Тайна древлянской княгини - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 28

• Предыдущая
• 28/91
• Следующая

– Да он покрыт, они не увидят! – Воята усмехнулся. Он вовсе не корил себя за то, что любит сестру сильнее положенного, хотя понимал, что другим незачем об этом знать.

– Я тут задумала кое-что, – шепнула Предслава, обшаривая взглядом избу и стараясь убедиться, что в темном углу на краю лавки никто не задержался.

– Я тоже кое-что задумал! – с готовностью подхватил Воята.

– Я не про это! – Предслава нахмурилась, одновременно подавляя невольную улыбку.

– А жаль! Тогда про что?

Предслава прикусила губу, не зная, как сказать. Эта мысль у нее возникла вчера, когда Яромила показывала ей аксамиты и паволоки в своем ларе.

– Постереги в сенях. Мне тут надо сделать кое-что, пока в избе никого нет. Поискать кое-что, – пояснила она в ответ на его вопрошающий взгляд. – У меня в Коростене пропажа случилась… Может, я дура бессовестная, что на родню думаю, но… а вдруг?

Предславу не оставляла мысль, что тот, кому была выгодна смерть Володыни, мог ведь и руку к этому приложить. А все нити сходились к Ольгу. Ей хотелось бы, чтобы виновным оказался покойник Крепимер или кто-то из его родни, но… Она не могла забыть взгляд, который на нее вчера бросил Ольг – как на меч, хорошо послуживший в бою.

– Я тогда лучше снаружи у дверей встану, – сказал Воята. – А то под заволоку притащится кто – из сеней не увижу. Тебе долго?

– Не знаю. Но тут… – она бросила взгляд на большие лари княгини, рядком стоявшие у стены, – работы много.

– Помочь чего?

Предслава подошла к самому старому ларю – тому, что Яромила шестнадцать лет назад привезла с собой из Ладоги. Его легко было узнать и по резьбе, в которой сразу виднелась рука вуя Велема, великого умельца резать по дереву, по варяжским узорам в виде змеев и по полукруглой крышке северного образца: у двух остальных, изготовленных уже здесь, в Киеве, крышки были шатром.

– Простите меня, чуры и пращуры, – попросила она, положив ладони на крышку. – Может, я понапрасну на вуйку думаю, но, пока не проверю, не будет мне покоя. Не гневайтесь: чужого ничего мне не надо, только свое хочу отыскать.

Она осторожно сняла шелковое покрывало с золотой вышивкой, свернула, переложила на соседнюю скрыню, а Воята поднял тяжелую крышку. Предслава кивнула в благодарность, и он быстро вышел, миновал сени, прикрыл за собой обе двери и встал перед избой с самым беззаботным видом. Даже песню запел, как полагалось в это предсвадебное утро:

Его голос отчасти долетал до Предславы сквозь отодвинутую заволоку и тем самым подбадривал, и все же у нее дрожали руки, а сердце так колотилось, что она едва сумела поднять и вытащить первое платье из зеленого самита, лежащее сверху: широкое, с короткими рукавами, вышитое серебряной нитью. Едва ли она могла бы волноваться сильнее, если бы даже собиралась что-нибудь украсть. В маленьком отделении лежали ларчики с украшениями княгини, иголки, воткнутые в мотки шерсти, какие-то маленькие мешочки; поднимался дивный запах трав. Стараясь как можно меньше тревожить чужие вещи, Предслава ощупала мешочки: то, что ей нужно, она узнает. Здесь этого не было, и пришлось приступить к большому отделению. Оно было так плотно заложено косяками тканей, одеждой и разными покрывалами из греческих шелков, что Предслава и не надеялась когда-нибудь добраться до дна; но приходилось торопиться. Кто-нибудь из обитателей избы мог вернуться в любой миг.

