История московских кладбищ. Под кровом вечной тишины - Рябинин Юрий Валерьевич - Страница 54

• Предыдущая
• 54/126
• Следующая

Там же у ваганьковского колумбария в начале 1990-х появился мемориал, который работники кладбища между собой называют «Три партизана». Там похоронены жертвы давки на каком-то митинге, что в ту пору без счета собирались в Москве. Похороны этих трех несчастных тоже, по сути, были устроены в виде митинга. Организаторам похорон — они тогда назывались демократами, — требовалось во чтобы то ни стало превратить их в собственную пиар-акцию, как теперь говорят.

Нужно заметить, что у живых гуляющих лиц к «партизанам» отношение еще более безразличное, чем к «богатым камням». Редко кто из посетителей на них хотя бы оглянется. Сколько мы бывали на Ваганькове, хоть бы раз повстречался человек, кто бы восхищался заслугами «партизан». Да и мало кому известны, судя по всему, их заслуги. Возле их мемориала чаще всего можно услышать слова: а кто это такие? что за люди?

Есть на Ваганьковском кладбище еще один замечательный участок, который, после непродолжительного периода забвения, вновь стал вызывать интерес, привлекать к себе внимание. Это группа захоронений участников русских революций и гражданской войны. Центральный монумент этого участка — стела над могилой Николая Эрнестовича Баумана (1873–1905). Кроме него здесь похоронено еще несколько русских революционеров: Самуил Пинхусович Медведовский (1881–1924), Соломон Захарович Розовский (1879–1924), Владимир Семенович Бобровский (1873–1924), Владимир Нестерович Микеладзе (погиб в 1920-м), Василий Исидорович Киквидзе (1895–1919), Алексей Степенович Ведерников (1880–1919).

На одном из памятников написано: Герой гражданской войны Анатолий Григорьевич Железняков (партизан — Железняк) 20. IV. 1895–919. 26. VII. «Имена таких народных героев, как Чапаев, Щорс, Руднев, Пархоменко, Лазо, Дундич, матрос Железняков и многих других будут постоянно жить в сердцах поколений. Они вдохновляют нашу молодежь на подвиги и героизм и служат прекрасным примером беспредельной преданности своему народу, Родине и великому делу Ленина…» К. Ворошилов. 1950 г. Это цитата из речи красного маршала «ХХ лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Военно-Морского Флота», произнесенной 22 февраля 1938.

Матрос Железняк вошел в историю благодаря знаменитой своей реплике «Караул устал!», с которой он — в то время начальник караула Таврического дворца — в ночь на 6 января 1918 года обратился к Учредительному собранию Российской республики. После чего эсеровская «учредилка» была распущена. Надпись на камне Железнякова в годы хрущевской реакции на «культ личности» несколько подправили: раньше там было написано — «…и великому делу Ленина-Сталина». Теперь на месте последнего слова в ворошиловской цитате этакое небрежно сработанное углубление прямоугольной формы, наспех, по всей видимости, выбитое зубилом.

В Москве было довольно много монументальных цитат с упоминанием Сталина или из самого Сталина. На удивление, некоторые из них сохранились. Но только, как и в случае на Ваганькове, имя вождя и учителя нигде больше не значится. Например, в 1930-е годы в Хамовниках было построено новое здание для Военной академии РККА им. Фрунзе по проекту архитекторов Л. В. Руднева и В. О. Мунца. Основной объем его композиции составляет восьмиэтажный корпус цвета мокрого бетона, стоящий на глухом, ассиметрично вытянутом вправо белом стилобате. В эту вытянутую правую часть стилобата врезан огромный куб того же цвета. Когда-то куб служил пьедесталом для макета танка довоенного образца. Танк простоял недолго: он был выполнен из дерева и, когда начал разрушаться, его убрали. Зато на кубе сохранилась подлинная московская достопримечательность — выбитое на камне и покрытое золотом изречение Сталина:

Раньше под текстом стояла подпись «И. В. Сталин». Но в тот же период хрущевского «волюнтаризма» надпись была зашлифована. И теперь там осталось лишь пятно, более светлое, нежели остальная часть куба.

Когда-то участок революционеров на Ваганьковском кладбище был одним из элементов системы идеологической обработки масс. Сюда приходили и возлагали венки всякие делегации — из райкомов, от трудовых коллективов, от ветеранов и т. д. Сюда приводили целыми классами пионеров и внушали, что им надо бы быть похожими на Баумана и Железняка. Естественно, никто этим внушениям не внимал. В поздний советский период всем уже было ясно, и пионерам в первую очередь, что эти райкомовцы-агитаторы сами давным-давно не верят в идеи, которые по долгу службы им приходится проповедовать. И лишь они побросали райкомовские кабинеты и обосновались в офисах, в ими же заранее подготовленных кормушках — в банках, в совместных предприятиях, в фирмах, у подросших к этому времени пионеров ничего кроме антипатии к атрибутам прежней их идеологии быть уже не могло. Но в последние годы к участку революционеров на Ваганьковском кладбище вновь приходит довольно много любопытных. Теперь уже не по принуждению, а по доброй воле. Чаще всего это люди, которые к революции и гражданской войне относятся лишь как к занимательным событиям нашей истории. Но иногда здесь можно встретить и реликтовых сторонников дела Баумана и его соседей по участку. Бывает, что здесь расчехляются красные знамена, произносятся соответствующие речи. А какие-то активисты из «Трудовой России» — коммунистической партии небезызвестного Виктора Анпилова несколько раз устраивали субботники на участке революционеров: убирались, подстригали кусты и даже для чего-то красили гранитный памятник Бауману, хотя каменные монументы обычно не красят. Потом кладбищенским работникам пришлось устраивать ответный субботник и соскабливать краску.

