Час негодяев - Афанасьев (Маркьянов) Александр "Werewolf" - Страница 52
- Предыдущая
- 52/98
- Следующая
– Ты это только что заметил?
– Нет, я серьезно. Мы ведь понимаем, чего они хотят. И понимаем, что мы им это не дадим. Мытьем, катаньем, но не дадим. Так?
– Ну и?
– А почему? Ты понимаешь, что страна в тупике? Впереди – ту-пик. И мы ее завели в тупик. За двадцать три года это будет вторая страна, которую мы потеряем. Так чего же мы творим? С собственными детьми воюем?
– Запрещенный прием.
– Не, Валер, не запрещенный. Отнюдь. Надо решать. Ну, поставят они Бабу, будут опять воровать. Сколько? Четыре года? Восемь? А потом что? Еще с кем-то споются?
– Это ты к чему?
– А к тому, что если ты сидишь и играешь в шахматы с мошенником и с доски пропадают фигуры, то у тебя возникает сильное желание больше не играть в шахматы. А схватить доску и трахнуть ею противника по голове. Я на Майдане был. Знаешь, сколько там ненависти? У кого-то – горячей. А у кого-то – уже холодной, выстраданной, уложившейся…
…
– Ненависти к нам, Валер, – сказал Алекс.
Я ничего не сказал, потому что не знал, что сказать.
– Ко мне вопросов нет, – сказал Алекс, – поэтому я пока тут. На трубе. Если что – звони, не пропадай.
– По рукам.
– Если на нелегалку перейду, как связаться знаешь…
– Не пропадай.
– Ты тоже…
Нелегальное положение.
Витебск, Беларусь – Киев, Украина.
18–20 февраля 2014 года
Кровавая развязка трехмесячного противостояния на Майдане стала полной неожиданностью для всех…
Еще вчера ничего не предвещало беды. У меня оставались контакты в Киеве, и я знал – шли тайные переговоры. Основной целью оппозиции было вернуть конституцию две тысячи четвертого года и провести на пост премьера своего человека. Всё. В этом случае они готовы были дождаться президентских выборов и, возможно, даже не мешать Осипу переизбираться на второй срок. Это им было выгодно. Почему? Потому что, в отличие от президента, премьер не избирается прямым народным голосованием, а выдвигается президентом и утверждается Радой. Это дает возможность протащить на пост самую одиозную фигуру, которая никогда не пройдет президентские выборы. А конституция 2004 года дает премьеру огромные полномочия, больше, чем президентские. И президент, как всенародно избранный, остается под огнем критики…
Победа революции никому не была нужна, и почему – я это хорошо понимал. Если снести сейчас власть, то дальше выборы. Без выборов никак, потому что не примет Европа. А выборы в Украине – это не Россия. Надо договориться с олигархами, собрать деньги, как следует пропиариться громкими заявлениями, торгануть лицом на основных телеканалах. На все это нужно время, и никто не оспаривает эти правила игры, ни Осип, ни оппозиция. Другие никому не нужны, потому что иначе во власть может проскочить не предусмотренная никем фигура, а этого нельзя допустить, потому что за все проплачено.
Но не вышло…
Если по порядку, то в Витебск я перебрался без каких-либо проблем, снял себе квартиру и затаился. По моему опыту, некоторые события надо просто переждать. Переждать, пересидеть, потом, как изменятся обстоятельства, выбираться на свет. На Украине не принято добивать поверженного соперника – вон, живут же и Кравчук, и Кучма, и Ищенко, который пять процентов на перевыборах получил. И ничего живут. Баба в тюрьме, но она сама виновата, просто перешла дорогу всем без исключения.
И тут в Ютубе появилось видео про Мариинский парк. Информации было мало, но и того, что было, более чем достаточно. Я умею читать между строк.
Алекс на звонок не ответил. Я немного подумал, и потом – какого черта – набрал телефон Славяна.
Он взял сразу. В телефоне был гул громкоговорителя и какие-то хлопки. Но голос его был спокойным.
– Что там у вас происходит? – спросил я.
– Все в порядке, бать, – с запинкой ответил он, – я в порядке.
– Ни хрена не в порядке. Думаешь, я телевизор не смотрю?
– В нас стреляли, – помедлив, ответил он.
– Ты цел? – сразу спросил я и тут же вспомнил, что уже спрашивал.
