Место издания: Чужбина (сборник) - Аринштейн Леонид Матвеевич - Страница 1

• 1/44
• Следующая

© Грифон, 2006

© Л. М. Аринштейн, составление, 2006

© С. Б. Дьяков, оформление, 2006

Что к этому можно добавить?… Могу только пояснить, как организована эта книга. Я отобрал для нее двадцать коротких рассказов. Чем они привлекли мое внимание – трудно сказать. Одни, вероятно, правдой жизни, ее глубоким религиозно-философским осмыслением, другие лиризмом, психологической глубиной, третьи остроумием, четвертые трагизмом, пятые…

Всех их объединяет краткость (здесь это основной принцип отбора – «Сказать то, что нужно, и только то, что нужно»), талантливость, безупречный художественный вкус, прекрасный русский язык. Да, наши соотечественники, оказавшись в далеком рассеянии – где-то в Тяньцзине или Сан-Паулу, – не только не растеряли родной язык, но относились к нему как-то по-особому бережно. Вслушайтесь, как полнокровно звучит он у Ремизова, Шмелева, Степуна, Гребенщикова…

Рассказы создавались между 1920 и 1970 годами – то есть представляют писателей первой, второй и даже третьей волны эмиграции. Они очень несхожи, и если бы я преследовал научные или библиоклассификационные цели, то сгруппировал бы их тематически, расположил хронологически, снабдил комментарием. Но цель у меня другая – сделать книгу интересной и легкой для чтения. Если это удалось, никто уже, надеюсь, не станет пенять на хронологическую хаотичность или тематическую чересполосицу и пестроту.

И еще об отборе. Я очень ценю Бунина, Куприна, Зайцева – наиболее талантливых писателей первой волны. Но их сочинения издавались в России – и прежде в Советском Союзе – неоднократно: и полными собраниями, и сборниками, и сейчас они хорошо известны. В этой книге они не представлены. Но писатели того же масштаба – Алексей Ремизов или Иван Шмелев, притом, что их произведения уже лет пятнадцать печатаются довольно широко, пока не достигли уровня известности, соответствующего их огромному таланту. Два фрагмента из Ремизова (тысячная доля написанного им в эмиграции!) я отобрал для этой книги; а изумительным по благородству и тонкости рисунка рассказом Шмелева «Чертов балаган» я завершил сборник.

Не представлены здесь и такие яркие авторы, как Алданов, Берберова, Набоков – опять-таки в силу соответствия их известности их таланту. Но одно исключение я все же счел нужным сделать: Евгений Замятин. Все знают его «Мы», «Письмо к Сталину», многое другое. Однако из двух десятков литературно образованных людей, которым я прочитал его рассказ «Письменно», скрыв имя автора, ни один не опознал Замятина. Отступил я и в другом: рассказ написан в 1916 году, то есть до начала эмиграции, да и сам Замятин эмигрировал только в 1927 году. Но, во-первых, с установлением советского строя он стал чуть ли не первым и во всяком случае наиболее заметным «внутренним» эмигрантом. А во-вторых, его рассказ, поэтизирующий непредсказуемость и в то же время широту русской души, особенно женской, является удивительно ярким прообразом сформировавшегося впоследствии в эмигрантской литературе лирического романтизма, склонного поэтизировать и в чем-то идеализировать все, что относилось к русской жизни в «мирное время» (то есть до мировой войны и революции).

Это направление представлено широким спектром крупных произведений, из которых я бы выделил как наиболее характерные «Лето Господне» (1933–1948) и «Богомолье» (1935) Шмелева; «Золотой узор» (1926) и «Путешествие Глеба» (1937) Зайцева. В силу объема этих произведений они не могли войти в это собрание; но написанные в том же лирико-романтическом ключе рассказ Георгия Гребенщикова «Суд Соломона» и очерк Федора Степуна «Вагоны России» (включенные в сборник) дают довольно ясное представление об этом направлении в эмигрантской литературе.

