Лирика 30-х годов - Исаковский Михаил Васильевич - Страница 13
- Предыдущая
- 13/99
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
13
«Громкая пора…»
Громкая пора…
Огонь, атака,
Вся моя вселенная в огне.
«Не плакать!
Не плакать,
Не плакать!» —
Кричала Республика мне.
Это было так во время оно,
Временем, не шедшим в забытье,
Так она кричала миллионам,
Всюду заселяющим ее.
Локоть к локтю в непогодь и стужу,
Все законы бури полюбя,
Мы прошли, приказа не нарушив,
Чтобы стать достойными тебя.
Наш поход кому дано измерить?
Мы несли до океана гнев
И прошли сквозь ветер всех империй,
Всех объединенных королевств!
Вейте, ветры молодые,
Вейте
Над просторами родных полей…
Сосчитай нас, вырванных от смерти,
По великой милости твоей…
В Прионежье, Ладоге и Вятке
О тебе, страна моя, поем,
И скрестились руки, как на клятве,
На железном имени твоем…
Маяковскому
…Я ни капли в песне не заумен.
Уберите синий пистолет!
Командармы и красноармейцы,
Умер
Чуть ли не единственный поэт!
Я иду в друзьях.
И стих заметан.
Он почти готов. Толкну скорей,
Чтобы никакие рифмоплеты
Не кидали сбоку якорей!
Уведите к богу штучки эти.
Это вам не плач пономаря!
Что вы понимаете в поэте,
Попросту — короче говоря.
Для чего подсвистывание в «Лютце»,
Деклараций кислое вино?
Так свистеть во имя Революции
Будет навсегда запрещено!
Никогда эпоха не простит им
Этот с горла сорванный галдеж…
Поднимая руку на маститых,
Я иду с тобою, молодежь!
Боевая! Нападу на след твой
И уйду от бестолочи той —
Принимать законное наследство
До последней запятой.
Я ни капли в песне не заумен.
Уберите синий пистолет!
Командармы и красноармейцы,
Умер
Чуть ли не единственный поэт!
И, кляня смертельный вылет пули,
Вековую ненависть свинца,
Встань Земля, в почетном карауле
Над последним берегом певца!
О знаменах
Полземли обхожено в обмотках,
Небеса постигнуты на треть.
Мы тогда, друзья и одногодки,
Вышли победить иль умереть.
Выступили мы подобно грому,
А над нами, ветром опален,
Полыхал великий и багровый,
Яркий цвет негаснущих знамен.
Пули необычные с надрезом,
Спорили с просторами полей.
Мы гремели кровью и железом
Лютой биографии своей.
Умирая, падал ветер чадный,
Все испепеляя, гибла медь,
Но знаменам нашим беспощадным
Не дадим, товарищи, истлеть.
Все они проходят в лучших песнях,
Достигая звездной высоты.
Если их поставить разом, вместе,
Не было б истории чудесней,
Не было б сильнее красоты!
Вступление
Года растут и умирают в этом
Растянутом березовом краю.
Года идут. Зима сменяет лето
И низвергает молодость мою.
Я стану горьким, как горька рябина,
Я облюбую место у огня.
Разрухою основ гемоглобина
Сойдет лихая старость на меня.
И, молодость, прощай. Тяжелой пылью
Полки ветров сотрут твои следы,
И лирики великие воскрылья
Войдут в добычу ветра и воды.
И горечь трав и серый дым овина
Ворвутся в область сердца. И оно,
Распахнутое на две половины,
Одним ударом будет сметено.
Мы на земле большое счастье ищем,
И, принимая дольную красу,
Я не хочу, друзья, остаться нищим
И лирики немножко запасу.
«Задрожала, нет — затрепетала…»
Задрожала, нет — затрепетала
Невеселой, сонной лебедой,
Придолинной вербой-красноталом,
Зорями в полнеба и водой.
Плачем в ленты убранной невесты,
Днями встреч, неделями разлук,
Песней золотой, оглохшей с детства
От гармоник, рвущихся из рук!
Чем еще?
Дорожным летним прахом,
Ветром, бьющим в синее окно.
Чем еще?
Скажи, чтоб я заплакал,
Я тебя не видел так давно…
«Мне этот вечер жаль до боли…»
Мне этот вечер жаль до боли.
Замолкли смутные луга,
Лишь голосила в дальнем поле
В цветах летящая дуга.
Цветы — все лютики да вейник —
Шли друг на друга, как враги,
И отрывались на мгновенье,
Но не могли сойти с дуги.
Я видел — полю стало душно
От блеска молний и зарниц,
От этих рвущихся, поддужных,
На серебре поющих птиц.
А у меня пришла к зениту
Моя любовь к земле отцов,
И не от звона знаменитых,
В цветах летящих бубенцов.
И я кричу:
«Дуга, названивай,
Рдей красной глиной, колея,
Меня по отчеству назвали
Мои озерные края».
13
- Предыдущая
- 13/99
- Следующая
