«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа - Кузнецов Феликс Феодосьевич - Страница 34

• Предыдущая
• 34/269
• Следующая

На 2-й странице 1-й главы третьей части — синим карандашом сделана запись: «Отарщики. Стан. Жеребцы». Она никак не связана с текстом данной главы, а имеет отношение к главам II и III шестой части романа, где рассказывается, как попавший в руки белых казаков Михаил Кошевой назначается отарщиком в далекий стан. Взбесившийся от ужасающей грозы табун жеребцов в бешеном намете едва не растоптал Кошевого: «Он уцелел только чудом: косяк основной массой шел правее его...» (4, 40).

Еще одна загадочная пометка на полях 56 страницы 11-й (X) главы — «Арестовывают борщ», — опять-таки вне всякой связи с текстом этой страницы. Борщ (в тексте романа — щи) действительно «арестуют» — но только значительно позже: уже в следующей, второй книге, в IV главе четвертой части романа. Приведем эту сцену, как она создавалась М. Шолоховым, по черновой рукописи:

«В этот день случай втянул Григория в неприятную историю. В полдень, как всегда, с той стороны холма остановилась подъехавшая полевая кухня [и взводы поочередно пошли по ходам сообщения к кухне за пищей]. [По наряду пришлось] [для третьего взвода ходил] К ней по ходам сообщения [потекли взводы] обгоняя друг друга заторопились казаки. Для третьего взвода за пищей ходил Мишка Кошевой. На длинной палке он принес снизку дымящихся котелков и едва лишь вошел в землянку крикнул:

— Так нельзя братушки! Што же это, аль мы собаки?

— Ты об чем? — спросил Чубатый.

— Дохлиной нас кормят! — возмущенно крикнул Кошевой. Он [потряс] [золотистым] [головою] кивком откинул назад [чу] золотистый чуб, [казавшийся дикой] похожий на заплетенную гроздь дикого хмеля, и ставя на нары котелки, кося на Чубатого глазом, предложил: — Понюхай, чем щи воняют».

Обнаружив в щах червей, казаки принимают решение:

«— Зараз арестуем эти щи и к сотенному...».

Приведенные и многие другие заметки на полях рукописи «Тихого Дона» интересны тем, что они позволяют зримо воссоздать процесс авторской работы Шолохова над текстом романа. Как мы видели, работая над той или другой очередной главой, писатель «уходил мыслью вперед», прозревая те или иные моменты действия в последующих главах и частях своего романа.

ДВА ПЛАСТА ПРОЗЫ

Исследование чернового текста рукописи и заметок на ее полях убеждают нас в справедливости выдвинутого нами ранее утверждения, что вторая книга романа «Тихий Дон» в значительной своей части была написана (вспомним слова самого Шолохова) раньше первой, что для ее создания писатель воспользовался теми главами повести «Донщина» и первоначального варианта романа «Тихий Дон», который создавался им в 1925 г. В этом плане в тексте второй книги романа и особенно в ее четвертой части явственно просматриваются два пласта прозы, не всегда состыковывающиеся друг с другом достаточно органично. С этим же связано и большое количество вставок — все они сосредоточены на 9 непронумерованных страницах шолоховского текста, приложенных к черновику 4-й главы и которые можно принять за абстрактные авторские «заготовки». При пристальном их изучении становится ясно, что практически все эти вставки использованы автором в четвертой главе (при переводе ее из чернового в беловой вариант). Только, в отличие от вставок предыдущей части романа, они не всегда имеют номера и ссылку на те страницы рукописи, где они вошли в текст.

Вчитаемся хотя бы в некоторые из этих вставок.

Первая из них — на странице 68, и связана она с лихой казачьей песней в вагоне: «В соседнем вагоне двухрядка хрипя мехами, резала “казачка?”. По досчатому полу безжалостно цокали каблуки казенных сапог, кто-то дурным голосом вякал, голосил...».

И дальше идет текст частушки, выписанный Шолоховым на листе «заготовок». Очевидно, что Шолохов записывает его по памяти, уточняя и варьируя строчки. Вначале — три строки:

«Ишь ты! Што мне ты?..

Тесны царски хомуты.

Казакам натерли шеи».

После этого — зачеркнутое: «[Эх ты — подхва]» и — снова: «[Другой подхватывал]». Идет поиск продолжения песни:

«Эх [ты] вы [Да што ты?..]