Другим заметным пластом эмигрантской литературы стали романы, воспоминания, очерки и рассказы о мировой и Гражданской войнах. Несколько таких рассказов – «Промысел Божий» А. Лукина и «Пальма» и «Сечь» генерала Туркула (в обработке Ивана Лукаша), а также уже упомянутый рассказ Шмелева представлены в нашей книге.

И наконец, рассказы о собственно эмигрантской жизни. Их более всего и в эмигрантской литературе, и, соответственно, в нашем сборнике. Они неоднородны по тематике, стилистике, настроению: здесь и любовно-бытовая тематика (Тэффи), и обыгрывание комических ситуаций (Ренников), и глубокий трагизм, скрытый под маской бытописательства (Ремизов, Шиманская), и стоящие немного особняком рассказы Е. Тарусского о русских офицерах, сумевших сохранить офицерскую честь на самом дне парижской жизни.

Все сказанное относится к русской эмиграции первого поколения – то есть 20–40-х годов. Писатели послевоенного поколения (после Второй мировой войны) представлены в книге беднее.

Объясняется это тем, что в это время внутри страны сформировался мощный пласт литературы, противостоявшей тоталитарному режиму и его идеологии. Многим ее представителям пришлось эмигрировать, но уже после того, как их основные произведения (из-за которых они, собственно, и вынуждены были покинуть Родину) были написаны и либо напечатаны в либеральных журналах, либо распространялись в самиздате. Такова судьба Солженицына, Иосифа Бродского, Анатолия Кузнецова, Виктора Некрасова, Георгия Вадимова, Василия Аксенова, Андрея Синявского и многих менее известных писателей. Понятно, наша книга (да и любая другая!) очень бы выиграла, если в нее включить «Матренин двор» и «Случай на станции Кречетовка» Солженицына, «Артист миманса» Кузнецова, рассказы Аксенова. Но оттого что авторы этих произведений долгие годы находились в эмиграции (а Кузнецов там и погиб), к эмигрантской литературе названные рассказы никак не отнесешь.

То же самое можно сказать о произведениях таких авторов, как Борис Пастернак или Фазиль Искандер: сами они в эмиграции не были (Бог оберег!), но «Доктор Живаго» и принципиальная глава «Пир Валтасара» из романа Искандера «Сандро из Чегема» были напечатаны за рубежом задолго до того, как увидели свет на родине. Понятно, это тоже не эмигрантская литература. Так что можно без преувеличения сказать, что в 60–80-е годы «внутренне-эмигрантская» литература оттеснила на задний план литературу собственно эмигрантскую.

Правда, в количественном отношении за рубежом в это время было написано немало. Но рассказов, которые можно было бы поставить в один ряд с только что перечисленными, не так уж много. Наиболее талантливые писатели выступили в годы эмиграции с крупными произведениями чаще всего мемуарно-биографического характера: В. Максимов «Семь дней творения» (1974), В. Некрасов «Записки зеваки» (1975), А. Галич «Генеральная репетиция» (1975), Н. Коржавин «Опыт поэтической биографии» (1975). В каждом из этих произведений есть фрагменты, легко обособляющиеся в отдельный рассказ. Один такой фрагмент из повести Максимова «Дворник Лашков» (1967), составивший впоследствии третью часть «Семи дней творения», я включил в эту книгу.

Из многих послевоенных рассказов, созданных писателями-эмигрантами второй и третьей волны, в книге представлены следующие: Л. Ржевский «Маша Лескова» – живая и остроумная реплика на культовый французский роман XVIII века «Манон Леско»; В. Андерс «Почетный гость»; комические «скоморошки» Аллы Кторовой и трагический рассказ «Казачья невеста» Ирины Сабуровой, тем более примечательный, что до войны Сабурова, жившая тогда в Риге, писала нежные романтические сказки в духе Александра Грина.

Отобранные для этой книги короткие рассказы (фрагменты? крохотки? корявки? – как их ни называй) просты и прозрачны. Они следуют славной традиции «Повестей Белкина», «Героя нашего времени», рассказов Гоголя, Толстого, Лескова, Чехова. И хотя создавались они далеко за пределами России и печатались вдали от России – они всей сущностью своей принадлежат великой русской литературе.

• 1/44
• Следующая