Сохраняя веру (Аутодафе) - Сигал Эрик - Страница 20

• Предыдущая
• 20/107
• Следующая

Твоя Д.

P.S. Мне сказали, что в Иерусалиме, во Всемирном альянсе молодых христиан, есть отдел писем до востребования, для тех, кто путешествует. Если сможешь, пожалуйста, напиши мне туда. Если, конечно, сам захочешь».

Ему вдруг показалось, что вот наступил главный момент его жизни, он оказался на перекрестке двух дорог, и каждая ведет туда, откуда нет возврата.

У Тима было ощущение, что устами епископа Господь дает ему знак — отрекись от мира.

А разве у него есть выбор?

Он принялся рвать письмо.

Выбросив клочки бумаги в ближайшую урну, Тим зарыдал.

Дебора могла бы проспать всю жизнь. Более того — в то первое утро в доме ребе Шифмана она предпочла бы никогда вновь не просыпаться.

В половине шестого утра пятилетняя девочка в соседней кровати начала плакать и звать маму.

Через несколько минут на пороге возникла сонная Лия в линялом халате и, глядя на Дебору, с укором сказала:

— Ты что же, не могла ее успокоить?

Дебора остолбенела.

— Да я даже не знаю, как ее зовут!

Жена раввина оглядела девочку.

— Что случилось, Ривка? — спросила она.

— Намочила постель… — испуганно пропищала та.

— Как, опять?! Ты понимаешь, что простыни на деревьях не растут? Вставай и иди помойся!

Пристыженная девочка повиновалась и направилась к двери.

— И не забудь отдать свою одежду Деборе! — крикнула мать ей вслед.

«Мне? — подумала Дебора. — И что я должна сделать с мокрой детской пижамой?»

Вскоре она узнала что.

— Когда снимешь белье, проветри ее постель, — как ни в чем не бывало скомандовала миссис Шифман. — И обязательно прополощи простыни, прежде чем стирать. Только машину не включай, если она еще не полная. Электричество денег стоит!

Дебора, конечно, и сама намеревалась помогать хозяйке в домашних делах. Но это уже было нечто большее, чем «помощь».

В полусне она принялась стягивать с детской кровати белье, и тут проснулась вторая девочка, лет трех с половиной. Малышка обратилась к ней на идише:

— Ты кто?

— Меня зовут Дебора. Я приехала из Нью-Йорка.

— А-а… — протянула та. Известие о дальнем перелете явно не произвело на нее впечатления. У Шифманов часто гостили люди со всего света.

Еще не вполне проснувшись и оттого поеживаясь и с трудом переставляя ноги, Дебора натянула халат, собрала грязное белье и отнесла его в конец коридора, где под окном с закрытыми жалюзи в узкий простенок была втиснута стиральная машина. Она набрала воды в таз, замочила белье и направилась в ванную. Было так же холодно, как накануне ночью, и Дебора подумала, уж не экономят ли Шифманы и на отоплении тоже.

Ванная оказалась занята, к тому же под дверью стояли в очереди два мальчугана.

Сыновья Шифманов, с бледными мордашками и ввалившимися глазами, имели еще более изможденный вид по сравнению с сестрами. Дебора поздоровалась, но ее словно и не заметили.

К тому времени, как подошла ее очередь, горячая вода кончилась, и она, насколько смогла, тщательно вымылась холодной, после чего быстро оделась и пошла в столовую.

Шифманы всем семейством уже сидели за столом. Отец изучал утреннюю газету, дети ели белые тосты с джемом — а кто-то, наоборот, капризничал и отказывался есть. У Лии на коленях сидел еще один малыш.

Ребе Шифман молча кивнул в ответ на ее приветствие и, как показалось Деборе, сердечно пригласил к столу:

— Угощайся. Кофе на кухне.

Она робко улыбнулась, взяла себе ломтик хлеба и, быстро проговорив благословение, с жадностью съела.

Видя, как она отрезает и намазывает себе еще два куска, ребецин Шифман сделала замечание:

— Не будь такой хазер[15]. Подумай о других!

— Ой, прошу прощения, — кротко ответила Дебора. Затем, желая завязать беседу, произнесла, обращаясь ко всем сразу и ни к кому конкретно: — Перелет был ужасно долгий.

