Вице-император. Лорис-Меликов - Холмогорова Елена Сергеевна - Страница 87
- Предыдущая
- 87/120
- Следующая
Авторитет власти поддерживается не только правами, присвоенными ей, но и образом действий ее представителей, а также приобретаемым ими в обществе влиянием; поэтому в вопросе о правах Губернаторов имеет в одинаковой мере значение и личный их состав. Между тем многие не вполне соответствуют своему назначению, и нет основания предполагать, чтобы при увеличении их прав улучшился контингент, из которого пополняется в настоящее время губернаторский персонал».
Памятуя о знаменитом маковском циркуляре по поводу земских адресов и прочих указаний из Петербурга, вносящих полную путаницу в делах, Харьковский генерал-губернатор счел за разумное заметить: «Правительственные мероприятия прежде выполнения желательно согласовывать с Генерал-Губернатором – высшим представителем власти в крае, не зависимом от местных передряг и недоразумений».
Лорис-Меликов, человек военный, прошел блистательную школу русского чиновничества у лукавейших царедворцев – Воронцова, Барятинского, великого князя Михаила Николаевича. С начальством на Руси следует делиться идеями и не спешить за авторским приоритетом. Пусть думает, что они ему самому пришли в голову. А посему отчет свой он завершил следующими словами: «Посвятив себя всецело на служение Вашему Величеству и Отечеству, я счел своею священною обязанностью всеподданнейше доложить с полною откровенностью выработавшиеся во мне путем опыта убеждения, дабы указания, которые Вашему Императорскому Величеству благоугодно будет преподать, послужили руководством для дальнейшей моей деятельности».
2 февраля 1880 года Михаил Тариелович Лорис-Меликов вручил государю императору всеподданнейший доклад. Царь вникать в доклад в 60 листов не стал, а отдал его для прочтения Петру Александровичу Валуеву, незадолго перед Новым годом назначенному председателем Комитета министров и комиссии прошений вместо скончавшегося 20 декабря графа Павла Николаевича Игнатьева. Валуев оставил по этому поводу в дневнике своем за 3 февраля такую запись: «Читал также записку гр. Лорис-Меликова, хорошо написанную, несмотря на обычную риторику верноподданства об „обожаемом“ монархе, и высказывающуюся за прочное создание генерал-губернаторств». Давно ли Валуев хвастался, что идея этого учреждения принадлежит ему самому? Так ведь тогда он был хоть и авторитетным, но всего лишь министром. Да и кто мог предположить год назад, что идея – одно, а исполнение и исполнители – совсем-совсем иное и благим идеям несоразмерное? Кроме Лориса, никто не справился со своею задачей.
Сам Лорис-Меликов намеревался прожить в Петербурге до конца торжеств в честь двадцатипятилетия царствования Александра II, а к началу марта вернуться в Харьков.
Человек предполагает, а Бог…
Бомба в Зимнем дворце
Это еще большой вопрос: Бог ли то был, Сатана ли?
Скорее всего, Сатана. Он принял облик веселого, расторопного мастерового с быстрыми лукавыми глазами Степана Батышкова, поступившего по случаю ремонтных работ столяром в Зимний дворец. Мастера нахвалиться не могли молодым и резвым, чрезвычайно исполнительным рабочим. Все кипело в его умелых руках. Только вот очень странным иногда казалось – взгляд его бывал, когда задумается, то рассеянный и ничего вокруг себя не видящий, а то вдруг загорится такой испепеляющей злобой, что оторопь берет, но на мгновенье, его тут же сменяет чуть заискивающая добрая улыбка. Но об этом вспомнят потом, когда поздно будет.
Зимний дворец жил своею жизнью. Съезжались гости к императору на праздник. Царь все думал, чем отметить славную годовщину своего властвования, мелькнула даже мысль не то чтоб о конституции, но о каком-то движении в ее сторону. В начале января, уже в который раз, он потребовал от Валуева его докладную записку, поданную еще в апреле 1863 года, о преобразовании Государственного совета, в состав которого, наряду с назначаемыми членами – в основном действующими и отставными министрами, входили бы лица, избранные от губерний и крупнейших городов. Тогда из-за польского восстания мера эта показалась слишком революционной и была отложена до лучших времен. Свою записку на сей счет, гораздо более умеренную, в начале 1866 года подал великий князь Константин Николаевич – самый пылкий сторонник реформ в царствующем доме. Каракозов, промахнувшись в царя, прострелил предложение великого князя. Теперь же император и о нем вспомнил и после некоторых раздумий остановился, скорее, на великокняжеском варианте дарования новых свобод, о чем и поведал брату своему, предложив для начала обсудить ее на Особом совещании с министрами и наследником цесаревичем.
Ближайший сотрудник и помощник в Государственном совете, где великий князь Константин Николаевич председательствовал, государственный секретарь Егор Абрамович Перетц[44] оставил в своем дневнике бесценную запись о благом порыве императора:
13 января к великому князю Константину Николаевичу приехал Государь и сам заговорил о его записке 1867 (ошибка Перетца. – Авт.), написанной вчерне в Ореанде и доведенной до ума совместно с тогдашним государственным секретарем князем С. Н. Урусовым[45]. Царь хочет даровать к своему двадцатипятилетию на престоле представительство народу.
15 января.
Вот эта записка:
«После происшествий, бывших в этом году в Рязанском и Санкт-Петербургском дворянских собраниях, Государь Император, входя в затруднительное положение дворянства, изволил Сам обратить внимание на вопрос о том: что можно для него сделать?
Это указание привело меня к следующим мыслям.
В основе соображения по этому важному предмету необходимо положить некоторые существенные начала, которые должны служить, так сказать, афоризмами при дальнейшем развитии самих соображений.
