Выбери любимый жанр

Интимные тайны Советского Союза - Макаревич Эдуард Федорович - Страница 2


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

2

А на фронте миллионы отделенных от женщин молодых мужчин каждый день ходили по грани: жизнь – смерть, жизнь – смерть. В этом черно-белом существовании секс, забитый ожиданием смерти, становился едва ли не главным ощущением прошлой жизни и главным желанием будущей, если доведется выжить. Война порождала желание женщины, и она же убивала его. Вернувшиеся фронтовики, истерзанные газами и пулями, осколками снарядов и мин, не могли унять сексуальную лихорадку встретивших их женщин.

«Когда я был в итальянской армии, меня изрешетили шрапнелью, и мне пришлось провести некоторое время в урологическом отделении. Там я навидался этих несчастных – у них все было разорвано. Большинство пострадало от пехотных мин, которые были устроены так, чтобы разорвать все между ног. Непреложная теория гласит: ничто не может эффективнее и быстрее вывести солдата из строя, чем расстрел его яиц» – так рассказывал Эрнест Хэмингуей, великий американский писатель, о своих ощущениях войны.

Пехотной миной по яйцам – это изобретение все той же, Первой мировой, по театрам сражений которой он таскался в своем санитарном автомобиле. Потом он эти ощущения связал с героем своего лучшего романа «Фиеста. И восходит солнце» Джейком Барнсом. Тот страдал от физической боли и сексуального бессилия при огромной любви к леди Эшли – героине того же повествования.

Светлый и печальный роман. Хэмингуей так вжился в образ Барнса, что совершенно не мог заниматься любовью со своей второй женой Полин, как Барнс не мог проделывать это с леди Эшли. А Хэмингуею, как и Барнсу, было всего-то от роду 25 лет. Врачи не помогли, не помог даже ежедневный стакан крови из свежей телячьей печени по утрам. И тогда любящая жена сказала просто: «Сходи в церковь, помолись». Атеист Хэмингуей так и сделал. Вернулся, обнял Полин, и все получилось – мощно и чисто.

А Джейку Барнсу, солдату Первой мировой, ничего не помогло. Ему осталась только боль, окрашенная любовью и переданная так, что ее ощущаешь, как свою. Война разбудила эту любовь, и она же сделала ее несчастной – любовь без наслаждения сексом.

Такова война – она и разбудит, она и накажет. Боль, страдание, секс и смерть. Если не смерть, то часто искалеченная жизнь. Об этом же и документы французской контрразведки: «25 процентов французских солдат, побывавших в отпуске в Париже, заразились венерическими болезнями». Власти разражались сентенциями о патриотизме: «Солдат, заболевший сифилисом, – не боец», призывали к осторожности, напоминали о семье. Какая семья? Разбуженное фронтом желание не знало границ. Никакие увещевания не помогали. Тогда моралистов подвинули и ситуацию отдали на откуп врачам. По их совету солдат вооружили ртутной мазью. Сексуальный накал становился жарче, но заболеваемость только по Парижу снизилась до 5 процентов.

Из Первой мировой войны Европа вышла другой. Военная отрава изменила мироощущение мужчин и женщин, пределы доступного, границы любви, наслаждения и боли. Оставшиеся в живых потащили это в мирную жизнь. Эрнест Хэмингуей, Эрих Ремарк, Ричард Олдингтон писали о потерянном поколении, изувеченном войной. Антивоенный настрой этого поколения тихо потом растворялся в омуте разврата. Чувства к женщине все чаще окрашивались в цвета грязи, пошлости, хулиганства плоти. Второй роман Хэмингуея после «Фиесты» – «Прощай, оружие!» можно назвать «Прощай, любовь!». Любовь кончается, и наступает пустота нарастающего греха. Любовь, отравленную ядом изощренной сексуальности, породила послевоенная Европа. Сексуальная энергетика нашла себя в стремительности сексуальных контактов вне семейного и любовного поля.

Во время войны и после изменилась сексуальная температура общества в Германии, во Франции, в России, да и во всех развитых промышленных странах, вовлеченных в военную мясорубку. Только Америка задержалась – далеко была. Это был новый феномен – резко взлетевшее сексуальное напряжение в обществе. Дьявола выпустили. И он прекрасно нашел себя в цивилизации двадцатого века, окрепнув потом в испытаниях и Второй мировой войны, и холодной. И породил бесчисленных героев и жертв новой сексуальности, ставшей постоянным спутником современного мира.

