Том 3. Воздушный десант - Кожевников Алексей Венедиктович - Страница 34

• Предыдущая
• 34/108
• Следующая

Парашют запутался в сучьях дуба; снимая, комбриг изорвал его в клочья, потом захоронил под опавший лист. И долго глядел в небо, искал глазами самолеты, парашюты. Ведь должна была появиться целая бригада. Но не видел их и думал: «Скверно дело, скверно».

Развернул карту, осветил ее фонариком и определился. До сборного пункта было километров пятнадцать.

Вдруг не очень далеко раздалась пальба из шестиствольного немецкого миномета. «Скрипун», как называют наши бойцы этот миномет, бил в разные стороны, без цели.

Комбриг решил: себя спасает, бестия. Знает, что сброшен десант, и вот бьет: пусть слышат и обходят. Если молчать, десантники могут нечаянно напороться на него. И кто знает, чем кончится такая встреча.

Прислушиваясь, останавливаясь, стараясь быть неслышным, комбриг продвигался к сборному пункту. Вдруг шорох. Мигнул фонариком, но ему не отмигнулись. Шорох стих. И комбриг и кто-то неизвестный долго стояли, притаившись, неслышно. Потом снова шорох не то человека, не то зверя. Комбриг подумал: вероятней всего, шарахается десантник. Но почему не отвечает? Снова помигал ему фонариком, подудел дудочкой. Ответа нет. И решил прибегнуть к прямой речи, крикнул:

— Десять.

Вместо ожидаемого «пять» раздался выстрел.

И оба затаились. Дело складывалось невесело. Комбриг мало допускал, что стреляет немец, он знал, что немцы боятся русских лесов и ночью в такую непроглядную, непроходимую чащобу ни один из них не полезет. Тут, скорей всего, десантник. Но как втолковать глупому, что стреляет он в своего? И долго были как мертвые, ни движны, ни голоса. Но все же надо разрешить тягостное недоразумение, пока тот, другой, не отправил его в «Могилевскую губернию». С оружием наизготовку комбриг встал за толстое дерево и начал говорить:

— Чего стреляешь? Я свой. Иди ко мне!

— А ты кто? — раздался молодой-молодой и руссейший голос.

— Десантник. Ну, иди, иди, не трусь!

Тот помедлил немного и пошел на сближение. Когда шаги стали совсем близко, комбриг осветил его фонариком.

— Я командир десантной бригады, — сказал подполковник Сидоров.

— Я не знаю вас. У нас командир другой. — И солдат назвал своего командира. Оказалось, что Сидоров встретил бойца другой бригады, которая десантировалась накануне.

Солдат держался хмуро, настороженно. Комбригу пришлось достать свои документы. Осветив фонариком, солдат внимательно прочитал их, поворачивая на обе стороны. Комбригу было досадно, что он попал на подозрение к рядовому бойцу.

Но что поделаешь? Оставить у солдата даже малейшее недоверие нельзя.

— Нам не говорили, что сбросили и вашу бригаду, — сказал, проверив документы, боец.

— Это нельзя разглашать, это военная тайна, — предупредил его комбриг.

— Я ведь принял вас за переодетого фашиста. Вид русский, говорит по-русски, а сигналы и пароль другие. Явно переодетый фашист или предатель. Я ведь мог убить вас.

— Ты почему бродишь здесь? — спросил комбриг. — Тебе надо быть далеко отсюда.

— Где приземлился, там и брожу.

Пошли вместе. На рассвете слышат шаги. Затаились. Видят — идут три своих солдата. Соединились с ними.

Днем вышли в поле. Комбриг расставил бойцов для наблюдения, а сам взобрался на высокую-высокую сосну, она поднималась над лесом, будто голова над туловищем. С вершины было видно много дорог, и по всем непрерывно шли вражеские танки, орудия, автомашины.

Требовалась основательная разведка. Комбриг отправил всех четырех бойцов. Десантники должны все время и во все стороны вести разведку, иначе им гибель.

Из разведки вернулись трое, четвертый погиб или застрял надолго. Они донесли: кругом уйма немцев, везде окопы, и еще роют новые, работают и немецкие солдаты, и мирное оккупированное население.

День перебыли на опушке леса, ночью переползли несколько дорог и оврагов. Новый день застиг в чистом поле, где единственным мало-мальски надежным укрытием был ток, куда навезли для молотьбы очень много пшеничных снопов. Там и залегли. Комбриг взобрался на груду снопов. С высоты в бинокль видно Днепр и немецкую оборону: километров на десять — противотанковые рвы, окопы, проволочные заграждения.

