Современный итальянский детектив. Выпуск 2 - Раццини Вьери - Страница 9
- Предыдущая
- 9/75
- Следующая
Мы оказались на унылой улице квартала Прати, где площадь метров в пятьдесят перед тратторией была заполнена галдящей толпой, автомобилями, пыльными платанами и неоновыми фонарями на бетонных столбах. И когда я неожиданно увидела перед собой Чели с его извечно официальным видом (я бы даже сказала — сугубо официальным), пиджаком, переброшенным через одну руку, и Боной, повисшей на другой, мое настроение отнюдь не улучшилось.
Она встретила меня крайне сердечно: рассыпалась в комплиментах, справилась о щиколотке Андреа, спросила, откуда у меня такая шикарная блузка. Ее завившиеся от пота кудельки выглядели еще желтее, чем обычно, что же касается остального: бледной и гладкой кожи на лице, торчащих вперед сосков и невообразимого туалета, — все это было мне слишком хорошо знакомо.
Мы долго стояли под навесом из синей ткани, между пустым внутренним залом и кухней — прекрасное место, чтоб наслаждаться запахами! Три официанта, представители разных поколений, но одинаково медлительные, не упускали возможности показать нам, насколько мы им мешаем, стоя у них на пути.
Наконец освободились два стола на веранде, их сдвинули вместе, и под шумное перетаскивание стульев мы начали занимать места. Чели решил сесть во главе стола, рядом с ним устроилась Бона, затем Мариани и Купантони. Старик Грегори тоже уселся во главе стола, но с другой стороны; я бы с удовольствием примостилась рядом с ним, если бы Семпьони не сказал:
— А вы, дорогие дамы, можете рассредоточиться, раз уж вас так мало.
По правую руку от меня оказались Массимо Паста и Терци. Перед носом у нас стояли грязные тарелки и стаканы с окурками, и пришлось подождать, пока их не убрали и не постелили чистую скатерть.
— Что у вас есть из белых вин? — спросил Грегори, как только смог завладеть вниманием официанта.
Последовал классический ответ:
— Наше фирменное, или же «пино?-регалеали», или же… ну, я не знаю… «фонтанакандида».
Со всех сторон донеслись возгласы протеста:
— Грегори, ты что, с ума сошел!
— Мы уже час ждем!
— Так можно и от жажды умереть!
— Давай фирменное!
— Да я просто хотел узнать, — улыбнулся Грегори, ничуть не смутившись. — Мне и в голову не приходило, что я окажусь между вами и вином.
Бутылки прибыли вместе с хлебом и закусками на двух больших подносах; каждый получил возможность продемонстрировать уровень своей прожорливости. Бона проявила истинное прямодушие.
— Приятного всем аппетита, — сказала она. — Приступим к делу.
За столом перекрещивались разговоры: истории из первых и вторых рук, принесенные со съемочных площадок и со сцены, сплетни, пересуды, легендарные озвучания, утраченные и незаменимые голоса (как всегда, талант умерших не ставился под сомнение), обжорство и скупость знаменитостей, диеты, отпуска, ложь, проклятия в адрес жары, отскакивающие рикошетом обрывочные фразы, снующие взад-вперед вместе с подносами и бутылками. Время от времени автомобили своим ревом перекрывали этот гул.
— Не самое идеальное место для дружеской встречи, верно? — рискнул заговорить Семпьони, предлагая мне сигарету. — Я подчеркиваю, д р у ж е с к о й.
Я посмотрела на Мариани, но он был сосредоточен на содержимом своей тарелки.
— Да, разумеется… надеюсь, ты не обиделся.
— Обиделся?! Да на что же, моя дорогая?
Какая изысканная любезность! Он как бы ставил меня в положение работодателя, и я возненавидела его за это.
— Ну, мне так показалось. Ты так ревниво относишься к своим диалогам, и это вполне обоснованно.
— О, я не хочу оскорбить никого из присутствующих, ну уж что касается обидчивости и ревности, то тут актерам нет равных. Это, можно сказать, их стиль и статус.
Опять ты со своим «ст», ехидно усмехнулась я про себя, полюбилось оно тебе.
— Ты не согласна? — настаивал он.
— Абсолютно согласна, — резко оборвала я разговор. Бона не упустила ни слова.
— Это мне следовало бы обидеться, Семпьони, ведь именно я выбирала ресторан. Но знаешь, все элегантные заведения, которые подходят тебе, уже закрыты на лето. Мне же больше нравятся места, где чувствуется дух борьбы!
Чели угрюмо на нее покосился.
