнул князя в сторону от дверного проема, сам упал на колено и толкнул дверь.
Оба поляка стояли перед крыльцом, Збышек навел свой гигантский кавалерийский пистолет левой рукой, в правой была сабля. Штефан целился из штуцера. Фигуры были едва различимы в неверном свете факелов, падающем из открытой двери конюшни.
Ротмистр выстрелил.
Вспышка на мгновение ослепила Трубецкого, и он не рассмотрел, попал Чуев или нет. Через секунду грянул выстрел в ответ, пуля ударила в притолоку.
— Вперед! — крикнул ротмистр, выкатываясь из двери.
Второго выстрела не было, кто-то из поляков не выстрелил сразу и теперь вполне мог всадить пулю в подбегающего противника.
Под ногами скрипнули ступени крыльца, одна доска просела, и Трубецкой чуть не упал, с трудом сохранил равновесие.
— Мальчишку бери! — крикнул ротмистр, бросаясь на Збышека. — Мальчишку…
Сталь лязгнула о сталь, краем глаза Трубецкой заметил искры, отлетевшие в стороны от ударившихся клинков, но князю было не до того — Штефан собирался стрелять. Ствол штуцера он почему-то перед этим опустил, а теперь медленно поднимал оружие навстречу набегавшему Трубецкому. И делал он это почему-то одной рукой — правой.
Наверное, пуля все-таки задела его левую руку, мелькнуло в голове Трубецкого. Нет, не успеешь… не успеешь…
Штефан выстрелить и не успел, смог только подставить ствол штуцера под удар сабли, рывком отвел ее в сторону, отступил. Парень не запаниковал, не струсил, просто штуцер был слишком тяжел, чтобы управляться с ним одной рукой.
Трубецкой ударил снова, и снова клинок скользнул по стволу штуцера. Штефан отпрыгнул, уронил штуцер на землю и одним отработанным движением выхватил из ножен свою саблю. И сразу же ударил слева направо, наотмашь. Трубецкой отбил удар, ушел в сторону, ударил в свою очередь, не попал — лезвие свистнуло над самой головой пригнувшегося поляка.
Словно огнем коснулись левой руки, над локтем — Штефан умудрился ударить два раза подряд, а Трубецкой позорно прозевал этот выпад, отскочил назад, пропуская очередной удар перед собой.
Парень неплохо фехтовал, сабля летала в его руках, меняя направление ударов, перетекая из хлестких взмахов в резкие выпады.
Все вокруг исчезло для Трубецкого, ничего вокруг больше не было — только клинок, вылетающий из темноты, и серый силуэт противника на черном фоне леса. Удар-удар-удар-удар-удар… Рука начинала неметь, пальцы, сжимавшие рукоять, теряли чувствительность, запястье на каждое движение отвечало тупой болью — князь, похоже, не был заядлым фехтовальщиком, не особо утруждал себя упражнениями. И теперь… удар — отскок — уход в сторону — удар… и теперь за это придется расплачиваться новому обитателю тела… и… наклон-выпад-уход-наклон… черт-черт-черт… Снова лезвие чужой сабли скользнуло по руке Трубецкого, неглубоко, но ощутимо…
Трубецкой закричал, опускаясь на колено, выругался со стоном и опустил саблю.
Штефан что-то выкрикнул, бросился вперед, замахнулся — он слишком хотел убить своего врага. Слишком хотел, забыл о старом правиле, о том, что тяжелораненого врага добивать не нужно, достаточно выждать, когда тот истечет кровью сам. Ему об этом неоднократно говорил Збышек, и отец многократно повторял, но этот московит, который, возможно, убил брата, подставился под удар, к тому же пуля пробила Штефану левое плечо и срочно нужно было перевязать рану… И московит опустил оружие и склонил голову, словно на плаху… одним ударом все можно закончить… одним ударом…
Штефан ударил. Сверху вниз, заходя чуть справа от коленопреклоненного московита. Отблески света из конюшни освещали открытую беззащитную шею. Удар — но рука вдруг замерла в воздухе, Штефан рванулся, но русский держал крепко, его пальцы сомкнулись на правой руке парня, чуть пониже запястья.
— Нет… — вырвалось у поляка.
И огненный клинок коснулся его правой подмышки, рассек плоть, разрезая мышцы и сухожилия.
Глаза московита перед самым лицом. Огонь, горящий в его зрачках. Его дыхание на лице.
Трубецкой широким движением от левого плеча почти отсек руку поляка, оттолкнул его и ударил по лицу, крест-накрест, толкнул ногой, воткнул саблю в грудь уже падающего, отпустил рукоять и обернулся к ротмистру.
Тот отступал к дому, с трудом отражая удары старика. Гусар уже не ругался, только тяжело дышал. Искры отлетали от клинков сабель, быстро гасли в полете. Чуев пока еще держался, но такой темп долго не выдержать, кто-то из противников скоро не сможет работать в таком темпе и допустит всего одну ошибку…
Трубецкой поднял с земли штуцер, тронул пальцем курок, проверяя, взведен ли, шагнул вперед, приставил ствол к голове поляка и выстрелил так, чтобы случайно не задеть Чуева.
Кремневое оружие очень капризно, после того как Штефан выронил штуцер на землю, тот вполне мог не выстрелить — порох с полки мог осыпаться, мог вылететь кремень из замка, и тогда выстрела бы не получилось… Трубецкой был готов к этому, был готов отскочить в сторону и ударить штуцером как дубиной.
Но штуцер выстрелил.
Грохот, слепящая вспышка, звук падения тела на землю.
— Господа бога… душу… — пробормотал ротмистр, опускаясь на землю. — Совсем меня этот старик… совсем уже почти…
От выстрела волосы на голове мертвого Збышека загорелись, несколько огоньков поползли по прядям, отражаясь в черной крови, вытекающей из проломленного пулей черепа.
Ноги поляка дергались, словно тот пытался ползти к своему врагу, чтобы продолжить схватку, пусть без оружия — вцепиться зубами в глотку. Пальцы разжались и царапали рукоять выпавшей сабли.
Ротмистр лег на спину и тяжело дышал, пытаясь восстановить дыхание. Трубецкой присел рядом, опершись на штуцер.
— Как-то вы… как-то вы, господин ротмистр, не слишком ловкий фехтовальщик…
— Так то ж поляк… Их же… их же с детства… Лучшая конница в мире… раньше была… — Ротмистр сел. — Да и как мы рубимся… Сшиблись, ударили раз-другой, разлетелись… Снова сшиблись… В седле ведь не пофехтуешь… когда в строю… да.
Сзади донесся стон, Трубецкой оглянулся — Штефан пытался встать, перевернулся на живот, подтянул ноги. Обе руки его были ранены, обильно текла кровь, но парень упрямо пытался встать.
- Предыдущая
- 11/53
- Следующая
