Современный болгарский детектив. Выпуск 3 - Иосифов Трифон - Страница 20
- Предыдущая
- 20/96
- Следующая
И повесил трубку.
Мы разговаривали с ним всего десять минут, а у меня такое чувство, будто я вышел после длительного служебного совещания. То, что я услышал от шефа, было до того нелепо, что впору бы расхохотаться. Представить себе только — по ста радиусам к центру заповедника мчатся тысячи собак! Как по команде! Большей глупости и придумать невозможно. Неужто непонятно, что сейчас, среди холодной зимы и все усиливающейся метели, эти несчастные животные, выгнанные из теплых домов и оставшиеся без крова и пищи, стремятся снова к людям, к знакомым местам. Конечно, многие из них дичают и, обиженные людьми, забывают свое домашнее прошлое. Но это все-таки единицы, а такие идиоты, как советники Генчева, воспринимают все случившееся как чудовищный собачий апокалипсис, угрожающий безопасности человека…
Но, наслушавшись шефской болтовни, я в какую-то секунду засомневался — а вдруг все же это правда? Вдруг в этих брошенных животных пробудился не знающий пределов первобытный инстинкт мщения и дикие, озверелые орды мчатся сюда? Но почему тогда именно в долину Златиницы? Что их тут привлекло? Может быть, тишина и защищенность, нет омерзительных запахов, грязного жилья, бегает дичь и природа вокруг первозданная и нетронутая, такая, какой она сохранилась в их глубокой генетической памяти… А вокруг, всего лишь в нескольких километрах от заповедника, голое, мертвое поле, над которым безжалостно свистит ветер. А дальше — села и города, но в них опасно, там стреляют, травят, ловят капканами и сетями, убивают камнями, топорами, дубинами. И люди вдруг из добрых богов превратились в злых и безжалостных тварей. Что остается бедным животным?
Я поделился с Дяко своими сомнениями. Он стоял, прислонившись к печке, и долго разминал в руках сигарету.
— А я думаю, что так оно и есть. Генчев не мальчишка, чтобы шутки шутить!
— Да ты понимаешь, что говоришь?! — прервал я его раздраженно. — Со всех сторон света именно сюда бросились все собаки! Что за чушь! Ты помнишь, весной, когда мы только начали кампанию, одна лишь Роза сумела прибежать сюда.
— Но это было весной, — спокойно ответил Дяко. — Тогда животные были напуганы, каждое старалось спастись и выжить. Ведь собаки чувствуют опасность за десятки километров. Если в тебя сегодня и вправду стреляли, то Гай не случайно так разбушевался! Но есть еще и другое — собаки привыкли жить вместе с человеком, и это длится уже тысячи лет. А теперь, когда их бросили и они увидели, что пути назад нет, вот тогда дикое начало снова пробудилось у них, и они сбились в стаю. Потому что одно дело самому добывать себе пищу и кров, а другое — когда вместе. Ведь и люди так же. А может быть, в стае и веселее, кто знает…
Да, кто знает, может, Дяко и прав. Я только спросил его, почему, по его мнению, эти стаи одичавших животных устремились именно сюда. И он мне рассказал кое-что, чего я до сих пор не знал:
— Давно-давно я слышал от деда и других стариков, что здесь, под Пределом, когда-то водились волки. Летом их редко кто видел — кругом леса, в них дичь, и летом было спокойно. А вот зимой собирались под горой большие стаи, гуляли по всей округе и страх наводили. Ты же знаешь, что сейчас время волчьих свадеб, может, у диких собак то же самое…
В общем, посоветовал мне Дяко принять к сведению то, что говорил Генчев, и выполнять его распоряжения. А я любил и уважал старого лесника и прислушался к его совету. Первое, что я сделал, позвонил на эту чертову дубравскую почту и предупредил телефонистку, чтобы ни в коем случае не выключала телефон и не прекращала связь с городом, пусть остается там и бдит. А ночью кто-нибудь сменит ее. А она — ворчать: кто ты такой, чтоб мне приказывать? Я, говорю, — это я, а ты будешь делать то, что я тебе велю! Есть такой приказ, понятно? В ответ телефонистка заявила, что я ничтожество, которое захватило власть. Так мы обменивались любезностями и комплиментами, пока мне это не надоело, и я пригрозил ей выговором от начальства, и тогда она наконец-то согласилась связать меня с кметом.