– Я в порядке. Побратим загинул.
– Слав, послушай меня, – я знал, что не послушает, но все равно говорил, – поговори с матерью. И выходи оттуда.
– Пап… я не можу…
Я не знаю… что в тот момент надо было делать. Не знаю. Орать на него… уговаривать… не знаю. Я – плохой отец. Я это сам понимаю. И я должен был что-то сделать…
– Слав. Держись там. Под пули не суйся… Я приеду.
В Киев мне удалось приехать неожиданно легко. Я знал о том, что был план на случай беспорядков, и этим планом предусматривались меры по изоляции столицы. Но я просто опоздал на минский поезд, прибывающий в Киев ночью, если бы не опоздал, то в Киеве был бы в два ночи и смог бы что-то изменить. Наверное. А может, и нет.
Не знаю…
Я прибыл в Киев около одиннадцати часов…
Первое, что запомнилось, милиции на блоках уже не было. «КамАЗ», который должен был перекрывать въезд в город, отодвинут в сторону. Оголенные блоки – это уже первый признак того, что все начало сыпаться как карточный домик…
Удивительно, но мне не удалось найти такси. Сел на маршрутку, идущую в сторону Майдана. Среди обычных пассажиров резко выделялись двое в бундесовских флектарнах и еще один – молодой парень с большой сумкой. В ней позвякивало стекло и пахло бензином. Эти запахи – гари и бензина – каким-то образом уживались с обычным, со старушками, с какими-то смурными мужиками в тесном пространстве старого желтого «богданчика»…
Дурдом. Просто дурдом.
На баррикаде, через которую я проходил, когда встречался с Вячеславом в январе, какие-то люди, с виду совсем ошалелые… с сорванной крышей, как-то хаотично перемещающиеся, на вид не подчиняющиеся никаким командам. Я видел человека, который разговаривал сам с собой, я видел человека в каске, который просто стоял, прислонившись к стене, и тупо смотрел перед собой, как будто завис. Наверное, меня не пропустили бы, но мне повезло – на баррикадах стояла та же самая смена, что и в тот день. Один из них крикнул:
– Пропусти, я его знаю…
Патрульный, одетый как выживший в апокалипсисе, отступил в сторону. Я подошел к отдыхавшим самооборонцам.
– Вячеслав где?
Парень, смотревший как будто сквозь меня, пожал плечами:
– Не знаю. Там посмотри…
Махнул рукой куда-то в сторону Дома профсоюзов…
То, что я увидел в самом эпицентре Майдана, было страшно.
Громадина Дома профсоюзов вяло курится дымком, ее никто не тушит, видно, что она горела долго и выгорела дотла. Со сцены постоянно кто-то выступает, голос, проходя через усилители, становится каким-то металлическим и бьет по нервам. Весь Майдан – это одно хаотичное движение: несут шины, какие-то доски, щиты, раненых, никто и никому не подчиняется. Все завалено мусором, и еще полно гари – горелый пепел везде, под ногами, на палатках, пепел – несет от Дома профсоюзов, отовсюду. Объявления со сцены – все по делу, нет никаких выкриков: «Банду геть», и это почему-то бьет по нервам еще сильнее…
Усталые люди у палаток, нет тех девушек с кофе и бутербродами. Все грязно, сумрачно и страшно…
Начал подниматься по Институтской, услышал выстрел, шарахнулся в сторону. Потом понял – некуда идти, прилетит так прилетит…
Откуда стреляли, я определил, – гостиница «Украина», больше неоткуда. Звездец полный…
И я пошел вперед…
Проскочил под окна – место не совсем безопасное, но из окна выстрелить уже не получится, придется высовываться с винтовкой чуть ли не по пояс. Бросил взгляд вправо: кипеж на ступенях Жовтневого паласа – там человека подстрелили. Обернулся – какие-то пацаны в касках и с палками пристроились ко мне. Ищуще смотрят на меня. У одного щит.
Ладно…
– В армии кто служил?
Один поднял руку.
– Ты – старший. За мной…
Чем я думал, когда с голыми руками шел на снайпера в гостинице? А хрен его знает, чем я думал. Ничем я тогда не думал. Я думаю, на всем Майдане в тот момент не нашлось бы человека, который бы о чем-то думал.
- Предыдущая
- 52/98
- Следующая
