«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа - Кузнецов Феликс Феодосьевич - Страница 25

• Предыдущая
• 25/269
• Следующая

Старший, уже женатый сын его Петр напоминал мать: небольшой, курносый, в буйной повители пшеничного цвета волос, кареглазый; а младший Григорий в отца попер: на полголовы выше Петра, на [три года] шесть лет младше, такой же, как у бати вислый коршунячий нос, в чуть косых прорезях подсиненные миндалины горячих глаз, острые плиты скул, обтянутых коричневой румянеющей кожей. Так же сутулился Григорий, как и отец, даже в улыбке было у обоих общее, зверевитое.

Приведенный текст, как видно из сопоставления, в беловом варианте переписан практически заново. Но почему? Чем диктовалась необходимость столь глубокой переработки рассказа об истории рода Мелеховых?

Конечно же, как во многих других случаях, Шолохов и здесь вел мучительный поиск более точных слов и более выразительных деталей. К примеру, «унаследованный у деда», «хищный [вислый по-скопчиному] нос», «острые [узлы] бугры скул [обтянутых шафранной с румянцем кожей]», превращаются в окончательном тексте в «такой же, как у бати вислый коршунячий нос», в «острые плиты скул, обтянутых коричневой румянеющей кожей»; а «в чуть косых прорезях» глаза [«черные, наглые и дикие»] заменены на «в чуть косых прорезях подсиненные миндалины горячих глаз».

«Муки слова» здесь очевидны: помимо вычерков и новых слов в тексте, дописанных по верху строки, весь этот развернутый троп взят автором в квадратные скобки, начертанные красным карандашом, а сбоку помечен синей галкой и волнистой красной линией, как не устраивающий его и подлежащий коренной переделке. Что и было сделано. Конечно же, «вислый коршунячий нос» — куда точнее, чем «вислый по-скопчиному нос», — тем более, что современному читателю трудно понять, что значит это слово. Оно происходит от диалектного «скопа»: «скопец» — значит: ястреб²³, то есть действительно указывает на «коршунячий» нос. Или — поиск слова: «острые [узлы] [бугры] плиты скул». Или вместо: «обтянутые шафранной с румянцем кожей» — «обтянутые коричневой румянеющей кожей». Конечно же, бывают «острыми» и «узлы», и «бугры»; «плиты скул» — гораздо более точные слова. И в поисках все той же языковой и изобразительной точности «в чуть косых прорезях черные, наглые и дикие глаза» заменяются на: «в чуть косых прорезях подсиненные миндалины горячих глаз».

Эта выразительная портретная характеристика в черновике относится к Ивану [Андреевичу] Семеновичу, который, как сказано в первоначальной рукописи, «унаследовал» свой портрет от «деда». В беловике (и в книге) эта характеристика переходит к Григорию.

Но кто этот «дед», у которого отец Григория, имя которого, по первоначальному варианту — Иван [Андреевич] Семенович, унаследовал свой «вислый нос», «острые» скулы и «черные, наглые и дикие глаза»? Приведенный выше отрывок черновой рукописи, перечеркнутый синим карандашом и столь кардинально переработанный Шолоховым для белового варианта, дает на этот вопрос следующий ответ.

Этот отрывок, являющийся началом главы 2А, следует в рукописи за главой 1А, где рассказывается о молодом казаке Прокофии, который привез в станицу из похода жену-турчанку, перед смертью родившую ему сына Пантелея — от него и пошел род Мелеховых-«турков».

Как сказано в главе 2А, «еще Пантелей прирезал с полдесятины станичной земли» к усадьбе Мелехова, где главой семьи был Иван [Андреевич] Семенович Мелехов, отец Григория Мелехова.

То есть по первоначальному варианту романа родословная Мелехова мыслилась так

Прокофий Мелехов

v

Пантелей

v

[Андрей] Семен

v

Иван

v

Петр       Григорий

И хотя Пантелей Прокофьевич уже был в главе 1А заявлен в романе в качестве деда отца Григория Мелехова Ивана [Андреевича] Семеновича и прадеда Григория и Петра Мелеховых, он, так же, как и основатель мелеховского рода Прокофий Мелехов, не действовал, но лишь значился в романе как историческое лицо.

А действовал на всем почти протяжении первой части черновой рукописи романа Иван [Андреевич] Семенович, отец Григория и Петра Мелеховых.

