Тайна древлянской княгини - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 30

• Предыдущая
• 30/91
• Следующая

– Расскажем… наверное. Но не сейчас.

Воята был прав. Князь Ольг, такой любезный с родней жены, на самом деле оказался опасен, как истинный змей. И сколько бы раз Зверя Забыть-реки ни изгоняли, он снова находил щелку, чтобы высунуть свою черную голову в явь Предславиной жизни.

Глядя в серые решительные глаза Вояты, Предслава подняла руку и погладила его кривой шрам на подбородке. Как она боится своих чувств к нему – более горячих, чем сестре положено питать к брату, стыдится того, что хотя бы в помыслах они оба преступают родовой закон… А выяснилось, что их знатные и уважаемые старшие родичи, опора и пример, уже много лет виновны в гораздо худшем нарушении того же закона. На кого теперь опереться, кого почитать? Кому верить?

– Я верю только тебе! – в отчаянии призналась Предслава и прижалась лицом к его плечу.

Воята вздохнул и накрыл ладонью ее голову. Открытие потрясло его чуть меньше, но и он не ждал такого предательства от кровной родни.

– Ну… вуй Велем тоже мужик надежный, – из чувства справедливости и с глубоким убеждением сказал он наконец. – Наши ладожские вообще… совсем не то, что эти киевские. Поедем с нами в Ладогу, а?

Благодаря хитроумию князя Ольга в этой свадьбе все так перепуталось, что ни один злыдень, задумавший кого-то или чего-то сглазить, не уразумел бы, как взяться за свое пакостное дело. Жених, Свенельд, должен был войти в род и дом невесты, но свадьбу играли в его доме, как будто невеста входит в его род. Отдавали Людомилу из дома Ведицы Дировны, где она жила эти четыре года, а единственной представительницей невестиной родни, Мстиславичей, была вдова брата – и она же сестра жениха, княгиня Предслава.

До передачи жениху невеста «умирает» для своего рода и своих чуров – здесь присутствие Предславы не могло ей повредить, наоборот, было уместно. Увидев невестку, Людомила усиленно начала причитать, жаловаться «матушке» на свою горькую участь, а значит, ее желание поняли правильно. На самом деле горевать Людоше было нечего: в отличие от обычных невест, которых замужество разлучает с домом, чурами и матерью, она к ним возвращалась. Но все шло обычным чином полян и деревлян, которые все вели свой род от старинного племени дулебов: невеста идет к жениху, а не наоборот, и ей полагается причитать. И если что-то не так, то тем успешнее будут сбиты со следа разные злыдни.

Добравшись до двора Ведицы, где снаряжали невесту, Предслава уже настолько взяла себя в руки, что сумела сосредоточиться на свадебных делах, а если она была взбудоражена и взволнована, так и все вокруг находились ровно в том же состоянии. А ее наполняло такое чувство, будто она вновь, как после смерти Володыни, потеряла близких людей, тех, в ком привыкла видеть опору и основу всей своей жизни. Ну да, Воята прав, вуй Велем ни при чем, как и вся ладожская родня. И стрый Белотур, конечно, тоже. Про родителей и думать нечего: ни за что они не отдали бы ее в Коростень, если бы знали Ольговы замыслы, и пусть он хоть ратью идет! Своего отца, Аскольда, она совершенно не помнила, но отчим, Волегость, растил ее с четырех лет и относился как к родной. Ольга киевского он почему-то с давних пор недолюбливал, и Предслава знала, что в свое время ее матери пришлось долго уговаривать мужа принять сватовство, поддержанное ее сестрой-киевлянкой. И вот оказалось, что отчим был прав, не ожидая от Ольга ничего для них хорошего, а мать напрасно полагалась на любовь своей родной сестры!