— Да-да, — подчеркнула Бона, — в жизни каждый сам завоевывает место под солнцем. — И жадным взглядом проводила большой бифштекс, который понесли на соседний стол.
Нет, решила я, Бона не станет пикироваться со мной через Семпьони — не то у нее восприятие, не тот характер. Она и в самом деле тут же переключилась на Мариани:
— А как насчет того дела?
Мариани не удостоил ее ответом. Тогда она обратилась к Терци:
— Ты что-то сегодня не особенно разговорчива.
— Я просто без сил. — (Бедняжка приняла на свой счет взрыв смеха, вовсе к ней не относившегося, и, кажется, обиделась. Даже оборки устало затрепетали на ее цветастом платье.) — Не вижу причины для смеха. Каждый из вас занят только укладкой своего текста, а я должна думать обо всех. К вечеру у меня глаза уже не видят. А еще на мне монтаж и план работы над новым фильмом — тридцать пять голосов, легко ли!
Я вмешалась, прервав ее скорбный монолог.
— А что за новый фильм? — спросила я у Чели.
— Нас практически вынудили его взять, — сказал он, — завтра я тебе все объясню.
Я попыталась понять, в курсе ли дела другой компаньон, Мариани, но тот все никак не мог оторваться от тарелки.
— Чего же тут объяснять, раз ты уже дал согласие?! — невозмутимо проговорила я.
— К счастью, сие ко мне отношения не имеет, — язвительно откликнулся Семпьони.
Я снова посмотрела на Чели.
— Это случайно не итальянский фильм?
— Ну да, по «Влюбленным» Гольдони, ты, наверно, читала в прессе…
— Они что, делают «Влюбленных» с немыми актерами?! — воскликнул Паста.
— С ума сойти!
— Да ладно тебе, итальянские фильмы всю жизнь дублировали.
— Ну и страна! Только здесь такое возможно!
Я чувствовала, что сейчас начнется полемика на тему голос — лицо, дескать, актеры должны сами себя озвучивать, хотя это правило никогда не соблюдалось и стало вечным источником жалоб, требований, призывов к бунту, высказываний типа «пора с этим покончить», «пусть сами себя дублируют». Но в итоге все оставалось как прежде, ввиду устоявшейся практики и перспективы хороших заработков.
— А вы разве еще не привыкли? — пожал плечами Купантони. — Тоже мне великая новость!
— Да, но если так будет продолжаться, — выкрикнул Паста, — скоро нам придется их и на сцене дублировать!
Кому в данном случае пришлось трудно, так это Боне: по тому, как она вся напряженно подалась вперед, было ясно, что ей ужасно хочется заявить о своей позиции, но до тех пор, пока ей было не известно, есть ли в фильме для нее хорошая роль, она не могла высказаться ни «за», ни «против» и в отчаянии переводила взгляд с Чели на Мариани. Она промокнула салфеткой пот в глубине декольте и, видимо, решила промолчать.
А Мариани наконец-то подал свой красивый голос, в котором актерское прошлое и хронический бронхит сливались в нечто весьма привлекательное.
— Это особый случай, — спокойно и размеренно произнес он. — Они пригласили на главную роль австралийца, а он прихватил с собой партнершу, ведь по сценарию героиня должна быть очень молоденькой и непременно неопытной.
— Ах, вот оно что!
— Обычная история!
Итак, волна возмущения (если таковое вообще имело место) проделала свой типично итальянский путь — исчерпала себя в одну минуту. Беседа опять раскололась на отдельные диалоги. Чели заказал горячее и еще вина. Бона в конце концов самоутвердилась:
— Но я ведь совершенно не знаю Гольдони…
Я молчала. Массимо Паста оказывал мне молчаливые знаки внимания: временами я ловила на себе его неуверенный взгляд, но не более того.
Еще один вечер прошел впустую. Хотя почему впустую? Не дойди я сюда — что бы это мне дало? В двух шагах от нас остановились двое замечательных музыкантов: мужчина прекрасно играл на банджо, а девушка, грациозная, раскрасневшаяся, держала на уровне груди скрипку и извлекала из нее тоскливые синкопированные звуки. Я спросила себя, кто они такие. Кроме меня, никто вроде бы и не замечал, какая красота выглядывает из-под ее черных лохмотьев, даже Чели, не пропускавший ни одной юбки. Официант толкнул ее, она сфальшивила, и чары рассеялись. Для меня опять зазвучал на первом плане сверхпронзительный голос Боны:
- Предыдущая
- 9/75
- Следующая
