Наполеон - Тарле Евгений Викторович - Страница 112

• Предыдущая
• 112/153
• Следующая

Когда Меттерних откланялся и вышел в зал, то маршалу Бертье, спросившему о результатах переговоров (сам Бертье страстно желал мира и считал условия вполне приемлемыми и почетными), Меттерних сказал: «Клянусь вам, ваш повелитель потерял рассудок!»

Несмотря на эту сцену (где, между прочим, Наполеон заявил, что он оказал Австрии милость и снисхождение, взяв в жены Марию-Луизу, и что это была с его стороны ошибка), Наполеон, ничем не обязываясь официально, согласился в конце концов на австрийское посредничество. Пока по приглашению Меттерниха русский, прусский и австрийский уполномоченные съезжались к 12 июля 1813 г. в Прагу и время тянулось за бесплодными переговорами, армия Наполеона укреплялась, но общее политическое положение явно расшатывалось. Между прочим пришел ряд известий о французских поражениях и неудачах в Испании. Англичане и испанские гверильясы оттеснили французские войсках Пиренеям. Битва при Виттории кончилась полной победой английского главнокомандующего лорда Веллингтона.

Наполеон, зная наперед, что из пражских переговоров ничего не выйдет, да и не желая, чтобы что-нибудь вышло, тянул дело. Русский и прусский уполномоченные и сам Меттерних оскорблялись и раздражались проволочками. Они с 12 июля сидели в Праге, а французы все не являлись и всячески затрудняли переговоры.

Впрочем, после разговора Меттерниха с Наполеоном австрийские колебания кончились. Меттерних прямо сказал французскому представителю Нарбонну, что если пражское совещание не соберется до конца перемирия, т.е. до 10 августа, то Австрия примкнет к коалиции.

Ничего из всех этих бесплодных переговоров не вышло. Наполеон отдал наперед приказ графу Нарбонну: 1) тянуть дело и не начинать совещаний; 2) если уж они начнутся, то не идти ни на какие уступки; соблюсти дипломатический принцип, выраженный в латинской формуле: «кто чем владеет, – пусть у того и остается».

Нарбонн, Коленкур, Фуше, Савари, Бертье, почти все маршалы убеждали императора заключить мир. Все было напрасно. Савари, министр полиции, которого Наполеон сделал герцогом Ровиго, осмелился сказать императору, что народ измучен бесконечными войнами и, чего доброго, может наконец обозлиться даже и на своего обожаемого монарха. На это министру полиции ведено было молчать и «не вмешиваться в то, чего он не знает».

10 августа кончилось перемирие, а 11 августа Меттерних заявил, что Австрия объявляет Наполеону войну.

Ликование в Лондоне и в русско-прусском лагере было полное. Силы коалиции теперь явно превышали силы Наполеона.

Приближалась развязка кампании 1813 г. Наборы за наборами следовали и в России, и в Пруссии, и в Австрии. Подтягивались резервы, напрягались все силы. Англия снова широко раскрывала свою казну и не скупилась на золото для подкрепления коалиции, как не скупилась она и на усиление армии Веллингтона в Испании. У коалиции была теперь армия с резервами численностью почти в 850 тысяч, у Наполеона (тоже с резервами) – около 550 тысяч.

Главнокомандующим всех союзных сил был назначен австрийский фельдмаршал Шварценберг. Его Наполеон не боялся нисколько. У русских не было уже ни Кутузова, ни Багратиона, а остальных русских генералов в их массе французский император после 1812 г. все-таки не стал уважать больше, чем прежде. Его мнение о некоторых участниках Смоленска и Бородина было довольно высоким, но в общем главный русский штаб Наполеон ставил очень низко. Он считал сплошь нелепыми, например, действия русского командования во время его отступления от Москвы, твердо убежден был и не переставал до конца жизни повторять, что только необъятные пространства, пожар Москвы, страшные морозы, его собственная ошибка, заключавшаяся в занятии Москвы и долгой стоянке там, привели поход к неудаче, а русские генералы, русские стратеги и тактики будто бы ничего не сумели сделать, чтобы воспользоваться хоть сколько-нибудь толково счастливейшими для них обстоятельствами. Русских же солдат теперь, в 1813 г., он ставил еще выше, чем ставил их уже после Эйлау, в 1807 г., выше, чем всех других солдат враждебных армий.

Что касается пруссаков, то у них, как и у австрийцев и у русские, Наполеон не видел сколько-нибудь страшных для себя соперников в военном искусстве. Но он знал, что, по совету Бернадотта, бывшего наполеоновского маршала, а теперь, в 1813 г., в качестве шведского наследного принца – врага Наполеона, Александр I и союзные монархи упросили явиться к ним на помощь генерала Моро, талантливого полководца, которого в 1804 г. привлекли и обвинили по делу о заговоре против Наполеона и которого Наполеон выслал тогда из Франции. Моро с тех пор проживал в изгнании в Америке. Непримиримый враг Наполеона, Моро прибыл в лагерь Александра как раз к возобновлению военных действий после провала попытки мирных переговоров в Праге. «Не нападайте на те части армии, где сам Наполеон, нападайте только на маршалов», – таков был первый совет, данный генералом Моро Александру и его союзникам. Нужно сказать, что, судя по всему, неладно было до душе у генерала Моро, хоть он и утешал себя соображением, что сражается не против Франции, а против ее деспота. Русский генерал князь Репнин был свидетелем потрясающей сцены. Моро встретился с одним французским пленным, старым солдатом, и заговорил с ним. Тот узнал французского полководца, теперь помогающего врагам Франции. Солдат отступил от Моро на несколько шагов и вскричал: «Да здравствует республика!» В бывшем республиканском генерале солдат видел теперь изменника, с которым не захотел разговаривать. Александр I осыпал генерала Моро знаками величайшего внимания и почтения, непременно хотел предоставить ему первую роль. Русский император считал, что, во-первых, только один Моро и может быть достойным противником Наполеона по своим стратегическим дарованиям, а во-вторых, что присутствие Моро в союзном стане может поселить некоторые колебания во французской армии, так как у Моро до тех пор была репутация безупречного республиканского генерала, без вины запутанного в дело Жоржа Кадудаля к изгнанного Наполеоном. Но для французской солдатской массы в этот момент слова: Франция, империя, император, родина, сливались в единое целое, которое противопоставлялось неприятелю, интервентам, роялистам, эмигрантам; и расчет царя был неправилен. Морально генерал Моро перестал существовать для наполеоновских солдат, как только он прибыл в неприятельский лагерь. Александр хотел, чтобы Моро стал главнокомандующим всех союзных армий вместо Шварценберга. Сам Моро предлагал, чтобы главнокомандующим числился Александр, а он, Моро, был бы начальником штаба и фактически верховным руководителем. Но случилось все иначе.

• Предыдущая
• 112/153
• Следующая