— И что с того? — отозвалась раввинова жена. — Не ты же вела самолет, верно?

Дебора расценила их холодный прием как свидетельство того, что весть о ее бесчестье опередила ее самое. К своим детям Шифманы были очень ласковы, провожая в школу, они обняли и расцеловали всех.

— Они у вас сами в школу ходят? — удивилась Дебора.

— А в этом есть что-то особенное? — спросил ребе.

— У нас маленьким не разрешается…

Она осеклась. Это сочетание «у нас» было уже совершенно неуместным. У нее было отчетливое ощущение, что дома у нее больше нет.

— У нас здесь порядки не то что у вас в Америке, — пояснил отец семейства. — Мы здесь все одна семья. Заботимся друг о друге. И все дети для нас родные.

Дебора молча допила свой кофе. Теперь она рассчитывала услышать, какая ей предстоит учеба, но ребе Шифман с головой ушел в статью на какую-то животрепещущую тему.

— Что за хуцпа[16]! — воскликнул он. — Вздумали открыть по пятницам кинотеатры в Иерусалиме!

— Немыслимо! — согласилась Лия, неодобрительно прищелкнув языком. — Говорят, в Тель-Авиве они это уже проделали — но там одни гои.

Дебора, приехавшая из страны, где для иноверцев кино в шабат никто не закрывает, не видела в этом ничего страшного. К тому же в Меа-Шеариме кинотеатров все равно не было. Но она промолчала.

Потом все же осмелилась подать голос:

— Ребе Шифман?

— Да, Дебора?

— А что у меня со школой?

— А что с ней?

— Где она находится? И когда я туда пойду?

— Она находится в Америке, и ты уже свое отходила, — лаконично ответил он.

Дебора возразила:

— Но я думала…

— Тебе ведь уже шестнадцать, так? — вступила в разговор миссис Шифман.

— Почти семнадцать.

— Ну, так вот, закон этого так называемого государства предполагает обучение в школе только до шестнадцати лет. С тебя уже хватит учебы.

Дебора опешила.

— А разве мудрецы Талмуда не учат нас, что…

— Это еще что за разговоры? — рассердилась Лия. — Какое отношение молодая девушка имеет к мудрецам Талмуда? Ты ведь изучила Краткий свод, верно?

— Верно, и очень даже хорошо изучила. Но я еще очень многое хочу узнать.

— Послушай, Дебора, — вежливо, но решительно вмешался ребе Шифман. — Ты знаешь, что требуется от жены. Все остальное женщину не должно касаться.

— Теперь я понимаю, почему она попала в эту историю, — заметила Лия, обращаясь к мужу.

Деборе было больно и обидно. Но теперь она по крайней мере знала, что о ее проступке им известно.

И все равно сдаваться без боя она не намерена.

— Мой отец мне сказал, что я здесь закончу образование, — как можно вежливее возразила она.

— Образование — понятие растяжимое, — ответил ребе Шифман. — Твой отец попросил меня… как бы это сказать…

— Наставить меня на путь истинный? — подсказала Дебора.

Ребе кивнул:

— Да, что-то в этом духе. Он разрешил мне обращаться с тобой, как со своей собственной дочерью. И можешь мне поверить, как только Ривке исполнится шестнадцать, она пулей вылетит замуж. Это предотвратит любой цорес и шкандаль.

«Неприятности и скандал, — подумала Дебора. — Что они себе про меня насочиняли?»

— Хорошо. Если я не буду ходить в школу, чем мне тогда заниматься? — спросила она, хотя уже смутно догадывалась, и от этого ей делалось нехорошо.

— Ответь мне, дитя, — отозвался ребе Шифман, — ты когда-нибудь занималась домашними делами? Здесь ведь тебе не «Хилтон»! Тебе не кажется, что моей жене помощь не помешает?

До этого момента Дебора чувствовала растерянность, замешательство и разбитость от разницы во времени. Сейчас в ней вспыхнуло возмущение.

— Я рассчитывала на другие занятия, ребе Шифман, — твердо заявила она.

Ребе поднял одну бровь, смерил ее долгим взглядом и с расстановкой произнес:

• Предыдущая
• 20/107
• Следующая