На другом, менее известном, «революционном» участке внимание к себе непременно привлечет надгробие с именем, знакомым каждому бывшему советскому школьнику. На Липовой аллее стоит монумент, на котором написано: Теодор Нетте дипкурьер геройски погибший на боевом посту 1896– 926. И здесь же выбита эпитафия из Демьяна Бедного: Сраженный вражеским свинцом… Раньше в школах непременно учили наизусть стихотворение Маяковского, посвященное этому деятелю: «…В наших жилах — кровь, а не водица. Мы идем сквозь револьверный лай, чтобы, умирая, воплотиться в пароходы, в строчки и в другие долгие дела». Но сейчас прежняя патетика не в моде.

Теодор Нетте был красным латышским стрелком и в 1918–1919 сражался за советскую власть в Латвии. Его отца казнили сепаратисты. В советской России латыши были этакой революционной гвардией, самыми элитными красными частями. И после гражданской, за их беспримерную храбрость и абсолютную неподкупность, им доверяли исполнять самую ответственную службу, например дипкурьерскую. Теодор Нетте возил диппочту в родную Латвию. Маяковский вспоминал о своем друге: «Нетте — наш дипломатический курьер в Латвии. Погиб при исполнении служебных обязанностей, отстреливаясь от нападавших на него контрразведчиков в поезде на латвийской территории… Я хорошо знал товарища Нетте. Это был коренастый латыш с приятной улыбкой, в больших роговых очках. …В Ростове, на улице я услышал — газетчики кричат: „Покушение на наших дипкурьеров Нетте и Махмастля“. Остолбенел. Это была моя первая встреча с Нетте уже после его смерти. Вскоре первая боль улеглась. Я попадаю в Одессу. Пароходом направляюсь в Ялту. Когда наш пароход покидал гавань, навстречу шел другой пароход, и на нем золотыми буквами, освещенными солнцем, два слова: „Теодор Нетте“. Это была моя вторая встреча с Нетте, но уже не с человеком, а с пароходом».

Удивительно, но теперь красные латыши не в почете ни в самой Латвии, ни у нас. С Латвией-то, с той все ясно: у них теперь национальные герои — легионеры СС. Но почему у нас перестали почитаться латыши, служившие России и погибшие за Россию?

Как бы в противовес «революционным» участкам в 1990-годы на Ваганькове появился участок «монархический». У самой паперти церкви Воскресения Словущего стоит теперь несколько невзрачных, испещренных надписями, крестов и камней. Кажется, кроме выбитого на камнях, никаких больше комментариев к этому уголку восторжествовавшей монархической идеи не требуется: Сей первый в России мемориал царственных страстотерпцев освящен 16 IV 1991 г. в день Радонецы настоятелем храма Воскресения протоиреем Валентином Дагомоновым; Памяти замученных и убиенных безбожными большевиками; Памяти царственных страстотерпцев и ново-мучеников Российского Императорского дома Романовых; Государю — Императору Царю Николаю Александровичу Романову память во веки веков; Вечная память русским офицерам, отдавшим жизни свои за государя Николая II; Офицерам союза защиты Родины и Свободы группы князя М. Лопухина, казненным в мае-июне 1918 года; Вечная слава сербским офицерам, погибшим при спасении княгини Елены Сербской, жены великого князя Ивана Романова. От офицеров Российского ополчения движения Память. И тут же еще присовокуплен для чего-то лозунг: «Правда о смерти царя — Правда о страданиях России». В 1997 году какие-то лихие молодцы — может быть, последователи партизана Железняка — устроили взрыв прямо на самом потешном мемориале. Так монархисты теперь этим очень гордятся. Если они в своих театральных юнкерских костюмчиках проводят здесь линейки, как прежде пионеры возле Баумана, то кто-нибудь из их главных непременно расскажет зевакам, что они истинные патриоты России, и для злых поработителей отечества — всяких жидомасонов — они будто кость в горле, и что те исходят на них злобою и строят им всяческие козни — покушаются на дорогие каждому русскому сердцу святыни. В доказательство будет предъявлен еще некий скол на камне — от взрыва-де!

• Предыдущая
• 54/126
• Следующая