Черновой текст «Тихого Дона» позволяет нам решить спорный вопрос, навязываемый «антишолоховедением»: о какой именно «турецкой кампании», по окончании которой Прокофий Мелехов с молодой турчанкой вернулся домой, идет в романе речь.

Макаровы в книге «К истокам “Тихого Дона”», приписывая Шолохову незнание исторических реалий, пишут:

«Время разворачивающихся в “Тихом Доне” событий задано автором уже на первой странице романа:

“В последнюю турецкую кампанию вернулся в хутор казак Мелехов Прокофий. Из Туретчины привел он жену...” («Октябрь». 1928. № 1. С. 78).

Время кампании можно легко определить по возрасту основных персонажей романа. В 1912 г. Григорий Мелехов принимает присягу 18-летним, а через год уходит на военную службу. Его годом рождения может быть 1893-й или 1894-й. Он моложе старшего брата Петра на 6 лет. Следовательно, Пантелей Прокофьевич, их отец, родившийся вскоре после “турецкой кампании”, мог появиться на свет только после русско-турецкой войны 1853—56 гг., которая более известна под названием “Крымская война”». Но в таком случае, — замечают Макаровы, — «Крымская война по отношению к 1912 г. — предпоследняя турецкая кампания...»²⁴.

И действительно, в книжном издании Шолохов вносит поправку: «В предпоследнюю турецкую кампанию...» (2, 9). «Предпоследнюю» — относительно 1912 года, времени начала действия романа.

Но когда Шолохов начинал писать роман, он мыслил иначе. Вчитаемся в черновик первой книги романа:

«В последнюю турецкую кампанию [пришел] вернулся в станицу тогда еще молодой казак Мелехов Прокофий». Контекст фразы убеждает нас, что речь идет о «последней турецкой кампании» применительно к жизни «тогда еще молодого казака» Прокофия Мелехова, а не относительно развертывающегося действия романа. Ибо «последняя турецкая кампания» по отношению к 1912 году, то есть к началу действия «Тихого Дона», была кампания 1877—1878 гг. Естественно, с 1878 по 1912 г., то есть за тридцать лет род Мелеховых-«турков» возникнуть не мог.

Из контекста черновика явствует, что поначалу речь в романе шла о русско-турецкой войне 1828—1829 годов, завершившейся Адрианопольским мирным договором, — в этом случае все встает на свои места. Примерно в 1830 г. у Прокофия родился от «турчанки» сын Пантелей; столь же ориентировочно в 1850 г. у Пантелея родился сын [Андрей] Семен; около 1870 г. — внук Пантелея Иван [Андреевич] Семенович и, наконец, в конце 80-х — начале 90-х гг. — правнуки Пантелея Прокофьевича Петр и Григорий, правнучка Дуняшка. Судя по первоначальному слою черновика, в 1912 г. им приходилось, примерно, Григорию — 20, Петру, который был на три года старше, — 23 года, а Дуняшке — 11 (в другом месте — 12) лет; [то есть Петр родился в 1889, Григорий — в 1892, Дуняшка — в 1900—1901 гг.]. Их отцу, Ивану [Андреевичу] Семеновичу было в момент рождения старшего сына — около 20 лет, а к моменту женитьбы Петра (в 1912 г. у него уже первенец в люльке) — 40 лет.

И тогда первоначальная родословная Григория Мелехова, с указанием дат рождения может выглядеть, примерно, так:

Прокофий Мелехов (около 1805)

v

Пантелей (1830)

v

[Андрей] Семен (1850)

v

Иван (1870)

v

Петр (1889) Григорий (1892) Дуняша (1900)

Эти сроки соотносятся с принятием в 1912 г. присяги и уходом в январе 1914 г. Григория Мелехова в армию. Соотносятся они и с биографией прототипа Григория — Харлампия Ермакова, который, судя по материалам его «расстрельного» «Дела», хранящегося в Ростовском ФСБ (о нем подробнее — позже), родился 7 февраля 1891 года, был призван в армию, соответственно, на год раньше — в январе 1913 г.²⁵. В сравнении с предположением Макаровых (год рождения Григория Мелехова — 1893 или 1894), год рождения Григория сдвигается на один год: 1892, что подтверждается биографией Харлампия Ермакова.

• Предыдущая
• 25/269
• Следующая