Погоня на Грюнвальд - Тарасов Константин Иванович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/78
• Следующая

Стали стелиться и мужчины. Принесли солому, шкуры, тулупы, разложились, накрылись по глаза – и все в сон, только Андрею не засыпалось. Думал о Софье, прислушивался к трепету сердца, томился и неожиданно решил с веселым отчаянием: «Женюсь! Скажу боярину Ивану на щедрец!» Через два дня Волковичи собрались домой. Поехали к ним. Как раз был рыночный день, последний перед щедрецом; все волковыские ремесленники и торговцы открыли лавки; на рынке перед замчищем гудел, давился народ. Андрей пошел по рядам глядеть, чем торгуют. Здешние кузнецы просили за железо дешевле полоцких, и Андрей для новой вотчины, что пожаловал князь Витовт, накупил подков, стремян, наконечники для стрел, десяток широких ножей, два десятка острий на рогатины, купил пять чешуйчатых панцирей; мечи испробовал о свой – мягкие, не купил. Еще походил вдоль лавок и у серебряка купил маленький литой складень, где на отвороте среди святых показан был и святой Андрей – решил подарить Софье перед отъездом. Вечером собралась у Волковичей беседа. Пришел сосед Данька Рогович с женой и сыном и другой сосед – Засека, тоже с семьей, явились Быличи, а с ними – Юрий и Ольга. Старые да пожилые как сели за стол, так, за разговорами, уже и не вставали до полуночи. Женщины устроились своим кругом у печки, а вся молодежь сгурьбилась в самом темном углу, и уж тут-то Андрей упредил Василька и сел возле Софьи. Василек же, сдавленный сестрами, словно онемел. «А-а! Не все коту масленица!» – весело думал Андрей, поглядывая на скучного противника.

Ни с молодежью, ни с женщинами, но поближе к ним неприкаянно сидела Ольга. Осмелившись, Мишка перешел к ней. Начали беседовать – тихо, отрывисто, со скрытым значением каждого слова.

–Поднялся только три дня. Хотел заехать поблагодарствовать.

– За что?

– За мед. За память.

– Рада, что на здоровье пошло.

– Вспоминалась мне часто. Может, думала?

– Может, и думала.

– Пройдет щедрец, навестить можно?

– Приезжай. А как твоя рана?

– Слава богу!

– Куда ж они тебя?

– Вот сюда.

– Ты, Миша, изменился.

– Ага. Сейчас ровно кощей – кости да кожа.

– Не то, откормишься. Глаза стали другие.

– Разве помнишь, какие были?

– Помню, Миша.

– И я твои помню...

За столом Засека рассказывал товарищам:

– Велено зерно везти в Гродно. Это, я понимаю, не зря.

– А что понимать! – сказал Волкович.– Гродно на рубеже стоит. Поход будет, вот что. На крещенье первый обоз пойдет.

– Обоз? – обрадовался Рогович.– Вот и я приладкуюсь. Свожу товар коложанам.

– Куда, Данька, обоз? – залюбопытствовала от печи Росевичиха.– Скоро ли?

– В Гродно. Через неделю.

– А тебе, Марфа, что в том Гродно? – спросила хозяйка.

– Еленку в Борисоглебскую хочу свозить к чудотворной.

– Конечно,– закивали бабы,– надо свозить.

– Была в Гродно? – спросил Еленку Юрий.– Хочешь, поеду с тобой?

Еленку весь этот вечер томило предчувствие какой-то неожиданной счастливой минуты. Ей было радостно слышать шум разных разговоров, чувствовать плечо сидевшего рядом Юрия, встречать его добрый взгляд, видеть смущение сестры и Мишкиного товарища. Неожиданный разговор о поездке, близость этого дня, явившаяся, как свет, уверенность – через неделю пойду! пойду! – показались ей исполнением предчувствия. Она развеселилась.

– Уж ты поедешь! – шутливо ответила она.– Обещал навещать – месяц тебя ждала, ты и близко не показался. Так и в Гродно.

– Отцу Фотию занеможилось. Но каждый день за тебя молился.

– Молиться я и сама могу,– засмеялась Еленка.– Что ты, владыка или поп – за других молиться? Лучше бы сел на коня и примчал.

– Правда, не мог,– оправдывался Юрий.– Плохо было Фотию, чуть не помер. Ночевал при нем...

