Операция «Цитадель» - Сушинский Богдан Иванович - Страница 49
- Предыдущая
- 49/107
- Следующая
– Так вот, напомню, что звали ее Марией Вороновой, – «В» у нее прозвучало как «Ф» и получилось «Форонофой», – теперь это уже установлено абсолютно точно. Я специально попросила своего знакомого из СД составить для меня небольшое досье этой… поварихи. Очень жаль, что не решилась спросить о ней сразу же, как только познакомились. Вернее, после того как узнала о существовании этой, как ее называли между собой офицеры в ставке командарма Власова, «походно-полевой генеральши», – поспешно уточнила эсэс-вдова. – Это сразу же облегчило бы поиски ее самой.
– Поиски кого?! Вы что, попросили сотрудников СД найти эту… Воронову?
– Представьте себе, мой генерал генералов. Только не «эту Воронову», а ту Воронову, которая до конца осталась верной вам в этих ваших русских болотах и которой вы обязаны спасением своей никчемной, с точки зрения офицерской чести, жизни.
– Но зачем вам это понадобилось?!
– Ответ вам прекрасно известен. Чтобы знать, что она собой представляет, и куда забросила ее судьба пленницы.
– Да на кой дьявол она вам нужна, Хейди?! После пленения мы с ней никогда больше не виделись.
– Только потому, что вы, мой генерал генералов, сами не смогли, или, точнее, не решились, отыскать ее. Что-то сдерживало вас, что-то смущало. Очевидно, собственная неопределенность в стане германского генералитета. К тому же опасались за ее жизнь. Побаивались, как бы ваш интерес к ней не погубил эту женщину.
– Понятно, теперь погубить ее решили вы, фрау Биленберг, – не заметил, как перешел на официальный тон Андрей, – Похвальное занятие.
– Я не давала повода так ополчаться против меня, Андре, – неожиданно мягко, почти вдумчиво, предупредила его СС-вдова. – Если хотите, могу организовать встречу с ней. Отдельный номер с луной в ночном окне не гарантирую, но засвидетельствовать свое почтение во время пятнадцатиминутной беседы – это вам будет позволено. Так что прикажете организовывать свидание?
– Не время сейчас об этом, не время, Хейди, – нервно потряс поднятыми вверх кулаками Власов. – Сейчас мне нужно думать о создании Русской освободительной армии. Причем мы уже, кажется, договорились, что РОА – это наша общая цель.
– Успокойтесь, генерал генералов, все, что было только что сказано нами, с нами же и остается. Не скрою, я безумно приревновала вас, открыв для себя, что, оказывается, я ужасно ревнивая. Своего убиенного мужа я никогда и ни к кому так не ревновала. Наоборот, время от времени ему самому давала основания ревновать меня. Впрочем, это уже иная тема, – уже совершенно миролюбиво молвила Хейди, направляясь назад к санаторию. – Однако не выплеснуть наружу всего того, что накопилось в оскорбленной женской душе, – я тоже не могла.
Почти всю дорогу назад они шли молча, однако Власов чувствовал, что в этом молчании угасают последние искры ссоры и возрождается примирение. А ведь еще несколько минут назад ему казалось, что ссора зашла слишком далеко и возвращение к былой идиллии невозможно.
– Мне бы не хотелось, чтобы эта женщина пострадала, – решился нарушить это молчание генерал Власов уже в нескольких метрах от главного корпуса санатория, совсем недавно переименованного в «Горную Франконию». – Причем совершенно невинно.
– Ну, не думаю, чтобы так уж невинно. Грех за ней все-таки водится.
– И все же прошу вас, Хейди…
– Не надо уговаривать, мой генерал генералов, – почти с нежностью произнесла германка. – Если бы я намеревалась казнить ее, то давно казнила бы. Пока же, наоборот, попросила своих друзей из СД и гестапо, насколько это возможно, облегчить ее участь.
4
Выйдя из отеля «Берлин», Фройнштаг зябко поежилась и осмотрелась. Справа и слева от входа, за широкими, едва различимыми отсюда белыми дорожными полосами, чернели ряды машин. Фары погашены, ни одного огонька в салонах. Пространство между стоянками тоже казалось безлюдным, и лишь слабо освещенная улица, начинающаяся за двумя неяркими фонарями, еще подавала кое-какие признаки обетованности. Однако унтерштурмфюрера СС она сейчас не интересовала.
