Офицерская честь - Торубаров Юрий Дмитриевич - Страница 27

• Предыдущая
• 27/40
• Следующая

Наполеон нехотя согласился начать переговоры, а сам тем временем развернул весьма энергичную деятельность по подготовке новой армии. Он понимал, что сегодня начинать военные действия он не в состоянии. Поэтому вынужден был говорить о мире. Военный атташе Чернышев, наладивший шпионскую сеть, докладывал Александру о всех приготовлениях Бонапарта. И царь, понимая, какой он может подвергнуться опасности, все больше подтягивал свои резервы. Мирный конгресс после двух месяцев проволочек собрался в Шатильоне. Но из этих переговоров ничего не вышло.

В ночь с 24 на 25 января Бонапарт должен был выехать к армии. Он подписал документ, по которому его жена, Мария-Луиза, становилась регентшей. А в случае его смерти императором становится его трехлетний сын, которого он безумно любил. Он один во всем дворце не боялся императора, а в его кабинете чувствовал себя полным хозяином. Перед отъездом в три часа ночи отец вошел в спальню сына и долго стоял около его кроватки. Склонившись, он едва прикоснулся губами к его щечке, чтобы не напугать ребенка. Это был последний раз, когда Наполеон видел сына.

Прибыв в армию, Бонапарт подсчитал силы. У него оказалось всего 47 тысяч человек, а у союзников более 230 тысяч. Все маршалы, даже Ней, пали духом. Только Бонапарт не унывал. Он был бодр, деятелен и старался каждому поднять настроение. Уже на следующий день быстро, как он умел это делать, собрал в кулак силы и обрушился на пруссов. Он выбил их из Сен-Дизье. Отступая, Блюхер соединился с русским корпусом Остен-Сакена. И опять же не подоспей вовремя Шувалов, Мармон мог бы со своим корпусом обойти их и окружить.

Но и эти две победы подняли настроение во французской армии. Наполеон был из тех людей, которые не падают духом по мере возрастания опасности, а наоборот, он становился энергичней, деятельней. Стремительным маршем двинулись французы по направлению Монмирайлю, где стояли русские и пруссаки. Не ожидая такого быстрого появления противника, союзники побежали с поля боя. Затем при Шато-Тьери, Вошане, Мормане и Вильневе вновь новые победы. Шварценберг запросил перемирия, напуганный успехами французов. На перемирие Бонапарт не согласился. И новая победа при Монтеро.

Но… солдат у Наполеона было мало. Маршалы сильно утомлены, поэтому делали существенные ошибки. Однажды Бонапарт гневно сказал Ожеро, опоздавшему к месту своего назначения:

– Если ваши 60 лет вас тяготят, сдайте командование.

Тот ответил:

– Император, вы никак не поймете, что мы, подчиненные, не Наполеоны!

И все же эти блестящие победы в начале 1814 году заставили союзников снова заговорить о перемирии. Главнокомандующий фельдмаршал Шварценберг собрал военный совет, на котором присутствовали Александр I, Фридрих-Вильгельм, Франц. Шварценберг обрисовал весьма невыгодную для них обстановку, предложил просить у Наполеона перемирие.

Александр, получивший недавно из Парижа донесения от Чернышова и Талейрана, где они обрисовывали весьма тяжелое положение с военной силой у Бонапарта, запротестовал, намекнув, что во всем виноват командующий. Возмутился Франц:

– Дорогой брат, – сказал он, – я не возражаю против его замены, назови такую фигуру.

У Александра чуть не сорвалось с языка:

– И назову… – но что-то заставило его замолчать.

– Ну, – Франц развел руками, – биться с Бонапартом очень трудно. В этом мы убеждаемся какой раз. Не лучше ли еще наскрести силы и потом наверняка… – он хлопнул ладонью по столу и прибил муху.

Все рассмеялись, поняв намек. Согласился наконец и Александр.

К Наполеону послали одного из видных аристократов, князя Лихтенштейна. Тон разговора князя, которого принял Бонапарт, был примирительным. Он уверял Наполеона, что союзники искренне хотят мира и не хотят видеть вернувшихся Бурбонов. Но победы вскружили Бонапарту голову. Перемирие вновь было отвергнуто. Тогда союзники снова собрались, постановили довести численность войск до 450 тысяч человек, а Англия обязалась давать ежегодную субсидию в 5 миллионов фунтов стерлингов. И, каковы бы ни были блестящие победы самого Бонапарта, союзники выполняли рекомендации Моро и били его маршалов. Но все это затягивалось на неопределенное время.