Пока я ждал разговора с ним, Дяко по моей просьбе отправился в село — надо же организовать питание этим городским охламонам. Слава Богу — дали общинный совет. Но я целую вечность не мог понять, с кем говорю, оказалось, это рассыльный, глухой как тетерев, тупой и медлительный ужасно — между его двумя словами телега может проехать.
— Где староста? — спрашиваю.
— А?
— Староста, черт возьми, где?
— А, я слышу — телефон звонит: дзыг, дзыг…
— Вот я тебе дзыгну, как только сойду в Дубравец! — ору я что есть силы. — Кмет мне нужен, понял?! Где он?
— Да здесь же, в Дубравце, почему не поищешь его, а вертишь телефон…
— Потому что я звоню с базы! Надо найти его немедленно! И скажи, пусть позвонит!
— Ага, значит, так… — тянет он душу. — А у тебя к нему дело?
— Нет, в карты будем играть! — реву я на пределе, еще секунда — и я разобью аппарат!
— Так ты так и говори! — оживился рассыльный. — Председатель сказал, что, если будут спрашивать про карты, пусть идут к учителю, потому что у них нету четвертого…
— Я четвертый! Найди его немедленно и скажи, что здесь наводнение, землетрясение, пожар! Скажи, вулкан взорвался! Нет, про вулкан не говори, все равно не сможешь запомнить это слово!
Связь вдруг прервалась — то ли рассыльный просто прекратил разговор, то ли в панике побежал разыскивать кмета.
Уже пятый час. Темнеет. Во дворе слышно тарахтение мотора, Гай громко лает и рвется с цепи. Через минуту в канцелярию входят Васил и еще двое сельчан и приникают к печке. Они проверяли на моторной лодке берега водохранилища и Лисьи норы, даже до дачной зоны добрались. Спрашиваю, как там.
— Ни одного паршивого пса не видели! — зябко подергивает плечами Васил и продолжает своим обычным ноющим кислым тоном: — А там, на дачах, такая толпа, музыка играет, народ веселится и плюет на это бедствие… И машин сколько… машины, машины…
Я велел им идти в столовую, сесть у камина и ждать. И ничего спиртного! В этот вечер у нас будет работы выше головы.
— Да какая еще работа, Лесничий? — хнычут сельчане. — Мы целый день мотаемся, мерзнем, промокли до костей в этой проклятой лодке, крошки хлеба в рот не положили!
— Поедите, когда придут все!
Пытаюсь объяснить, что произошло, но вижу, что сразу не поверили, правда, чуть позже замечаю — глаза у них становятся хитрыми-хитрыми.
— Так говоришь — много собак?
— Очень много, сказали — сотни! Скоро сюда явится наш шеф. Стал бы он нарушать свой отдых в выходной день, если бы этих проклятых собак было мало!
— Эх, так вашу разэтак! Оно и видно, что за каждую убитую пятерку дают, потому что нам с земляком ни одной не досталось. Верно, земляк?
— Верно — ни одной! — согласился земляк. — Если бы Дяко оставил нас наверху у овчарен, может, и мы бы уложили несколько.
Двор осветился фарами двух подъехавших грузовиков, поднялся невообразимый шум, в канцелярию ввалилась толпа замерзших, но веселых мужчин.
Это сельские охотники.
— Четыре штуки отстрелили по дороге! — закричал кто-то. — И четыре у каракачанских зимних загонов. Запишем это на счет первой группы!
— А мы — три, — отозвался другой. — И две нашли убитых у дороги в школу, значит — пять.
Я оглядываю прибывших, ищу Митьо. Нет его. Снова стараюсь объяснить людям, что? нам предстоит, а они смотрят на меня как на инопланетянина и твердят одно: устали, хотят есть, пить, да и в селе у них много дел. И еще их очень интересует, как обстоят дела с деньгами, будут платить или нет.
Я вглядываюсь в их лица, стараюсь встретиться глазами буквально с каждым — может, что-нибудь замечу, может, среди них сейчас и тот, кто хотел убрать меня?.. Но нет — ничего подозрительного я в их поведении не вижу. Отвожу в сторону одного из моих людей и велю ему подробно описать, что они делали у каракачанских загонов и потом. Что делали? Ну, сперва разогнали собак, потом пошли прочищать лес. Двигались медленно, то маленькими группками, то по одному. Знает ли он, кто проходил рядом с дорогой? Нет, конечно, откуда? Там такая толчея была, хорошо еще, что друг друга не постреляли. И не заметил, чтобы кто-нибудь пробирался в школу — чего там делать?
- Предыдущая
- 20/96
- Следующая