Воята допел песню до конца и теперь насвистывал ее без слов. Вид у него был самый спокойный и праздничный, но тем не менее он не выпускал из виду двор и постройки. Княжья баня уже вовсю испускала пар, оттуда едва ли кто сейчас побежит в избу. Разве кто-то из женщин вернется…

В воротах показалась девичья фигурка в лисьем кожухе, покрытом греческим шелком, из-под теплого платка виднелось шелковое же красное очелье, вышитое золотой нитью – богато, сразу видно княжью дочь. Это оказалась Заряла. Чего ей тут делать? Воята знал, что она живет не здесь, а со своей матерью аж на соседней горе, в бывшей воеводской избе, оставшейся от матери Белотура.

Девушка направлялась явно к Ольгову жилищу, но, увидев у дверей Вояту, слегка переменилась в лице, сбилась с шага, однако тут же гордо вздернула нос и продолжила путь. И сделала вид, будто крайне удивлена, когда Воята, все так же спокойно, шагнул вбок и заступил ей дорогу.

– Дай пройти! – настойчиво потребовала Заряла, будто он мог не понять, что ей нужно в дом.

Воята помотал головой.

– Что-то ты, девушка, невежливая, – обстоятельно заметил он. – Невежливая, неприветливая, суровая. Не поклоняясь, здрасьте не сказавши, уже в дом идти хочешь.

– С тобой, что ли, здороваться? – Заряла отступила на шаг и нахмурилась, при этом меряя парня с ног до головы изумленно-пренебрежительным взглядом, точно с ней заговорил воротный столб и еще требует приветствия!

– А чего же не со мной-то? Я ж ведь человек, не пес дворовый, не волк лесной! я вот с тобой здороваюсь. Здравствуй, красна девушка, ясна зорюшка, брови куньи, походочка лебединая.

– Здравствуй, – коротко и язвительно отозвалась Заряла. – А теперь дай пройти. Что встал-то у двери, будто в самом деле пес!

– Сразу тебе и пройти? – Воята недоверчиво покрутил головой. – Голова без поклона, руки без подноса[13] – и сразу пройти? Так дела не делаются. А куда это ты держишь путь-дороженьку? – так же обстоятельно и ласково продолжал он, по-прежнему загораживая спиной дверь. Вероятно, Предслава услышит их голоса, но ей ведь нужно время, чтобы все привести в положенный вид.

– Кто много знает, тот быстро состарится!

Заряла хмурилась и даже притопнула в досаде, жалея, что не может силой негодования сдвинуть его с места. Все эти дни, в ожидании свадеб сначала брата, потом сестры, она пребывала в дурном расположении духа, а Воята еще вчера ей не понравился: раздражал его вызывающий вид, уродливый шрам на подбородке, серые глаза, глядевшие на нее с веселой издевкой, будто ее досада его забавляет и он злит ее нарочно. И особенно Зарялу раздражал его северный выговор. Она не любила все, что исходило из Ладоги, а этот «варяг» был просто воплощением всего того, что мешало ей жить. Понаехало этих варягов, проходу от них нет! Не слишком разбираясь в многочисленной ладожской родне княгини, Заряла считала Вояту сыном Велема: она ведь сама вчера слышала, как воевода называл его сыном, да и на глаза ей они в основном попадались вместе. Они и впрямь, по внешности, речи и всем привычкам, были похожи, как ближайшие родичи, так что ошибиться было немудрено.

– До старости мне еще далеко, а ведь я знаю, что живешь ты не здесь. Чего забыла-то? – перестав прикидываться кощунником, спросил он.

Но если его подчеркнуто вежливые речи причиняли Заряле досаду, то и теперь он ей понравился не больше. А его и правда забавляло ее раздражение, смешанное со страхом: он видел, что она боится его и злится на себя из-за того, что боится. И чем сильнее она храбрилась, тем сильнее его тянуло ее пугать, будто проверяя запасы храбрости.

– Мне нужна княгиня коростеньская, Предслава, – через силу пояснила она, понимая, что иначе ничего не добьется. – Если пустить не хочешь, то хоть позови ее.

Но Воята снова покачал головой:

– Ее там нет. Может, я вместо нее подойду?

– Не подойдешь! – отрезала Заряла, не веря, что Предславы нет в избе: куда та могла деться?

– Может, все-таки подойду? – настаивал Воята, с намеком улыбаясь и придвигаясь ближе.

• Предыдущая
• 28/91
• Следующая