1) Для России, в настоящее время и еще надолго, конституционное правление было бы гибелью, потому что оно немедленно обратилось в олигархию или анархию. Мы должны всеми силами поддержать Самодержавие.
2) Существующие сословные привилегии не должны быть нарушаемы или отнимаемы; такие меры вызвали бы раздражение; но, в видах уничтожения исключительности этих привилегий, – можно, на деле, их сглаживать чрез распространение на другие сословия.
3) При допущении известной степени либеральности в формах, составляющих наружную сторону какого-либо мероприятия, – не предстоит опасности, коль скоро сущность сохранена и удержана в надлежащей неприкосновенности.
4)Развитие зародышей, хранящихся в отечественном законодательстве, должно быть предпочитаемо заимствованию иностранного.
Перехожу от этих общих начал к мыслям моим о положении дворянства.
Оно вообще недовольно; конституционные его стремления периодически возобновляются. Однако, по словам умных и сведущих дворян, – дворянство не желает серьезно конституции, потому что оно само сознает ее опасность, а конституционные его намеки служат не чем другим, как выражением его неудовольствия. И действительно, как ни разноречивы основания, прилагаемые в суждениях и речах дворянских и других собраний, – постоянно и настойчиво проводится в них одна мысль: „До ГОСУДАРЯ правда не доходит; администрация и бюрократия нами завладели; они стоят непроходимою стеною между ГОСУДАРЕМ и Его Россиею; ГОСУДАРЬ окружен опричниками…“ и т. п. Но везде повторяется та же мысль: „До ГОСУДАРЯ правда не доходит]“ В этих собраниях, как мне кажется, обнаруживается то истинно серьезное желание, которое может и должно быть удовлетворено.
Но как исполнить это?
К достижению сего, по моему убеждению, представляется возможность без малейшего прикосновения к священным правам Самодержавия:
1) Наше законодательство дарует сословиям (дворянству уже около столетия) такое право, которое приобреталось за границей потоками крови, которое там считается первым и самым важным залогом политической свободы и которое у нас не довольно высоко ценится, а в иных случаях и забывается; это – le drait le petition, право заявления своих нужд (IX т. зак. о сост., ст. 112).
2) Дворянство имеет право выбирать депутатов из кандидатов, представляемых каждым уездом на случай вызова их в Петербург Правительством для объяснения ходатайств дворянства (IX т. зак. о сост., ст. 113 и 114). Это право осталось у нас мертвою буквой.
Исходя из двух существующих прав дворянского сословия, я предложил бы воспользоваться ими для осуществления следующих предположений:
1) Обязать как дворянские собрания, уже имеющие это право, так и земские собрания, этого права еще не имеющие, избирать депутатов (двух или трех).
2) Правительство оставляет за собой право собирать их, когда и как найдет полезным.
3) Избранные лица могут быть созываемы в собрания как из всей России, или по полосам, или местностям, как это признано будет нужным.
4) Собрания состоят при Государственном Совете.
5) Собрания собственной инициативы не имеют, а занимаются только теми делами, которые им передает Правительство.
6) Собрания имеют только совещательный, а не решительный голос.
7) Из заявлений и просьб местных дворянских и земских собраний Правительство поручает обсуждению депутатских собраний только те, которые назначит по своему усмотрению.
8) Собрания не должны быть постоянными.
9) Заявления и просьбы дворянских собраний передаются в собрание дворянских депутатов; заявления и просьбы земских собраний – в собрание депутатов земских.
10) Председатели обоих депутатских собраний назначаются ЕГО ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ из членов Государственного Совета.
11) В занятиях собраний участвуют Министры по принадлежности.
12) Собрания занимаются только приуготовительными работами для Государственного Совета, в который вносятся установленным порядком заключения собраний по рассмотренным в них вопросам.
13) При обсуждении этих дел в Государственном Совете могут быть призваны в заседания Совета некоторые из депутатов для представления нужных объяснений, но при разрешении дел они не присутствуют[46].
14) Объяснения приглашенных депутатов записываются в журналы Государственного Совета.
15) Эти объяснения вносятся в мемории Государственного Совета, подносимые на ВЫСОЧАЙШЕЕ утверждение, при которых представляются, сверх того, ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ и подлинные по рассмотренному делу журналы депутатских собраний.
Все эти предположения имеют целью: с одной стороны, удовлетворить действительно общему желанию, чтобы голос сословий прямо доходил до Престола; а с другой стороны – устранить именно поводы и предлоги к дальнейшему повторению превратного предположения, будто в настоящее время правде прегражден путь к ГОСУДАРЮ. В то же время эти меры, весьма либеральные по форме, должны успокоить многие высказывавшиеся в последнее время стремления, но в сущности, в них нет ничего опасного, так как, во-первых, депутаты будут призваны не в состав Государственного Совета, в виде приуготовительных комиссий; во-вторых, Председатели собраний будут назначаемы Самим ГОСУДАРЕМ; в-третьих, в собраниях будут присутствовать Министры; и, наконец, в-четвертых, при обсуждении дел голос собраний будет только совещательным и в решительный обращаться не может».
44
Перетц Егор Абрамович (1833-1899) — барон, статс-секретарь, государственный секретарь, с 1878 по 1883 г. член Государственного совета.
45
Урусов Сергей Николаевич (1816-1883) — статс-секретарь, член Государственного совета, главноуправляющий II Отделением собственной его императорского величества Канцелярии.
46
На основании ст. 12 Учр. Гос. Сов., в Департаменты, по усмотрению их, могут быть приглашаемы к совещанию и лица посторонние, от коих, по свойству дела, можно ожидать полезных объяснений. (Примеч. великого князя Константина Николаевича.)
- Предыдущая
- 87/120
- Следующая