Как я изменил свою жизнь к лучшему - Литвинов Сергей - Страница 6

• Предыдущая
• 6/96
• Следующая

А они и были живыми! Честное слово!

Я проживала их жизни и забывала о своей.

Я переживала их падения, горести и неудачи, и мои собственные падения, горести и страдания чуть меркли и переставали казаться такими значительными, таким объемными.

Такими нерешаемыми.

Они меня спасали, мои придуманные герои. Они вытаскивали меня из моего сырого и глубокого колодца. Из темного подвала, куда я проваливалась все глубже и глубже. Справляясь со всеми проблемами, ну, или почти со всеми, они давали надежду, что справлюсь и я.

Или – почти справлюсь.

Такие дела…

Теперь я не могла дождаться ненавистного прежде утра, чтобы снова встретиться с ними и начать с ними же разбираться.

Муж позвонил по мобильному и не понял, в чем дело. Я говорила бодро, торопливо и… весело.

Он давно не слышал меня такой.

–?Хорошо звучишь, – осторожно заметил он.

Он пока ничего не понял.

В пятницу ему полагалось приехать. Я слегка расстроилась – и это при том, что скучали мы друг по другу ужасно.

Накануне его приезда я приготовила ужин – торопясь, чуть небрежно. Не так, как всегда.

Я не вышла на дорогу его встречать – я торопливо что-то записывала.

Когда он подъехал, я, тяжело вздыхая, сложила свои листочки и нехотя поднялась ему навстречу.

Он разглядывал меня с интересом, все еще не понимая, в чем дело.

А я, грешная, думала про воскресный вечер, когда наконец останусь одна!

На следующие выходные я решилась прочесть ему свои неумелые опусы.

А он… заплакал.

И тут я совсем растерялась.

Отчего он заплакал? От счастья, что я увлеклась? Отвлеклась и не смотрю в одну точку? Или его что-то тронуло в моих рассказах? А может, все вместе, одно к другому?

Наверное, так.

А лето мое продолжалось. И впереди был еще почти целый июнь, и абсолютно целые, совсем без купюр, июль и август.

Меня больше не волновала погода – за окном дождь, и это еще лучше! Как уютно сидеть на веранде, слышать, как дождь барабанит по крыше и «плачет» по окнам.

А после него все еще прекрасней – солнце переливается в мокрой траве и такие запахи, что кружится голова!

Я писала все лето.

Я по-прежнему плохо спала, но это была другая бессонница – теперь я продумывала сюжеты.

Я вставала легко и рано. Распахивала входную дверь и шумно вдыхала прохладный утренний воздух.

Муж поставлял бесконечные ручки и толстые пачки листов А4. Помню, что назывались эти наборы «Снежинка».

Да! Еще были скрепочки – черненькие «крокодильчики», скреплявшие листы с готовыми рассказами.

К концу августа, который был прохладен и очень дождлив, в коричневой папке лежало, по-моему, девять рассказов.

И еще – надо было собираться в Москву. Дача была летней, печку я топить почему-то боялась, в доме было неуютно и сыро, и муж торопил меня в город. Он тосковал без меня, и мне было неловко за радость моего уединения.

Я вернулась домой и писать перестала.

Почему? Да не знаю. Честно – не знаю.

Однажды муж осторожно спросил:

–?А что будем делать? Ну, со всем этим?

Я пожала плечами:

–?Да что тут делать? Пописала, написала, справилась со своим отчаяньем. И все. Спасибо! Всем спасибо, все свободны. Точка.

–?Жаль, – сказал муж. – Мне все понравилось. Хотя критик я, разумеется, никакой. Да и человек совсем необъективный, но все же. Трогает, знаешь… Цепляет.

–?Все оттого, что я – твоя жена, – отрезала я. – И потом у меня нет амбиций и заблуждений. Никакого честолюбия и тщеславия. Психотерапия – и все! Поставили точку. Я не графоман – категорически нет. Было по кайфу – писала. Дело сделано, тема закрыта. Да мало ли кто сейчас пишет? Мало ли у кого полно свободного времени? Все это, знаешь ли, игрушки и погремушки.

А он настаивал: надо, обязательно надо кому-нибудь это показать!

Как и кому? Смешно, ей-богу!

