Современный итальянский детектив. Выпуск 2 - Раццини Вьери - Страница 73

• Предыдущая
• 73/75
• Следующая

— К сожалению, твои страхи оказались не напрасными, Матильда, — пробормотал Доно. — Энеа мертв. — На последнем слове он закашлялся.

— Вы ничего не слышали ночью? — спросил доктор Мориджи. — У него был сильнейший приступ.

— Моя спальня в другом конце коридора, — ответила Матильда, — за маленькой гостиной. И я по привычке всегда закрываю обе двери. К тому же в последнее время я плохо сплю, поэтому приняла снотворное.

Доно Монтерисполи и доктор Мориджи были поражены ее выдержкой.

— Тебе ни о чем не нужно беспокоиться, — сказал деверь после минутного молчания. — Я сам позабочусь о похоронах и дам объявление.

Матильда вскинула голову.

— Объявление? Ты уверен, что это необходимо? Я бы предпочла обойтись без огласки.

— Нет, дорогая, — возразил деверь. — Я понимаю, что в горе каждому хочется быть одному, но жизнь в обществе накладывает определенные обязательства. У Энеа наверняка были друзья, они обидятся, если им не сообщить. — Он повернулся к доктору Мориджи. — Ты сам оформишь свидетельство о смерти?

— Да, конечно.

Воцарилось молчание. Доктор Мориджи счел своим долгом нарушить его и каким-то образом выразить соболезнование.

— Ваш сын в последнее время совсем не следил за собой, и от этого состояние его здоровья резко ухудшилось. Кто знает, может, личные переживания были тому причиной? Может, теперь он наконец-то обрел покой, избавился от мучений…

Он умолк — настолько банальными и фальшивыми показались ему собственные слова. И был удивлен, прочитав во взгляде Матильды глубокую, неподдельную благодарность.

В день похорон погода стояла ясная, яркий солнечный свет четко очерчивал контуры деревьев и вилл, рассыпанных по склону холма. Все окна в доме Монтерисполи были закрыты, но воздух тем не менее прогрелся от проникавших сквозь стекла лучей.

Матильда сидела в гостиной в темно-синем платье, с жемчужным ожерельем на шее. Едва заметно кивала входившим и выслушивала слова сочувствия с высоко поднятой головой.

Народу пришло много, больше, чем ожидалось, и ей это было приятно. Чувствовалось, что фамилию Монтерисполи в городе уважают.

Несколько блестящих машин почти бесшумно подъехали к воротам. Из них вышли врачи и медсестры клиники Санто-Джованни. Соседи, разумеется, явились пешком — женщины в шляпах, а мужчины в темных костюмах. Здесь были знакомые лавочники Матильды и Саверия со всей семьей, включая невесток и внуков. Перед тем как переодеться в закутке рядом с кухней, служанка приготовила кувшины с молоком и кофе, а также выставила печенье и два торта, принесенные из дома. Расставляя чашки на больших серебряных подносах, она вдруг неудержимо разрыдалась, и Матильде пришлось ее успокаивать.

— А как же вы можете не плакать, синьора? — спросила женщина. — Ведь теперь мы остались одни.

Из всех фраз, что ей говорили, эта почему-то больше всего растрогала Матильду. Она протянула руку, чтобы погладить Саверию по щеке, и эхом повторила:

— Да, одни.

Доно Монтерисполи, как обычно, оказался на высоте положения: освободил невестку от всех забот. Закупил все необходимое для похорон, включая цветы, и теперь сам принимал друзей и знакомых перед домом, под сенью полукруглой колоннады, прежде чем пропустить их к Матильде. Внимательно, словно постовой, он следил, чтобы в гостиной не создавалось толчеи, и занимал разговорами одних, пока другие выходили из дома. С Каламбриной он против обыкновения обошелся весьма любезно. Оценил одним взглядом жакет классического покроя, на мгновение заключил в объятия, пробормотав, что рад ее видеть.

Когда к Матильде приблизился Андреино Коламеле, она лишь заглянула ему в глаза и не произнесла ни слова; нотариус истолковал это молчание как укор. Сел рядом, на пуф, обитый красным бархатом, взял ее руку.