Андрей, вдохновленный близостью Софьи, развлекал ее и девок. Они сдвинулись к нему поближе, он их страшили

– А у нас в Езерищах такой был случай с одной девушкой. Пошла она с мамкою и сестрой по грибы. И заблудилась. Выходит на полянку, там старичок на пенечке сидит. Говорит ей: «Помоги, доченька, встать. Подай руку!» Она и подает и вдруг видит у дедушки на руке волчьи когти и шерсть. А у нее нож был в руке. Он, не глядя, схватился за нож и так сжал, что сам себе пальцы и отрезал, они в кошелку осыпались. Она со страху бежать. А тот воет ей в спину: «Отдай мои пальцы!» Прибежала домой, волчьи когти в огонь побросала – они зеленым огнем загорелись. А ночью стук в дверь. Мамка ей говорит: «Спроси: Кто?» Она встала, спрашивает. А за дверью жуткий такой хрип: «Отдай мои пальцы!» Она шепчет: «Они в печке сгорели!» А тот: «Тогда свои отдай!»

– Сказки это! – мрачно объявил Василек.– А вы уши развесили.

– Лишь бы мешать! – сердито загалдели на него девки, и пуще других Софья.– Дальше, дальше что?...

Разошлись за полночь, когда уже против воли начали все зевать. Назавтра Андрей с Мишкой ходили по знакомым, зашли к Юрию – Мишке хотелось увидеть Ольгу, но ее не было – уехала в Быличи; тогда навестили Суботку, у которого весь вечер и отсидели. Через день вернулись в Рось.

Окончилась неделя, пришел желанный щедрец. С утра боярин Иван, исполняя обычай, стал выправляться на охоту. Уже давно прикармливались для этой охоты лоси; всех-то ловов – дождаться сохатого и метко пустить стрелу, но собирались с необычной важностью, отбирали стрелы, луки испытывали, словно кормление всего двора зависело от успеха праздничной охоты. Гнатка остался за хозяина, чтобы в щедрец не вела хозяйство нетвердая рука баб. Андрей поехал со стариком, держа на уме свою цель.

Долго шли санным следом, наконец спешились и побрели нетронутым глубоким снегом к кормушке, где привыкли брать даровое лоси. Челядники окружили поляну, попрятались за стволы, нудно потекло безмолвное ожидание. Прошло не менее часа; заскрипел снег под дровнями, росевичский холоп привез сено, скинул, сел в дровни и отъехал. Близилось урочное время; обманутая тишиной, появилась семья лосей. Медленно дошли до кормушки, не кинулись к ней, как свиньи, а достойно постояли, словно молились на еду, и лишь тогда ткнулись мордами в пахучее сено. Андрей прицелился в самца, отпустил тетиву – стрела впилась сохатому в бок. И еще несколько стрел, просвистев, ударили его в загривок, в шею, в лопатку. Лось прыгнул и, оставляя кровавый след, рванулся в чащу. Тишина оборвалась свистом и дикими криками; со всех сторон лося догоняли, жалили новыми стрелами. Пощаженная лосиха догадалась умчать санной дорогой. Охотники высыпали на поляну, старый боярин приказал челяди искать сохатого по крови. Мужики поспешили за лошадьми, и скоро отряд исчез в лесу.

Старик и Андрей остались наедине. Случай был самый подходящий.

– Боярин Иван,– обратился Андрей осипшим вдруг голосом,– хочу тебя спросить...– и запнулся.

– Спроси, коли хочешь,– тоже сипло ответил старик.

– Я сватов пришлю, Софью сватать,– выпалил Андрей.– Ты не воспротивишься?

– Что я, не меня же сватать – Софью,– хитрил старик.– Ей замуж идти, ее и спрашивай. А я что, разве знаю, кто ей мил-дорог? Насильно и за князя не отдам.

– Ну, тогда на пасху приедут сватать!

Помолчали и, словно забыв о важном слове, стали гадать, далеко ли уйдет лось; потом Андрей помог старому боярину сесть в седло, и оба поехали догонять челядь.

Вернулись к исходу дня – лось оказался здоровенным, как бык, измотал погоню до последних сил. Зато въехали на двор гордясь – богатырского уложили зверя, добрый знак подал господь в начавшемся году.

Умылись снегом, переоделись в праздничное – и за стол. Ломился стол, большая кутья не постная, глаза разбегались: мясо жареное и вареное, копченые окорока, горячие и холодные колбасы, меды и пиво, запеченные гуси, холодцы, мясные и грибные пироги, а впереди – лосиная свеженина. Прочли молитву, выпили за божью щедрость и налетели с ножами на мясное печево, как голодные волки. Двор большой, народу много сидело, быстро и холодцы, и колбасы, и гуси таяли, но новое волокли из сеней да из печки. Насытились, пошли рассказывать про охоту, вдруг шум на дворе, собаки взбесились – кто-то разносит ворота.

• Предыдущая
• 27/78
• Следующая