Том 1. Здравствуй, путь! - Кожевников Алексей Венедиктович - Страница 67

• Предыдущая
• 67/114
• Следующая

На рассвете отремонтированная машина подкатила к юрте Елкина и пеньем сирены разбудила инженеров. Елкин откинул одеяло, протянул Ледневу руку:

— Я надеюсь, коллега, что дело у вас пойдет по-хорошему!..

— Разумеется, — буркнул Леднев.

В это время раздался скрипучий рев многих верблюдов, принесших саксаул. В открытую Ледневым юрту вдруг зашагнул Николай Грохотов и сказал сперва Елкину:

— Считайте меня уволившимся! Дела и деньги приняла жена.

Потом сказал Ледневу:

— И вы считайте уволившимся. Уезжаю на северное строительство.

— Почему, что случилось? — спросили инженеры в один голос.

— Распарились, — сказал нехотя Грохотов.

— Что, что? — встревожился Елкин, не понимая, к чему тут слово «распарились».

— Ну, развелись, — уточнил Грохотов и ушел.

— История… — пробурчал Елкин. — Как-то от этого почувствует себя наш саксаул?!

— Глупо, глупо! — Леднев повернулся к Елкину. — Я потом расскажу, из-за чего этот парень… В общем, расстроилась жизнь двоих очень порядочных и симпатичных людей. Жизнь подчас выкидывает удивительные фортели.

Еще раз взмахом руки попрощался с Елкиным. Машина темным жужжащим волчком умчалась в гулкую трубу Огуз Окюрген.

Бурильный молоток не машина, а инструмент, и бурильщик еще не машинист, а рабочий. Тансык же хотел обязательно стать машинистом многих разных машин и, овладев буровым делом, стал ежедневно донимать Гусева:

— Когда же, скоро ли будут курсы?

— Не знаю, идет переписка с главным управлением.

По слухам, курсы где-то уже были, но для участка Айна Булак предполагалось открыть свои, и шли длинные разговоры устно и письменно, в каком пункте, на сколько душ, по каким профессиям.

Гусев и сам не мог дождаться, когда они откроются. Строительство расширялось, требовались рабочие разных специальностей. В аулах набирались новые партии казахов. С ними повторялись заново все осложнения и неурядицы: разговоры об оплате, выработке, уходы с одеждой, угон лошадей. Опыт пробывших на дороге год и больше мало влиял на новичков. Каждый из них заново повторял все ошибки и заблуждения, пройденные старыми кадрами.

Не дожидаясь курсов, решили применить те меры, которые наметили в начале строительства, и в первую очередь прикрепление неопытных к опытным. Часть новичков казахов зачислили в старые казахские бригады, прочих разбили на группы и дали им инструкторов из опытных рабочих. Отобрали десять человек казахов, наиболее старательных, сообразительных, и отдали в ученичество к машинистам компрессоров и экскаваторов.

Тансык не знал, что выбрать: ему хотелось быть и тем и тем. Он побежал советоваться к Исатаю.

Исатай сказал:

— Я слеп, ничего не вижу, думай сам. Иди на такую машину, которая будет полезна казахскому народу.

Тансык побежал к Гусеву. Здесь у него был длинный разговор.

— Все хорошо, — сказал бригадир, — любому машинисту в наше время можно жить, работа везде найдется.

— Я хочу дома, в степи.

Тансык был немножко знаком с работами, которые предполагалось сделать в Казахстане в ближайшие годы. Бригадир достал карту, раскинул на полу и начал рассуждать:

— Вот построим эту дорогу и начнем строить ветки на Кульджу, Чугучак и Зайсан, две ветки на Акмолинск. Гор рвать до черта. Потом начнется разработка каменного угля, меди, и везде нужны компрессоры, везде буренье. Да что ни возьми — будут ли орошать степи, рыть каналы и арыки, — везде рвать надо. Компрессорное, взрывное и бурильное дело — дело вечное. У вас, в Казахстане, горы на каждом шагу, и воевать с ними придется долго.

— А если я буду машинистом на железной дороге?

— Можно и это. Я говорю, в ваших степях скоро пойдут такие дела… — Бригадир развел руками. — У нас, где я родился, много сделано, у вас только начинается.

— А если мне строить заводы? Орошать пески? Копать уголь, медь? — гадал Тансык, не зная, что выбрать.

