Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ) - Аредова Дарья Владимировна - Страница 32

• Предыдущая
• 32/135
• Следующая

А сестрички?..

Такие были трогательно-серьезные, такие умилительные, так упрямо стремились поступить в патруль. Сколько раз они поднимали настроение уставшим ребятам, когда остекленевшие от боли и усталости взгляды оживали, и патрульные улыбались, и суровый Кондор усмехался в усы, пряча усмешку за краем стакана. Старательно-суровая Нэйси и мечтательная Лесли, готовая расплакаться от чужого горя. «Лидия, что с вами?»... «Настроение плохое...» И, глядь – а уже сидит надутая и шмыгает носом. «Вам же плохо...»

А сегодня еще и оборотни явились. Я слышала выстрелы на мосту, а патрульные нашли шесть трупов. Пули были из моей винтовки. Значит, Лесли и Аретейни перед смертью спасли много людей. Значит, пригодилась им винтовка.

Я прикрыла глаза, но слезы все равно стекали по щекам.

А музыка, как назло, полилась грустная. Играла Лаэрри, пианистка, мать... впрочем, это только слухи, чья она там мать.

Чувствительная я сегодня.

Я всегда такая в конце месяца... в середине весны...

Эндра

Очнулась я снова уже на рассвете, и сразу поняла, что лежу на влажной утренней траве городского парка. Раны были тщательно перевязаны, да и в целом я чувствовала себя гораздо лучше.

Я оборотень.

Мысль все никак не желала укладываться в голове, и ворочалась там холодной змеей. Я оборотень. Я даже не зверь. Я – монстр. Я – чудовище. Я – нечисть...

Захотелось разреветься, но я упрямо стиснула зубы. Ничего, переживем. Оборотень, подумаешь. Во всем есть свои плюсы.

Ага, вот только как бы мне подняться. И так, и эдак, как ни крути – не получалось.

Я вздохнула и упрямо поползла по-пластунски, пыхтя и невольно выдирая траву. Болело все зверски, аж в глазах темнело, и потому приходилось останавливаться на отдых. Изрешетили меня знатно. Ясен пень, оборотень. Спасибо, не убили.

Оборотень...

Вскоре – наверное, во всяком случае, мне это «вскоре» показалось целой вечностью, хотя расстояние-то наверняка небольшое, парковые деревья закончились, я миновала боком берег пруда и выбралась на холодный шершавый асфальт. Потянулась какая-то промзона, заборы, гаражи и задние дворы, меж кусками растрескавшегося асфальта росла трава, кустики, и даже молоденькие деревца. Неподалеку стоял покосившийся, некогда зеленый фургон. Поговаривали, что когда-то механизм, скрытый внутри фургона, мог крутить колеса на жидком топливе, но это был очень древний механизм, на смену которому пришли более совершенные. А затем более совершенным не хватило топлива, и стали ездить на лошадях... а этот так и не смогли починить – не нашли нужных деталей... это я от патрульных в баре слышала...

Тут мысли начали путаться, и я поймала себя на том, что думаю о всякой ерунде, чтобы отвлечься. Асфальт шершавыми камешками ложился в ладони, и по нему лихорадочно метались перепуганные муравьи. Наконец, впереди вырос знакомый двухэтажный дом с не менее знакомой пожарной лестницей и мусорными баками, притулившимися сбоку, в углу стоящих буквой "г" слитых корпусов. Из приоткрытых окон доносилась бодрая фортепианная мелодия.

Я доползла до двери черного хода и потеряла сознание.

Лидия

Чего-то я совсем раскисла. Надо, что ли, мусор вынести. Прозаический труд как нельзя лучше убивает сентиментальный лад, и я с энтузиазмом принялась за работу.

В довершение ко всему полился мелкий холодный весенний дождик, он сеялся сквозь тучи, как через сито, придавая тусклому городскому пейзажу серо-тоскливую окраску. Раны, недавно полученные от мелких городских тварей, немедленно принялись саднить, а по крупным пузырям в лужах и далеким громовым раскатам я определила, что идет гроза.

Посередине заднего двора лежал ничком некто, до того худой, грязный и измученный, перебинтованный, словно мумия, почерневшими мокрыми бинтами, что я не сразу его и узнала. Точнее, ее.