Отослать это в издательства? Ну, допустим. Представила – сколько чокнутых шлет свои опусы ежедневно по мейлу и почте. Тонны, наверное. Надеяться, что когда-нибудь, может быть, это прочтут? Заглядывать в почтовый ящик и теребить сына – проверь свою почту?

Своей личной почты у меня тогда и не было.

Не хочу! Почему? Да не важно.

Я же уже говорила – нет у меня амбиций и с честолюбием плохо. Да и потом – куда сейчас, в наше время, без денег? Я не жена олигарха, который радостно обклеил вагоны метро рекламой книженции про нелегкую жизнь богатых своей длинноногой жены-модели. У меня, как говорится, не та ситуация. Муж бьется-колотится, чтобы мы как-то кормились. Сын живет своей жизнью. Время такое – увы! Деньги решают все. Я же не дура – все понимаю.

Искать знакомых? Бред.

Во-первых, в издательской сфере знакомые отсутствуют. Во-вторых, даже если б они и были? По знакомству такие номера не проходят. Блат тут не работает. Это же ясно, как белый день.

В общем, сидим и не рыпаемся. Планов не строим и остаемся по-прежнему реалистами.

Нет, врать не буду – телодвижения были.

Например, мы показали мои рассказы одной молодой даме, работающей в издательстве учебной литературы. Она прочитала и сказала, что мило и вполне, что это имеет право на жизнь. Скорее всего, надо начать с журналов – предложить туда. А там уж – ну, кто знает, что там, за горизонтом? Как в песне – там, там-тарам, там-тарам…

В сентябре на ВДНХ проходят ежегодные книжные ярмарки.

Как я узнала об этом? Случайно.

При всей моей горячей любви к книгоизданию и книгочтению на этом мероприятии я не бывала, признаюсь. Довольствовалась книжными магазинами.

Итак, сентябрь. Муж занят, выручает мама: поеду, говорит, с тобой – для поддержания, так сказать, морального духа.

Огромный павильон, стенды различных издательств. Я уже выучила тех, кто занимается беллетристикой. Сообразила. Их совсем немного, этих издательств. Парочка совсем серьезных, еще парочка попроще. На сцене выступают писатели. Известные, узнаваемые. Понимаю, что выступать ТАМ почетно. Я же – как бедная родственница: в захудалой куртешке, с мамой-подпоркой, с мамой-костылем пытаюсь кому-либо всучить свою дискету с тремя рассказами, набранными дочкой подруги. Какие-то люди вяло спрашивают, дескать, что у меня там, на дискете.

Рассказы? Зевок. Нет, не нужны. Снова зевок – пошире.

Более любезные объясняют, что рассказы – жанр умирающий, никому не нужный, вот если бы детектив или, на крайний случай, роман…

Вежливо дают понять, что я свободна.

Практически навсегда.

Надежд никто не дает.

Я бормочу что-то про Чехова, Куприна, Бунина. Токареву, Довлатова, наконец. При этом жарко оправдываюсь, что с ними, с великими, не сравниваю себя – ни-ни! Даже подумать страшно!

Одно понимаю – им неинтересно. Кто-то дискету берет, и я понимаю, что она останется там, на ВДНХ, навсегда. До компа редактора не доедет.

Но – что делать! Надежд-то особых и не было.

Я не верю в случайности, в счастливую судьбу, во всякие там чудеса. Повторяю, я реалист. Пошла туда под напором родных, после всех разговоров про «лежачий камень».

Ну, съездила. Побродила. Поглазела на знаменитых. Поняла, что коллегой их точно не буду. Купила какие-то книжки – уже радость. Прошвырнулись с мамочкой, потусовались. Погода прекрасная, времени свободного – море. Вышли из павильона, прошлись по выставке, посидели в кафе под полосатым тентом, что-то съели, чем-то запили. И – восвояси.

Господи! Могла ли я подумать тогда, что совсем скоро, всего-то через каких-нибудь пару лет, я буду – нет, невозможно представить, о чем вы! – выступать на стенде самого – самого – большого и лучшего издательства страны!

В качестве, разумеется, автора.

Нет, правда! Ни о чем таком я не думала. Совсем.

Не думала, что позвонят. Что рассказы возьмут. Да еще и напечатают. И вообще я об этом довольно скоро забыла, честно.

И тут – звонок!

• Предыдущая
• 6/96
• Следующая