Перст судьбы - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 66

• Предыдущая
• 66/89
• Следующая

— Знала, батюшка. — Яромила смиренно опускала глаза, но лицо ее оставалось таким же довольным. — Богиня сказала мне.

— Так зачем ты все это затеяла? Сказала бы «нет», и люди бы не знали, а Вестима я бы уж утешил как-нибудь… Зачем было до каравая дело доводить?

— Если бы я не согласилась обручиться с другим, Одд Хельги не поспешил бы сюда так скоро. Огонь не загорелся бы.

— Какой еще огонь?

— Высокое Пламя Халоги, указывающее ему путь.

— Э! — Домагость безнадежно махнул рукой, не надеясь разобраться в волховских хитростях, и сел к столу. Буря унялась. — Вот уж истинно вы парочка, баран да ярочка. Оба чудные, и не поймешь вас. А с Вестимом я теперь как объясняться буду? С товаром я что делать буду? Кто наших бобров и куниц в греки повезет?

— Зятек любезный явится — спроси, — посоветовала Милорада.

Одд Хельги не замедлил явиться в тот же день. Теперь на нем была шелковая рубаха с золотым шитьем, только не красная, как раньше, а зеленая, пояс и перевязь в серебряных бляшках, красные ноговицы и крупный золотой браслет, памятный по его прошлым посещениям. Домагость смотрел на него со смесью гордости и досады. Все-таки это был настоящий варяжский князь, потомок древних конунгов, прославленный подвигами, не далее как три года назад избавивший Ладогу от напасти в лице Игволода Кабана, — отдать за него дочь было честью даже для воеводы и правнука словенских князей. Но нет бы ему посвататься как положено, да три года назад, а не устраивать тут целое игрище людям на потеху!

— Ну что, зятек, будешь себе избу строить? — спросил его Домагость, когда принесли пиво и пироги с рыбой. Велем в Корочун привез из полянской земли много зерна, поэтому хлеб и пироги у воеводы теперь не переводились даже в голодную весеннюю пору. — Куда жену молодую поведешь? Надо еще теперь вече собирать или хоть старейшин, решать, где тебе жить. Пусть ты мне и родич будешь, но князя к себе чужого могут и не пожелать люди. Скажут, чтобы другое место себе искал под жилье.

— Не ты ли говорил, что твою старшую дочь нельзя разлучать с землей Альдейгьи? — улыбнулся Хельги.

— Говорил…

— И моего близкого родича, Хрёрека сына Харальда, вы ведь уже приняли и позволили жить среди вас.

— Вот и скажут люди: налетело князей русских, точно мурашей наползло, многовато нам будет!

— Пусть в Любошин идут жить, — подсказала из угла Велемила и хихикнула. — Самое для них место.

— На свете много земли, и кому об этом знать, как не мне? — Князь Ольг слегка повел плечами, давая понять, что место себе он уж как-нибудь найдет. — Но я хотел поговорить с тобой о некоторых других делах. О тех трудностях, в которых я отчасти виноват. С Вестмаром сыном Халльварда я сам обсужу, каким образом я могу возместить ему невольно причиненную мной обиду. А у тебя я хотел узнать вот что. Мой племянник Хакон сын Хрёрека сказал, что одна из сестер моей будущей жены уже замужем, а вторая обручена. И что оба эти человека — знатные и могущественные конунги. Один из них живет в Кенугарде, а другой в Плескове.

— Да, это верно.

— Поскольку скоро мы окажемся в близком родстве, я предпочел бы познакомиться с ними получше, чтобы знать, чего мне ожидать от этого родства.

— Чего ты ожидаешь, не знаю, а мы ничего, кроме хорошего. — Домагость окинул взглядом избу и все, что появилось в ней благодаря родству с Аскольдом полянским.

— И все же я должен увидеть своими глазами, что они за люди, и убедиться, что это родство послужит к моей чести.

— Вольгу ты уже знаешь, — напомнил Велем, за которым Милорада послала, когда явился знатный гость. — Против Иггвальда вместе сражались, не помнишь?

— Тогда еще был жив его отец, а теперь он сам, как я понял, стал конунгом в своей земле. Получив власть, люди меняются. Я хотел бы съездить к нему. А после того думаю повидаться и с мужем другой твоей дочери, который живет в Кенугарде. Если у тебя есть к нему какие-то поручения, я с радостью их исполню.