Эх вы горьки хлопоты

[Хло?поты... хло?поты]

Тесны царски хомуты!

Казаченькам шеи труть,

Ни вздохнуть, ни воздохнуть!

Пугачев [по Дон] по Дону кличет

По низовьям шарит, зычет

Атаманы, казаки!..

Третий забивая [слова] голос второго несу?разно тонк[им]ой [голосом] скороговоркой вере?щал:

Царю верой-правдой служим

Сыпь, жги, говори!

По своим жалмеркам тужим».

Эта вставка будет включена Шолоховым в текст 8 главы на 68 странице рукописи.

Позже он добавит к этому тексту (на полях черновика) еще одно четверостишие:

Фрагмент страницы рукописи «Тихого Дона».

«Царю верой-правдой служим

По своим жалмеркам тужим

Баб найдем — тужить не будем

А царю м... полудим.

— Но-но, ты брат?..»

В черновике эта плясовая песня, которую казаки исполняют в вагоне поезда под безжалостный цокот казенных сапог, завершалась следующим речитативом: «Эух! Ух! Ух! Ха!.. Ха-ха-хи-ха-ху-ха-ха! Никудышная сноха! Дюже спереду плоха! И гола-то, и плоха, осклизнется и блоха. Ух ты!»  книжном издании романа песенный текст выглядит так (жирным выделены новые слова):

«Эх, вы горьки хлопоты,

Тесны царски хомуты!

Казаченькам выи труть —

Ни вздохнуть, ни воздохнуть.

Пугачев по Дону кличет,

По низовьям голи зычет:

“Атаманы, казаки!..”

Второй, заливая голос первого, верещал несуразно тонкой скороговоркой:

Царю верой-правдой служим,

По своим жалмеркам тужим

Баб найдем — тужить не будем,

А царю ... полудим,

Ой, сыпь! Ой жги!..

У-ух! Ух! Ух! Ха!

Ха-ха-хи-хо-ху-ха-ха» (3, 93).

«Никудышная сноха! Дюже спереду плоха! И гола-то, и плоха! Осклизнется и блоха» — ушло из текста песни. Вместо «шеи» Шолохов поставил: «выи» («Казаченькам выи труть»); вместо «По низовьям шарит, зычет», — «По низовьям голи зычет». И, наконец, видимо целомудренный редактор убрал «м...», заменив его отточием, — на волю читательской фантазии.

Как видим, Шолохов активно работал и с текстом песни, усиливая ее социальное звучание.

Многие «заготовки», встречающиеся на ненумерованных страницах в приложении к четвертой части романа, свидетельствуют о непрекращающейся работе Шолохова над языком романа. Сравним два описания присяжного поверенного. Первое — на странице, где, в основном росписи Шолохова, читаем: «Маленький, изящно одетый член городской думы на долю которого выпало встречать казаков, Пр[исяжный] пов[еренный] по профессии».

И — ниже:

«Член городского [сов] думы по профессии пр[исяжный] пов[еренный], на долю которого выпало встречать казаков».

А поперек страницы — еще одна запись:

«В армиях [тяжелый] вызревший [чугунный] гнев [тя] плавился [гнев] и вскипал как вода в роднике выметываемая ключами».

Ясно, что перед нами — варианты отдельных характеристик и даже фраз. И, действительно, мы встречаем их в главе X на странице 72 рукописи, в описании прибытия в Петербург казачьего полка: «... Армии по-разному встречали временного правителя республики Керенского, фронт вскипал, как выметываемая ключами вода в роднике». В конечной редакции текст претерпел новые изменения: «...Армии по-разному встречали временного правителя республики Керенского и, понукаемые его истерическими криками, спотыкались в июньском наступлении; в армиях вызревший гнев плавился и вскипал, как вода в роднике, выметываемая глубинными ключами...» (3, 100).

В той же главе X — в ее книжном варианте — встречаем и «маленького, изящно одетого члена городской думы». Листницкий осматривает предложенное казакам на постой жилье — как первоначально сказано в рукописи, — «в сопровождении представителя гражданской власти». Но слова «гражданской власти» зачеркнуты, а поверх них написано: «в сопровождении маленького, изящно одетого гражданина — представителя Городского управления, на долю которого выпало встречать казаков». Этот текст без изменений оставлен в книге.

• Предыдущая
• 34/269
• Следующая