И вот однажды к Александру тайно прибыл граф Витроль, агент Талейрана и Бурбонов, с которыми Шарль уже поддерживал отношения. Предложение Талейрана было таким: не надо гоняться за Наполеоном, все равно его не победить, а надо идти прямо на Париж. Взяв Париж, надо низложить Наполеона и вернуть к власти Бурбонов. Сообщение Александра расстроило Витроля. Тот сказал, что с низложением Бонапарта согласен, а вот в отношении Бурбонов… пусть решают французы. Царь даже не возражал, если останется республика.

Витроль не понял весьма удачный тактический ход Александра. Французы Бурбонов не хотели, он это знал. Если они войдут в Париж, поднимется народ. А если останется республика, то подрывается авторитет самого Наполеона. Выигрыш. А тут еще помогли казаки. Они перехватили письма министра полиции Савари и Марии-Луизы к Наполеону, где они сообщали, что настроение парижан такое, что сопротивления при входе в город союзников ожидать нельзя.

Это сообщение и склонило чашу весов союзников наступать на Париж. Наполеон, грозя их тылам, был далеко от Парижа, поэтому не смог бы ему помочь. Путь им загораживали только Мармон и Мортье. У них было около 40 тысяч человек. У местечка Фер-Шампенуаз произошла битва. Александр I с холма Бельвиль наблюдал за ходом сражения. Французы умело оборонялись. Александр стал нервничать. Он знал, что Бонапарт находится у него в тылу. Он знал и другое: тот умел быстро, очень быстро передвигаться. Не было и Талейрана, который обещал, что Париж ждет союзников.

Он приказал пригласить к нему графа Шувалова. Его разыскали в тот момент, когда в очередной раз он поднимал своих кирасир в атаку. Французы стояли насмерть.

– Слушаю, Ваше Величество, – предстал пред ним запыхавшийся генерал.

Царь обнял его за плечи и отвел в сторону.

– Павел Андреевич, – голос его звучал мягко, – я хочу попросить вас об одном трудном и весьма опасном деле.

– Слушаю.

– Вам надо ехать в Париж. Инкогнито, разумеется, и найти Талейрана.

Такое поручение графа не обрадовало. Превращаться в лазутчика ему не хотелось. Но он понимал, что это было свидетельством большого доверия к нему императора. «Значит, у них с Талейраном уже давно налажена связь», – подумал граф. Он не ошибся. Еще в Эрфурте в 1808 году Талейран впервые предал Наполеона, тайно общался с Александром и советовал ему бороться с бонапартовской гегемонией. Вообще-то Наполеон знал о продажности своего министра иностранных дел, знал, что он вор, взяточник, бессовестный человек. Но ценил его как умнейшего дипломата.

Вот к такому человеку и был послан Шувалов. Будучи не только боевым генералом, но еще и дипломатом, он хорошо знал, что правда для дипломата – понятие условное. А вот быть предателем… его просто коробило от такой мысли. Но… надо было думать, как выполнить это высочайшее поручение. Кого-либо вводить в это дело он не хотел. И все же без помощи своего унтер-офицера Семена Галкина он обойтись не мог.

– Галкина ко мне, – приказал он вестовому.

– Слушаюсь, ваш бродь! – отрапортовал Семен.

– Тише ты! Орешь, как торговка на базаре.

– Извеняюсь, ваш бродь.

– Семен, я хочу сходить в гости к старому приятелю в Париж.

Семен с недоверием посмотрел на генерала, но промолчал.

– Тройку заказать? – съехидничал он.

– Закажи, – отшутился генерал, – а если серьезно, мне нужен мундир, лучше офицерский, с какого-нибудь пленного француза.

– Это мы мигом, ваш бродь, – он крутанулся на пятке и хлопнул дверью.

Но если не мигом, то мундир он принес быстро. Глаз у него был остер, мундир французского гренадера с эполетами капитана оказался впору.

– А вам, ваш бродь, он идет, – оценил Семен, довольный своей работой.

– Так-то так, – поворачиваясь в разные стороны, ответил Шувалов, – но где лучше будет пройти? А? – он посмотрел на Семена.

• Предыдущая
• 27/40
• Следующая