Теория и практика Александры Коллонтай

В России ситуация особая. После Первой мировой и потом Гражданской войн (шесть лет боевых действий) женщин в стране стало на 4 миллиона больше, чем мужчин. Причем, женщин в расцвете лет. Они-то и стали сияющим полюсом сексуальной напряженности в обществе. И власть, к тому времени большевиков, придала этой напряженности идейную заостренность, обернутую в теоретические изыскания.

Теретиком выступила заметный деятель Российской коммунистической партии Александра Михайловна Коллонтай. Целый свод работ по социологии секса выпорхнул из-под ее пера. Еще в дореволюционной эмиграции, предвосхищая Вильгельма Райха, она сочиняет «Социальные основы женского вопроса» (1909). В 1919 году в роли наркома пропаганды и агитации Крымской советской республики и начальника политотдела Крымской армии она пишет труд под названием «Новая мораль и рабочий класс». С 1920 года она заведует женским отделом Центрального Комитета большевистской партии, партии у власти. И здесь она выдает сочинение «Семья и коммунистическое государство», и следом самое заметное и громкое произведение «Дорогу крылатому эросу» (1923). А позже, на дипломатической работе, рождает не менее знаменитую книгу «Любовь пчел трудовых» (1924). А сколько статей, заметок, полемических ответов в газетах и журналах! Все написанное – гимн сексуальной свободе. Она выступает за сверхсвободную любовь и с большевистской откровенностью говорит о необходимости разрушения семьи, потому что семья подрывает основной «принцип идеологии рабочего класса – товарищескую солидарность». Райх скажет потом: семья один из столпов антисексуальности. А по Коллонтай – семья бьет по сексуальной энергетике, сексуальной свободе. «„Половой коммунизм“ вместо семьи» – теоретическое достижение Коллонтай. А практический лозунг для России: «Дорогу крылатому эросу!» Чему и следовала сама в жизни.

Откуда она взялась в короне большевистской партии, этот сексуальный самородок? Дочь царского генерала Домонтовича Шуринька (так называли ее в семье) рано познала половую жизнь. Конечно, по тем временам. В 17 лет Шуринька по своей охоте вышла замуж за молодого офицера Владимира Коллонтая. И через год уже родила сына. И тогда же записала в дневнике: «Женщина во мне не была разбужена». Но скоро нашелся тот, кто разбудил. Друг семьи, тоже офицер, Саткевич. Вместе читали Чернышевского «Что делать?». Сеансы чтения кончились постелью.

Но хотелось большего, не только полового удовлетворения. Как-то бывшая учительница Шуриньки свела ее со Стасовой, известной большевичкой, соратницей Ленина. Так Шуринька попала в среду профессиональных революционеров. Там ее научили премудростям политической борьбы, которая и стала тем большим, чего она хотела. Но получалось так, что ее революционные дела всегда шли в обнимку с сексом. Сразу влюбилась в Петра Маслова, известного экономиста, по убеждениям социал-демократа и меньшевика, да еще и женатого. Роман и здесь быстро закончился постелью.

Да что там Петр Маслов! У нее роман с первым русским марксистом, с человеком, привившим марксизм России, женатым и солидным господином – Георгием Валентиновичем Плехановым. И следом, на одном дыхании с Карлом Либкнехтом – главным немецким социал-демократом. От теоретиков и вождей – к рабочим! Ее очередное увлечение – Саша Шляпников, рабочий из мещан, профессиональный большевик. Мировоззрение она ему выправила, да так, что он сочинил даже книгу «По заводам Франции и Германии». И в постели она его кое-чему научила.

Все же Александра Коллонтай являла собой женщину темпераментную и раскованную, никак не из тургеневских, и даже не из чеховских барышень. С такими данными только в агитаторы. Она и стала агитатором партии. Пламенным, как ее называли.

В преддверии Октябрьской революции Ленин отправил ее к матросам Балтики, чтобы возбудить их революционный пыл и одновременно заставить слушаться революционных командиров. Миловидная ладная женщина в черной кожанке смело входила в матросский круг. И держала речи. Аура у нее была сочная, жгучий взгляд с привораживающим голосом творили чудеса. Матросская братва сначала раздевала глазами, а потом внимала речам. Хлопала, ревела в поддержку, даже бескозырки бросала. Реакция десятков, а на линкорах и сотен мужиков в матросских робах на женщину, источающую женственность, была бешеная. Но рядом с ней был надежный человек, выделенный Центробалтом, матрос Дыбенко, эдакий медведь по сложению. Сильный, симпатичный мужик, волосы волной. Он ее скоро подавил своей энергетикой. А она и не сопротивлялась: «Люблю в нем сочетание крепкой воли и беспощадности». В нем она, наконец-то, нашла свою настоящую любовь. А его не остановило то, что она старше на семнадцать лет.

2
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело