Бурка - Тарбаев Г. - Страница 2
- Предыдущая
- 2/2
Бурка конфузливо завилял хвостом: «Очень важная персона этот гусь, не подступишься к нему».
Я думал, что пройдёт день-другой и они подружатся, да не тут-то было: Петька оказался с характером. Бурку в палатке он не терпел. Сунется, бывало, Бурка в палатку, а ему сразу на пороге: «Прочь, невежа!» Проглотит пёс обиду и уйдет.
Однажды всё-таки не стерпело Буркино сердце. Вошёл он в палатку, и то ли у него дело было настолько важное, что пропустил он мимо ушей предупреждение, то ли просто не слышал окрика, только перешёл гусь от слов к делу: клюнул Бурку в нос.
«У-у-у!.. – заплакал Бурка и рассердился: – Гам! Съем я тебя, задиру!»
Гусь даже на цыпочки поднялся:
«Что?.. Вы слышали?!»
Подхватился Бурка – и ко мне:
«Либо этот гусь, либо я – выбирай».
Почесал я затылок:
– Придётся, брат, терпеть. Сам знаешь, какие они, гуси...
Понурился Бурка. По морде видно, что сильно обиделся. С этого дня стал он спать за палаткой даже в сильный дождь и за завтраком не просил у меня добавки.
Северное лето быстро прошло, и наступила осень. По ночам печальные песни запел ветер: «Скучно мне, очень скучно. Несу я холодные облака, сыплю унылый дождик. Слушайте меня те, кто в каменных домах, слушайте те, кто в деревянных, и вы, которые в палатках, тоже слушайте – всем вам скоро станет скучно...»
Послушал я ветер и в самом деле заскучал: пора уезжать в тёплые края. У геологов сборы недолги – запаковали во вьючные сумы снаряжение, сложили палатки – и завьючивай лошадей!
В один прекрасный день погрузились мы и поехали. Путь длинный. Едем день, едем два, уж и стойбище близко, где живёт Буркин хозяин: через гору перевалить да в низину спуститься, потом опять на гору и опять в низину, шесть ручьёв перейти вброд и две реки... Недалеко стойбище, да ночь ещё ближе, сзади шагает, вот-вот обгонит. Остановился наш караван, и давай мы между собой совет держать: разбивать лагерь или дальше идти. Посмотрели по сторонам: кругом болото, сырь да гниль, ни дров для костра, ни травы для лошадей – гиблое место.
– Э-э, ничего... – заговорил я. – Вчера была лунная ночь, будет и сегодня. При луне иной раз светлей, чем днём; дойдём до стойбища и ночью – по оленьей дороге.
Стемнело, и вдруг надвинулась с севера туча, снег полетел, ветер завыл, как голодная собака. Такая пурга началась, что словами не описать. С такой погодой шутки плохи – в два счёта пропасть можно.
– Ну, Бурка, – спросил я пса, – как дорогу будем искать?
Отряхнулся Бурка, презрительно фыркнул: дескать, никчёмный вы народ, пустяка сделать не можете – и повёл караван. Долго мы шли и сильно продрогли. Самое время отдохнуть, горячего чая выпить, да куда там: встала у нас на пути река, глубина саженная.
– Что скажешь, верный друг Бурка?
Оглянулся я – нет Бурки.
– Бурка! Бурка!..
«У-у-у...» – воет ветер. Видно, бросил нас Бурка в отместку за все обиды.
Совсем некстати теперь сводить Бурке счёты, плохую погоду выбрал.
Что мы делать будем?..
Стал я думать, куда нам податься, и, пока думал, так продрог, до самого сердца холод добрался. И вдруг сквозь свист ветра голос:
– Э-э-эй-эй!
Прислушался, и опять с порывом ветра:
– Э-э-э-эй!
Толкнул меня кто-то сзади, я оглянулся: Бурка, мокрый весь, только что реку переплыл.
– Что, старина, наверное, лодку привезли?..
В темноте Буркиной морды не было видно, но знал я, что он мне по-своему, по-собачьи, глазами говорил: «Пустяки всё! Через час в стойбище прибудем – там уж и похлёбку для нас из оленины варят. Я понюхал – слюнки потекли».
Приплыл с противоположной стороны человек на лодке. Людей перевёз, снаряжение перевёз, ну а лошади сами переплыли реку. Вскоре мы сидели в чуме и ели похлёбку из оленины.
Неделей позже расстались мы с Буркой. Сел я в самолёт, глянул в окно: стоит он рядом, хвостом машет. Высунулся я в дверцу и не очень громко, чтобы другие не слышали, спросил:
– Ты на меня не обижаешься? А?
Мотнул Бурка головой:
«Да ну их, эти обиды».
– Ну, тогда до лета!
«Гав! Конечно, до лета. Не забудь прислать самолёт».
- Предыдущая
- 2/2