В четырех кварталах от «Берлина», в небольшом особняке, притаившемся внутри огромного, подступающего к Дунаю, квартала, ее ждала девица по имени Юлиана, которая считалась «первой любовницей» предводителя местных фашистов Ференца Салаши. Лишь немногие знали, что под именем аристократической проститутки Юлианы с кличкой Юлиша скрывалась баронесса Юлиана фон Шемберг. Истинная аристократка по своей родословной и истинная проститутка по своему воспитанию и своим наклонностям.
Иное дело, что проституткой она была не то чтобы чрезмерно дорогой, но очень разборчивой, предпочитая видеть в своем ложе только аристократов, пусть даже безденежных и основательно разорившихся. И никто не мог заставить ее повести к себе на квартиру какого-то пройдоху-уголовника, сколько бы денег тот ни обещал выложить за «пламенную» ночь.
По просьбе обер-диверсанта рейха Фройнштаг обязательно должна была встретиться с ней, причем не только для того, чтобы немного посудачить о превратностях женской судьбы вообще и судьбы любовницы всякой знаменитости в частности. Руководителю диверсионной службы СД важно было знать, что собой представляет эта девица. А главное, Скорцени рассчитывал, что, подружившись, Фройнштаг и баронесса фон Шемберг станут агентами-связниками между ним и новоявленным «фюрером Венгрии».
– Представляю себе, сколько желчи вы умудритесь вылить на все мужское племя во время этих своих посиделок, – иронично заключил штурмбаннфюрер, благословляя ее на это свидание.
– Для этого вам следовало бы направить к ней одну из своих официальных любовниц, – ревниво огрызнулась Лилия.
– Что я и делаю.
Все их сексуальные страсти улеглись, и теперь они лежали в широкой старинной постели, в одной из явочных мюнхенских квартир, которые СД специально держала для того, чтобы в ней могли отсиживаться прибывающие из-за рубежа секретные агенты. Сюда же должны были доставлять захваченных дипломатов и прочих иностранцев для допросов, вербовки, а, если возникала такая необходимость, то и уничтожения. Для этого из квартиры имелся прямой ход в большое, в скальном грунте выдолбленное подземелье.
– Я к вашим официальным любовницам не принадлежу, – медленно, почти по слогам, объясняла ему Фройнштаг, после каждого слова впиваясь своим коготком в его широкую, выпуклую грудь.
Она лежала на животе, наискосок к Отто, упираясь подбородком в одно из его ребер. Это была любимая постсексуальная поза Фройнштаг, благодаря которой, в зависимости от «заслуг» мужчины, она могла, то ли благодарственно целовать его в грудь, то ли мстительно выпускать свои коготки. Что она сейчас и делала. Причем со всей возможной старательностью и со всем возможным сладострастием вампирши.
– Это вы так решили, Фройнштаг?
– Если иногда, исключительно из жалости к вам, я и позволяю себе прибегнуть к походному варианту интимных развлечений, – все глубже загоняла она коготок своего указательного пальца в тело обер-диверсанта рейха, – то вовсе не потому, что страдаю по вас.
– Что же тогда бросает вас в объятия этого неверного, шрамами изуродованного головореза? – Скорцени давно привык к коготкам Фройнштаг и воспринимал их как некое подобие массажа.
Эта женщина по-настоящему нравилась Отто. Иное дело, что она была не единственной, кто ему нравился. Однако ни с одной из них штурмбаннфюрер не провел столько благостных любовных ночей, ни с одной так не упивался женской плотью, как с Фройнштаг, – и никуда от этого не деться.
– Шрамы здесь ни при чем, – сразу же заметила Фройнштаг.
– Знаю, что к моим шрамам вы всегда относились трепетно, – сознался Скорцени. – В отличие от многих других женщин, которых эти телесные рубища то ли напрочь отталкивали, то ли заставляли брезгливо морщиться.
– Неужели случались и такие?! – притворно ужаснулась Лилия. – Не уважать такие шрамы! Какое неблагоразумие!
– А как вы объясняете свое собственное отношение к моим шрамам, Фройнштаг?
- Предыдущая
- 49/107
- Следующая