На дорогах самоходные орудия, грузовики с солдатами. Вот штабная машина. Она остановила одно из орудий. Хорошо видно, что немцы, разговаривая, все поглядывают на ток. Затем орудие повернуло назад. «К нам», — подумал комбриг и перевел свое войско в старые, полузаплывшие окопы сорок первого года вблизи тока.

Немцев долго не было, орудие куда-то исчезло, и вдруг из-за груды снопов высунулось огромное дуло: самоходка подобралась к окопам по низинке. Рявкнул выстрел. Одного из десантников убило прямым попаданием.

— Гранаты! — скомандовал комбриг.

В самоходку полетели гранаты. Весь расчет ее был перебит. Но с дороги шли на десантников новые орудия и автоматчики.

Сперва ползком, затем короткими перебежками десантники начали отступать к оврагу. Гитлеровцы вели бешеный огонь. Оба рядовых десантника погибли. Дополз до оврага и спасся там один комбриг. Также один пришел он и на сборный пункт своей бригады.

Боже мой, что передумал, перечувствовал он, когда бродил на сборном пункте один! Из всей бригады за неделю явился только он один и мог вполне резонно считать, что и уцелел только один. И сейчас не много радости. Всего десять человек.

Как быть дальше? Ждать, авось соберутся, или собирать самому? Или признать поражение и перейти обратно за Днепр? А что скажут там?

Я напомнил комбригу о воде. Мы свернули к руслу потока, которое вилюжило неподалеку от нашего пути. Около одной из промоин комбриг остановился. На дне промоинки лежал небольшой веник, связанный из березовых веток. Комбриг поднял его. Под веником была лунка, вырытая десантским ножом, в лунке стекленела лужица воды.

— Вот он, мой поилец, — сказал комбриг. — За сутки побирается до двух фляжек.

— А если вырыть пошире и поглубже?

— Надо думать, и воды наберется больше. Мне одному хватало.

Лужица была мелкая, вроде чайного блюдечка. Я встал на коленки перед ней и осторожно, чтобы не замутить, как снимают сметану, перечерпал воду ложкой во флягу.

— Пейте! — протянул флягу комбригу.

Он отказался. Я завинтил флягу, решил сохранить воду до встречи с товарищами. Удача — так всем удача. Потом лопаткой расширил и углубил колодчик, наломал веток и прикрыл его.

— Ты как думаешь насчет десанта? — спрашивает меня комбриг. — Мне важно знать твое, солдатское мнение. Главная сила в бригаде — солдаты. А при такой обстановке, какая сложилась у нас, когда все раскиданы поодиночке, роль солдата намного увеличивается. Куда пойти, что сделать, будут решать солдаты. Решать либо в одиночку, либо малыми группами, часто без командиров. Ты понимаешь, какая сложная обстановка?

— Вроде понимаю.

— Вот скажи: как поступят рядовые?

— Не берусь говорить за них.

— Ну, скажи за одного себя. Как бы поступил ты?

— Вот явился в ваше распоряжение.

— Тебе повезло, ты встретил товарищей. А если бы до сих пор и еще дальше бродил один, как поступил бы в конце концов? — продолжает наступать на меня комбриг.

— Если бы не встретил своих еще несколько дней, подался бы обратно за Днепр.

— Тебя обвинили бы в дезертирстве, — заметил комбриг.

— А шарахаться здесь, скрываться по лесам да оврагам — не дезертирство?

— Можно не только скрываться, можно уничтожать противника. Это можно и одному.

— Чем уничтожать? Я почти все истратил, скоро останусь с голыми руками. Хорошо, если меня убьют. А если буду жив?.. Придут наши, спросят: «Почему не явился на сборный пункт? Где шатался, что делал? Сидел под юбкой у какой-нибудь бабы?» Чем я докажу, что боролся, уничтожал врагов? Кто подтвердит это? Немцы, которых я убил? А кто мне даст справку, что приходил на сборный пункт?

— И много таких, кто тянется за Днепр? — тревожно спросил комбриг.

— Не знаю, никого не спрашивал. Я говорю только за себя. Наверно, есть, не одна же моя голова скроена так. Надо поскорей собрать всех. Собрать, пока есть у людей оружие. А истратят… Какой же десант без оружия!

• Предыдущая
• 34/108
• Следующая