Последний из миннезингеров (сборник) - Киров Александр - Страница 16
- Предыдущая
- 16/51
- Следующая
Тогда литератор пошел по пути медленного трудного роста обучаемых и воспитуемых, а вернее, труднообучаемых и невоспитуемых. Для начала он всему 106 наставил двоек, ибо ставить двойки 106 было за что.
– Какие будут вопросы? – едко поинтересовался Дмитрич, выдав первую партию работ, в которых, без исключения, значилось «Оц. 2/2».
Народ безмолвствовал.
– Есть… один, – после некоторой паузы произнес первый из матюгальщиков.
– Пожалуйста, – кивнул Дмитрич. – Пожалуйста, – еще раз повторил он и зачем-то снял очки.
– Что такое «Оц»? – поинтересовался второй матюгальщик.
– «Оц» – значит оценка! – пожал плечами литератор.
– А-а! – протянул первый матюгальщик несколько разочарованно.
– А мы-то думали, что «Оц» – это ваша фамилия, – поддержал первого матюгальщика второй.
– «Оц» – это оценка! – на всякий случай повторил Дмитрич. – И оценки у всех вас неудовлетворительные. А значит, чтобы улучшить оценку, вам нужно что-то делать, и я предлагаю всем вам выполнить работу над ошибками. Оформлять ее нужно следующим образом…
Ошибки в сочинениях 106 попадались Дмитричу самые разные, какие только бывают в природе сочинений. И только однажды Дмитрич написал на полях два слова, обозначившие его бессилие в попытке определить место найденной ошибки среди всех, известных истории человечества. «Чушь собачья», – написал Дмитрич на полях тетради того и другого матюгальщика.
«Евгений Базаров, – одинаково писали они хором, – был способен на сильное чувство не только по отношению к женщине, но и по отношению к мужчине. Все эти годы он нежно любил Аркадия Кирсанова, но только стеснялся ему в этом признаться…»
15
Новая школьная эпопея Дмитрича закончилась, с одной стороны, так же неожиданно, как началась, с другой, так же ожидаемо, как предыдущие. Произошло это на педагогическом совете по итогам года.
За полчаса до начала педсовета Дмитрич даванул с физруком Володей в люксе, или, попросту, в тренерской на двоих бутылку водки, отпраздновав таким образом рождение своей третьей дочери.
– Сдам я их всех когда-нибудь в проститутский дом, – изрек Дмитрич, выпив последнюю стопку и, несмотря на совет Володи не светиться, двинул в учительскую.
В ожидании итогов Афанасьевич в спортивной на этот раз форме и все с тем же неизменным свистком на шее проповедовал присутствующим, за что же на самом деле распяли Иисуса Христа.
– Потому что он дал им не то, чего они ожидали.
– Он принес духовное, тогда как они жаждали материального! – вещал Афанасьевич Дмитричу по дороге в актовый зал.
Дмитрич кивал.
Встретившийся двоим завуч пребывал в отличном настроении и воспринял эти кивки как активное приветствие со стороны литератора. Даже красные под очками глаза Дмитрича не показались на этот раз Петру Петровичу подозрительными.
– Алексей Дмитриевич! – обратился к литератору завуч, отгородив его от Афанасьевича своей широкой спиной. – Вот вы прекрасно отработали у нас полгода, нашли контакт с трудным классом, поэтому сегодня я предоставлю вам слово.
Дмитрич хотел было возразить и сказать, что никакого слова он говорить не хочет, но вдруг сообразил, что от него, должно быть, несет, и в очередной раз кивнул.
– Все иждивенцы! – переключился Афанасьевич на несколько иную волну, стараясь успеть выговориться, ибо на педсоветах слова ему давно уже не давали.
По итогам года говорил завуч, директор говорил, выступали русисты и ботаники, англичане и музыканты. Они рассказывали о том, как их методы и приемы, проекты и прочее привели к примерно одинаковому результату. Все пятьсот с лишним детей школы учились только на хорошо и удовлетворительно, а некоторые даже на отлично. Никто выступающих особенно не слушал. Женщины беседовали о дачных делах, мужчины – о ценах на бензин.