— Поклон передай… — начал Домагость. Он сидел несколько мрачный: ему не понравилось намерение Одда оценивать, достаточно ли хороши его будущие свояки, будто сам Домагость мог набрать дочерям в мужья всякую дрянь!

— Постой, батюшка! — Велем оживился. — У нас с Киевом дела торговые ведутся, да мне самому в это лето недосуг будет ехать. Не свезешь ли товар заодно? Лучше в Корсунь, но если не выйдет, то и в Киеве распродать можно. Не облапошат тебя купцы козарские?

— Не сомневайся! — Одд будто невзначай положил на стол руку, украшенную широким золотым браслетом искусной работы, намекая, что умеет вести дела и приобретать богатство. — С удовольствием помогу вам. Я готов отправиться в путь в любое время, но если будет на то ваше желание, останусь в Альдейгье, пока мой родич Хрёрек не вернется со своей новой дружиной, чтоб обеспечить вашу безопасность.

— Вот ведь хитрый синец! — рассуждал Домагость, когда Одд ушел. Стоя посреди избы, воевода оглядывался, будто не был уверен, у себя ли дома находится. — Вот ведь умеет словесами оплести! Будто видит, что у меня на уме, и сам вперед меня говорит! И дня здесь не пробыл — откуда он все знает?

— А откуда он знал, что Ярушка замуж собралась? — подсказала Велемила. — Он, батюшка, человек не простой!

— Не рано ли ему куниц наших доверять? — сомневался Доброня. — С такими трудами добыли, а тут вон, явился, как из воды выскочил!

— Мы ему, брате, кое-что подороже доверить собираемся! — Велем обнял за плечи Яромилу. — Лучше уж бобров для начала — а там видно будет.

Одд приходил еще не раз и подолгу беседовал с Домагостем и его сыновьями. Он хотел знать все о Киеве и Корсуне, о чудском походе и собранной дани, о договорах, заключенных с чудской старейшиной. В общих чертах он уже знал об этом от Хакона, но его занимали все мелочи. Особенно подробно он расспрашивал об условиях договора князя Аскольда с греками.

— Значит, словенские торговые гости могут приезжать в Корсунь и покупать там некоторые товары, только не самые ценные ткани? Но в городе они живут за свой счет? И взамен князь Аскольд обязуется не пропускать через свою землю дружины руси, если норманны опять попытаются ограбить Миклагард, как это было при его отце, конунге Ульве Звере? Как, любопытно, он собирается выполнять свою часть договора? У него богатая земля и он может содержать большую дружину?

— Земля у него урожайная, теплая и богатая, — отвечал Велем, побывавший в Киеве уже три раза. — Урожаи с нашими не сравнить, и всякое жито, и всякий овощ там растет хорошо. И рыбы в Днепре полно, и зверя в лесах.

— Его земля велика?

— Нет, не так чтоб слишком. Вдоль Днепра его земля лежит, на горах, как сами поляне говорят. С востока их Саварянь подпирает, с запада Деревлянь, и все, дерева особенно, норовят кусок у них отхватить. Князь Аскольд тем и живет, что ухитряется Деревлянь с Саварянью ссорить и тем от них обоих уберегаться. Главное богатство его — Днепр, то, что живет он на перекрестке путей торговых. По Десне к нему из Саваряни едут, по Теререву — из Деревляни, и все это к Киеву близко. А оттуда к грекам прямая дорога. Если бы не войны эти — такое бы богатство там собиралось! Только вот пороги днепровские ниже Киева — хуже наших волховских. Печенеги их стерегут.

— Но если отсюда, с севера, из Восточного моря, какой-нибудь конунг с большой дружиной снова пойдет вниз по Днепру — как конунг Аскольд собирается ему помешать?

— На этот счет у него с нами договор. Мы помешаем. А он за это дает нам с греками торговать и наших гостей в Киеве на своих хлебах держит. Родичи ведь мы ему, как иначе?

— А у будущего мужа твоей младшей дочери, конунга Вольгаста, есть с ним такой же договор?

— Нет. — Домагость и Велем переглянулись, удивленные этой мыслью.

— Но почему? Через Плесков тоже может явиться вождь с большой дружиной, ведь там тоже дорога в Восточное море. Или конунгу Вольгасту не нужно серебро и все прочее?

— Да и ему бы надо… — признал Велем. — Да он…

• Предыдущая
• 66/89
• Следующая