— Крепись, Матильда! — прошептал он. — Энеа всегда гордился тем, что ты такая сильная. Ты, наверно, упрекаешь меня за мою настойчивость, думаешь, я заботился только о своем деле, а об Энеа не думал. Но я был уверен, что и для него это единственный выход. И даже представить себе не мог, что есть и другой, столь трагичный.

Матильда и на этот раз ничего не ответила, но руки у Андреино не отняла до тех пор, пока на пороге не возникли три человека, которых она видела впервые в жизни. Хрупкая, грациозная женщина, седовласый мужчина, а посредине, держа их под руки, — смуглый молодой человек.

Они прошли перед Матильдой, бормоча невнятные слова сочувствия и скорби. Но уже у выхода женщина вдруг повернула обратно и, не обращая внимания на Андреино Коламеле, поднявшегося, чтобы уступить ей место, заговорила:

— Я знаю, как вам тяжело, синьора. Я сама только что потеряла дочь. Мы, родители, напрасно тешим себя иллюзиями, что дети навсегда останутся с нами. Нет, приходит время, когда они перестают нам принадлежать. — Она помолчала и добавила: — А нам остаются только слезы.

Матильда вся подалась вперед.

— Вы были знакомы с Энеа?

— Недолго. Он был очень хороший человек.

Матильда и не подозревала, что люди, даже совсем ей незнакомые, с такой теплотой относились к ее сыну. Она вдруг вспомнила Джорджа Локриджа. Его среди посетителей не было, но она не успела задать вопрос по этому поводу, так как в гостиной появился деверь.

— Пора, Матильда, — тихо сказал он, склонившись над ней. — Ты все-таки решила идти на кладбище?

Матильда кивнула.

Во время мессы она так до конца и не осознала, что сын уходит навсегда. Повторяла слова заупокойной молитвы, невидящим взором глядела на венки, машинально выполняла все, чего требовал ритуал. А когда четверо мужчин в форме служителей похоронного бюро подняли гроб, чтоб нести его к выходу, даже посетовала про себя, что эта ноша легла на плечи совершенно посторонних людей.

Но на кладбище ощущение неотвратимости происходящего вдруг нахлынуло на нее ледяной волной. Она взглянула на вставленный в стену семейного склепа гроб, и лицо сына на фарфоровом овале могильной плиты, рядом с портретом Нанни, показалось чужим и далеким.

— Какой же он длинный, бедолага! — проворчал один из могильщиков, продолжая толкать гроб, который никак не входил в нишу.

И тогда Матильда попросила Доно отвезти ее домой.

После похорон прошло всего несколько дней, а она уже успела возненавидеть Саверию, которая донимала ее разговорами об Энеа.

— Говорят, если в день похорон идет дождь, значит, покойник был человек хороший и небо его оплакивает. А когда синьора Энеа хоронили, дождь не шел. Вот и верь после этого приметам! Ведь ежели и был на свете хороший человек, так это синьор Энеа.

— Зато сегодня идет, — отозвалась Матильда, прислушиваясь к шуму воды, уже несколько часов заливавшей сад. — Видно, небо его оплакивает с опозданием.

В другой раз она вошла на кухню, чтобы поставить кофейную чашку в раковину, а Саверия тут же отложила утюг и заявила:

— Не мне вас учить, синьора, вам-то поди не до того сейчас, а одежду покойника все ж таки лучше вынуть из шкафов и раздать нищим. Так ему повольготней будет на том свете.

Матильда уже начала подумывать, не обойтись ли без служанки. Ей было невыносимо слушать, что кто-то говорит об Энеа как о покойнике.

Еще Саверия то и дело напоминала ей, что пора навести порядок в комнатах над оранжереей, а у нее не хватало духу туда подниматься. Она даже в спальню Энеа больше не заходила, хотя знала, что горничная каждое утро вытирает там пыль и проветривает. Матильда часто думала о пузырьке с оранжевой этикеткой — стоит ли еще он там на подносе? Но проверить не решалась.

— Женить его надо было, вот что! — в очередной раз изрекла Саверия. — Сейчас бы внучата у вас были — как-никак утешение в жизни. То-то благодать, когда детишки бегают по дому!

— Не говорите глупостей! — прикрикнула на нее Матильда. — Если б синьор Энеа в свое время женился, сейчас его дети были бы уже взрослыми и занимались бы совершенно другими делами, а отнюдь не бегали по дому.

• Предыдущая
• 73/75
• Следующая