И лишь директор, слушая речи о результатах года, смущался, как девушка, которую осыпают комплиментами и все никак не перестают осыпать. А вот Ирина Петровна держалась степенно, как будто директором (или уж хоть завучем) на самом деле была она, и все записывала, записывала что-то в протокол.
– Слово Алексею Дмитриевичу Федосееву, – кратко возвестил тоже воодушевленный завуч. – Свежий, независимый взгляд на коллектив нашей школы со стороны. Пожалуйста.
Дмитрич вышел к приступку сцены, прокашлялся и начал говорить.
Суть его доклада заключалась в том, что высшими достижениями в своей работе он считает два.
Первый. Джульетта отшила, наконец, своего жлобоватого Ромео.
После того, как Дмитрич за исполнение им самим под гитару трех песен группы «Сплин» выпросил у 106 разрешения прочитать про первый бал Наташи Ростовой, перед тренерской имел место довольно показательный эпизод.
Ромео, откушав в буфете и поглаживая свой немаленький для семнадцати лет животик, пришел на привычное место свиданий. Увидев там Джульетту, он довольно развязно хлопнул ее по формам, добродушно буркнув: «Хэлло, Дуся!»
В ответ он неожиданно получил пощечину, и та самая Дуся, которую мы вот уже сколько раз кряду называли Джульеттой, круто развернувшись, пошла от своего теперь уже бывшего возлюбленного прочь. На вонзившийся ей в спину вопрос о том, в чем причина столь резкой перемены отношения к возлюбленному (все это было сказано Ромео несколько другими словами), Джульетта не оборачиваясь бросила: «А не умеешь здороваться, так поди!» И сделала ручкой.
Вторым достижением явилось сочинение матюгальщиков на тему «Свободная тема». Из за недостатка опыта в написании подобных работ сочинение писалось по вопросам, и на вопрос: «Когда последний раз вы употребляли спиртные напитки?» – оба матюгальщика будто хором ответили: «Не пью с декабря».
Пока Дмтирич рассказывал о своих достижениях, в актовом зале воцарилась мертвая тишина. Все вопросительно смотрели на директора, и когда директор неожиданно и широко улыбнулся, коллеги Дмитрича тоже начали похихикивать и похрюкивать.
– Алексей Дмитрич, дорогой, ценю твое чувство юмора, – добродушно прогромыхал директор, – а как бы ты ответил на вопрос: в чем состоит причина всех этих трудностей с 106?
Тут флюиды полубутылки из люкса соединились, наконец, с атомами сознания Дмитрича. Литератор пожал плечами:
– По-моему, они мудят.
А уже через два часа он топал с кочегаром Иордановым по направлению к кочегарке Иорданова.
16
На заработки Дмитрича провожали всем активом 106. Только вот Настя Шемякина не пришла. Не отпустил новый любовник, рассекающий по К*** на «джипе». Ревнивым оказался, стервец, даром что сам женатый.
Когда автобус увез закемарившего на заднем сидении бывшего литератора к железнодорожной станции, ребята уселись под новым, исполненным ко дню города навесом. Ромео робко ударил по струнам оставленной ему на хранение Дмитричевой гитары и запел: «Плачет девочка в автомате…»
Впрочем, после первого куплета Ромео осекся, так как остальные слова забыл, да и мелодию переврал безбожно. Он с затаенной грустью посмотрел на облако пыли, тянущейся за автобусом, и смущенно пробормотал:
– Эх, хорошая песня.
– Дмитрич ведь написал, – со знанием дела кивнула Джульетта и прижалась к Ромео.
– Ай лав ю, Дмитрич! – вздохнули третьегодницы, которые перешли в одиннадцатый класс и таким образом третьегодницами быть перестали.
– Да алкаш, чего там, – махнула рукой Рита.
– Набухался, бля, и на педсовет, бля, приперся, – заржали матюгальщики…
17
В одной из подмосковных электричек мне довелось познакомиться с очень интересным человеком. Портило впечатление лишь то, что к моменту нашего знакомства он был уже навеселе и еще несколько раз поддал из бутылки с названием очень популярной минеральной воды чего-то совсем не минерального, пока через вагон сновали продавцы мороженого, пива, ручек и книг о приготовлении мясных блюд на открытом огне, самым бестактным образом перебивая своими истерическими воплями нашу беседу.
- Предыдущая
- 16/51
- Следующая