И все же, хоть испорченная лелёшка лежала у нее за пазухой, Предславе трудно было поверить, что вуйка Яруша оказалась на такое способна. Старшую дочь воеводы Домагостя любили и почитали все в роду без исключения. В юности она была Девой Альдогой – богиней Лелей волховских словен, старшей дочерью старшей дочери рода Любошичей, первой носительницей благословения богов в этой земле. Добрая, мудрая, любящая, ласковая, хотя и несколько сдержанная в обращении женщина, она могла дать совет по любому житейскому делу и в то же время всегда имела такой вид, будто какой-то своей частью находится не здесь. И как могла она, носительница и хранительница родовых законов, покровительница целых племен, основательница нового княжеского рода, так поступить с дочерью своей родной сестры? Это не укладывалось у Предславы в голове. Может, все это натворили какие-то неведомые враги – но как тогда лелёшка оказалась в ларе княгини? И почему оставалась испорченной, хотя Яромила, как никто другой, способна поправить беду? Не могла же она не знать, что лежит у нее в ларе!

Но говорить и даже думать об этом было не время. Избу Ведицы уже украсили к свадьбе: все лавки покрыли медвединами, все оконные косяки и стены увешали длинными рушниками – рукодельем невесты, так что бревенчатые стены совсем скрылись за белым полотном с красной вышивкой. Здесь толкались девушки – подруги Людоши. К приходу Предславы ту уже привели из бани и пришла пора заплетать ей высушенную косу – в последний раз по-девичьи.

Честь эта досталась Предславе.

завела Людомила, когда она вошла. Говорить обычной речью невесте не полагалось, но Людоша была достаточно сведущей девицей – ведь ее растила сама княгиня Яромила – и знала обычай до тонкости. Это была девушка не так чтобы красивая, но миловидная: невысокая, с очень светлыми волосами и слегка курносым носом.

И все девицы, которым опять же по обычаю в невестину баню подавалась медовуха, отвечали исступленным воплем, будто их любимая подруга умирала у них на глазах. И каждая в душе не могла дождаться, когда ее вот так же будут провожать «на Тот Свет», откуда она вскорости возродится во всем блеске женского убора молодухи.

Ответив как положено, Предслава взялась за гребень. Поскольку невеста лишилась отца еще во младенчестве, а ее мать больше замуж не выходила, то и косу ей полагалось плести только до половины – но как плести! Самым причудливым и хитрым образом, из множества искусно перевитых прядей, так называемую «бесчисленку», чтобы тому, кто станет ее завтра расплетать, пришлось изрядно потрудиться!

Сняв очелье с невестиной головы, его под пение передали Заряле. Предслава было удивилась: обычно ленту или очелье с головы невесты получает «по наследству», вместе с девичьей волей, маленькая девочка, которой только предстоит войти в круг невест, а тут здоровая девка!

– Это чтобы побыстрее ей найти жениха! – шепнула Придиса, заметив ее недоумевающий взгляд. – Зарялка тоже замуж хочет, аж неймется, а все никак… Уж и в бане Людоша ее одну веником и хлестала, чтобы поскорее, пусть хоть очельем утешится.

– Да не сказать, чтобы ей добры молодцы нравились. – Предслава улыбнулась, мельком вспомнив, как сердито Заряла смотрела на Вояту. Уж если той даже такой парень не по нраву, то кого же тогда надо?

– Да ей не угодишь! – подтвердила Придиса. – Ей только князя подавай, кагана козарского, кейсара миклагардского!

– Потому и не отдают ее, что кейсар не едет? – Предслава усмехнулась. – Князь ведь был в Миклагарде – что же ей не привез?

Придиса и девушки поблизости покатились со смеху. Заряла обернулась, и Придиса шикнула на подруг.

– Рано ей замуж – она как дитя, все с лелёшкой носится, – фыркнула Утица, дочь жреца Обрада.

– С какой лелёшкой? – Предслава вспомнила свою, лежащую за пазухой, и снова содрогнулась.

– Да от матери ей досталась, – пояснила двоюродная сестра Утицы, Унерада. Отец ее был козарин, и она уродилась довольно смуглой, с чуть раскосыми глазами, что придавало ей удивительную прелесть. – Говорит, что дух ее бабки, волхвы Зарялы, в лелёшке живет, и она ее кормит, с ней советуется.

• Предыдущая
• 30/91
• Следующая