Он впервые разглядывал карту. Раньше, видя карты в конторе, он думал, что они понятны и нужны только инженерам.

— Это что такое? — Тансык провел пальцем по черной полосе, обозначающей строящуюся дорогу.

— Дорога, мы ее строим. Теперь наш городок, — бригадир поставил палец, — здесь.

Сообразив, что карта вполне доступна ему, Тансык начал спрашивать, что значат линии, точки, желтые, зеленые и темные пятна. Гусев называл реки: Или, Каратал, Чу, Аягуз; озера: Балхаш, Ала-Куль, Зайсан; города, села, аулы, границы, пески, горы, леса.

— Я знаю, видел! — радостно выкрикивал Тансык. Будучи вестником Длинного Уха, он хорошо изучил свою сторону, но представить ее всю сразу никогда не пытался. Дороги, реки, озера, пески существовали в его представлении отдельно, он не знал их взаимной связи. Карта, вместившая на одном листке громадные пространства, помогла ему увидеть их сразу, подсказала ту связанность и зависимость, которая была между отдельными частями.

Тансык вытянул все, что знал бригадир, и попросил карту.

— Я покажу ее начальнику. Пусть расскажет мне еще.

— А как же с ученьем? Куда пойдешь?

— Потом. — Тансык отмахнулся и убежал.

Он высторожил Елкина в свободную минуту, раскинул перед ним карту и попросил:

— Расскажи!

— Что рассказать?

— Все-все, что есть и что будет!

Елкин начал рассказывать и линейкой водить по карте. Тансык следил за линейкой и удивленно, немножко недоверчиво переспрашивал:

— Там будет станция? Там будет завод? Я недавно ехал, стоят горы и ни одного аула. А что такое завод?

Особенно удивило Тансыка, что на песках по реке Или будут поля пшеницы, табаку, сахарной свеклы, а по реке Каратал — рисовые плантации.

— Не может быть!.. Песок засыплет все.

— Будет! Песок смочим, и он успокоится.

— Ляжет на одном месте?

— Да, и никакой ветер не поднимет его.

Тансык захохотал:

— Ляжет и будет лежать! Ха-ха-ха! — Ему показалось смешным, что неспокойный, вечно передвигающийся песок ляжет и будет лежать. — Пусть полежит, ха-ха-ха!

В тот же день Тансык вторично заглянул к Гусеву и спросил:

— Можно зайти людям?

— Зачем?

— Поглядеть карту.

— Много их?

У юрты стояла толпа человек в двадцать. Они не могли поместиться в юрте, и бригадир вышел к ним с картой.

— Чего вам?

— Покажи реку Или, Каратал, песок, который ляжет. Скажи, что будет?

Бригадир раскинул карту на песке. Люди стали на коленки и сбились вокруг нее. Они отпихивали друг друга, каждый хотел увидеть первым и больше.

— Я не стану показывать! — прикрикнул Гусев.

За первой группой пришла вторая, третья, повалили все. Карта для людей, не отличавших как следует поденщину от сдельщины, оказалась понятной, притягательной.

Гусев задыхался. К нему приходили ежедневно, многие по нескольку раз, мучили вопросами, и он взбунтовался, спрятал карту, закрыл юрту.

— Повесьте карту на улице, сделайте на фанере, — посоветовал Елкин, — пусть глазеют. У меня на этот счет есть соображения. Будут приходить, говорите, что им скоро покажут еще не такую карту.

Елкин заказал плотникам сбить из фанеры поле, метра по три в длину и ширину, чертежнику нарисовать карту Казахстана. Чертежник был немножко художником, на реках он нарисовал пароходы; по пескам — табуны, поля; в горах — заводы; на железных дорогах — поезда, станции, склады. Наверху написал: «Казахстан через пять лет».

Поставили новую палатку и спрятали в нее карту. Палатку окружила толпа казахов. Они требовали Елкина, Гусева, требовали показать карту. Сторож говорил, что покажут вечером, но люди не хотели ждать. Новая карта, для которой поставили отдельную палатку, растравила их любопытство до предела. Только угроза Гусева, что он не покажет карту совсем, если люди не разойдутся, успокоила толпу и сохранила палатку от разгрома.

Вечером сам Елкин открыл палатку, впустил людей и велел занять места. Люди сели на землю: скамей не было. В клубе (палатка назначалась под клуб) стояла одна карта.

• Предыдущая
• 67/114
• Следующая