Догадавшись добежать до помойки и закинуть туда здоровенные мешки с мусором, я бегом по лужам ринулась к лежащему неподвижно человеку, перевернула на спину.

Рыжая...

Так она жива. Правда, судя по ее состоянию, ненадолго.

А остальные?!

Что ж, надеюсь, она расскажет – если, конечно, выживет и придет в себя. Отделали ее неплохо.

Но надежда все же оставалась.

Аретейни

Мы потерялись. Я это поняла сразу, как только почувствовала в воздухе больше влаги и свежести. Артемис шагал рядом и все напевал что-то себе под нос. В груди было пусто и холодно, и противный холодок слабостью разливался по всему телу. Так плохо мне еще никогда не было.

Надо идти назад, отстраненно убеждала я себя, но ноги упрямо несли неведомо куда – просто вперед. Авось и выйдем... найдемся... Усталость навалилась тяжелым одеялом, и вскоре я, не выдержав, сползла по холодной шершавой стене на пол. Артемис тоже остановился.

— Ты чего? – спросил он. Кажется, он немного пришел в себя. Во всяком случае, перестал бессмысленно смеяться и сплошным потоком нести околесицу.

— Сейчас, – отозвалась я, чувствуя, что не могу подняться. – Передохнем немного и пойдем.

— Ага, – согласился Артемис, усаживаясь рядом. – Мы рыжего ищем? Он не пропадет.

— Знаю. Мы выход ищем. Наших.

— А-а, – протянул он. – Так наши-то там.

Я даже вскочила.

— Что ты сказал?!

Артемис удивленно поднял голову. Взгляд оставался отсутствующим.

— Там наши, говорю. А мы в другую сторону идем.

— Тогда пошли.

— Пошли.

Обрез

Бедняга Дэннер. Это ж надо – такое терпеть. Ну, не хотел я ему рассказывать – так ведь заставил, дьявол рыжий. Нет, он не псих, как все утверждают, он мужик толковый. Только дурит иногда – так этого с кем не бывает, так что, не верьте всем этим россказням бабским.

И зачем он заставил меня вспомнить тот день?.. Ему-то хорошо, узнал, чего хотел – а мне снова ночей не спать. Это ж лучше не помнить, того кошмара уже и нет давно – но сны постоянно достают и дергаешься на каждый шорох.

Дэннер меня не понимает, считает, как и многие в городе, что я его ненавижу, но это бред. Да, я от него шарахаюсь – но не из-за него самого, нет. Просто напоминает мне все это. А так... Жаль, что мы с ним уже не станем друзьями. Очень жаль. Правда, у нас есть нечто большее и гораздо более надежное, чем самая крепкая на свете дружба. То, что нас неразрывно объединяет.

Общий кошмар.

Итак, Дэннер ушел. Девка убежала вслед за ним, а чернявый кинулся за девкой. Честно говоря, я сомневаюсь, что он оклемается – уж больно крепко ему досталось. Но сейчас его убивать нельзя, как бы жестоко это ни звучало. Разумеется, он мучается. Это не жизнь. Но сейчас нам важен каждый боец.

Ладно, надо идти.

Парни галдели, точно растревоженная стая чаек – хрен переорешь их. Пришлось стрельнуть разок. С потолка брызнула каменная крошка. Зато все разом притихли – еще бы, уши-то заложило. У меня самого уши заложило, и я их машинально потер свободной рукой – вначале одно, затем другое.

— А ну, ша, – приказал я, дождавшись тишины. – Сейчас построились и идем за тварью. Все ясно?

— Ясно, – сказал Даклер. Я его запомнил из-за привычки постоянно в ушах ковыряться. Уж очень нервный парнишка, непонятно как он в патруль-то попал с такими никчемными нервами. Ко мне тут же подлетела маленькая синеглазая комета.

— А как же наши, командир?! – гневно обличила Нэйси. – Они же пропадут в тоннелях!

— Смир-рно!! – рявкнул я. Нэйси подпрыгнула. Еще малолетки этой мне в рейде не хватало, туман ей в зад! И тварей ловить, и чертов детский сад пасти! – Ты сомневаешься в способностях своего командира, боец?! – Я-то знал, что на нее подействует. И правда – девка сникла.

— Нет, но...

— Никаких но! Шевелись, давай!

• Предыдущая
• 32/135
• Следующая