Современный болгарский детектив. Выпуск 3 - Иосифов Трифон - Страница 6
- Предыдущая
- 6/96
- Следующая
Переодеваюсь, беру халат и спускаюсь на первый этаж. Становлюсь под горячий душ, стою под ним целую вечность и чувствую, как из меня выходит и вместе с потоками воды стекает прочь поглощенный за весь день холод. И когда становится совсем жарко, выключаю душ и гляжу в зеркало. На меня тупо смотрит оттуда весьма знакомый тип с мрачным небритым лицом, мокрыми волосами и приплюснутым носом. Собственная физиономия кажется мне до ужаса противной, и я едва удерживаюсь, чтобы не плюнуть в свое отражение. Ну ничего, сейчас причешусь и побреюсь (а я люблю бриться после горячего душа) и снова почувствую уважение к собственной персоне. А иначе невозможно — так ведь и до ипохондрии дойти легко! И тогда останется плюхнуться снова в ванну и резануть себе этой самой бритвой вены. Трагическая смерть Бояна Борова! Человек, отомстивший своей смертью всему миру! Боже мой, какая чепуха… Я все-таки люблю жить, я сросся с ней, с этой единственной проклятой изумительной жизнью, и никакая сила — я знаю — не может вырвать меня из круга…
Насвистывая, старательно снимаю с лица колючую щетину и с удовольствием проверяю гладкость кожи на щеках. Все в порядке. Одновременно с тем, как мое лицо очищается и снова приобретает обычный сносный вид, я чувствую, как внутри растет желание немедленно, сейчас же увидеть людей, у которых нет ничего общего с базой, с моей чертовой профессией, даже со мной лично. В последнее время желание податься куда-нибудь — куда глаза глядят — все чаще обуревает меня и невыносимо, настойчиво мучает — ну как зубная боль. И тогда мне остро не хватает шумной толпы в большом городе, детского крика у школы, набитых до отказа ресторанов, в конце концов мне даже хочется основательно нагрузиться, после чего почувствовать себя виноватым и немедленно отмыть свою отягощенную совесть. Нет, конечно же, я не собираюсь реветь, как школьница, но если откровенно — нервы мои на пределе. Если бы не сегодняшняя удача, я бы решил в понедельник явиться к шефу и положить ему на стол заявление. Потом напялить на себя нечто сугубо модное, набить карманы деньгами и двинуть куда-нибудь — например, на какой-нибудь шикарный курорт, где всякого товару — в том числе и бабья — пруд пруди… Ну а теперь, конечно же, ни о каком бегстве и речи быть не может — есть тайник и патроны для итальянского карабина, и, пока я не выужу из них всего, что мне нужно, я не сделаю отсюда ни шагу!
Через десять минут я вхожу в столовую, гладко выбритый и прибранный — как стиляга.
Марина ошалело глядит на меня. Она наверняка решила, что я сейчас заведу джип и ринусь в город. После расставания с Надей я ни разу еще не садился за руль.
— Ну что ты уставилась на меня? Дай поесть что-нибудь эдакое — царское! Беги наверх и возьми из буфета бутылку виски — из шефского фонда! Устроим сегодня вечером праздник! Если хочешь, соорудим и бар. А что, мы хуже других, что ли? Ты вот представь себе, что у тебя появилась возможность взлететь и подняться — ну, скажем, на семь километров вверх. И что ты оттуда увидишь? Проклятый Предел, Чистило и рожу своего мужа? Ну скажи, разве тебе не хочется увидеть огни, море огней — города, улицы, светящиеся рекламы, окна, витрины?.. И там миллионы людей живут своей жизнью и плюют на то, что мы двое гнием тут. Разве не так? А раз так — беги за бутылкой! И никакой второсортной ракии, слышишь? Будем пить виски за счет любимого шефа!
Марина продолжала смотреть на меня, проглотив язык от изумления, потом всплеснула руками и засмеялась:
— Ты, случайно, не слетел с катушек?
— Пока нет, но все может быть. Кроме того, у меня есть железный повод! Как узнаешь, в чем дело, сама голову потеряешь!
Та невольно схватилась за голову, расхохоталась и побежала на кухню. Через минуту передо мной на столе стояла «царская» еда: огромная миска тушеной фасоли и тарелка с солеными огурчиками. А Марина лихо повернулась и ринулась бегом на второй этаж. Я набросился с голоду на горячую вкусную фасоль, но при этом ни на секунду меня не покидала мысль о том, что вот сейчас я произведу «тонкий психологический эксперимент», выложу ей про нож и патроны, и как она к этому отнесется?..
Марина почему-то медлит, и я включаю транзистор. Батарейки к нему — ужасный дефицит, их приходится доставать с невероятными мучениями. Можно подумать, что это не паршивые батарейки, а по крайней мере атомные ракеты. Налегаю на огурчики и слушаю новости: что, где, когда произошло в мире, какие делегации и дипломаты прибыли к нам и кто их встречал, сколько мировых, европейских, межрегиональных и международных конференций, симпозиумов, встреч, семинаров, фестивалей и совещаний началось и закончилось в городах нашей страны. Я приятно удивлен из ряда вон выходящей новостью, что какая-то молочная ферма досрочно выполнила план по надою молока, умираю от смеха, слыша тупое объяснение неудач нашего футбола… А когда пошло сообщение о погоде, я готов был выключить транзистор, потому что метеорологи, как всегда, говорят только о Софии, а мы попадаем в «остальную часть страны», но на этот раз я навострил уши — «над всей страной обильные снегопады и метели, движение по многим дорогам и горным перевалам закрыто, сильный ветер вырывает с корнем деревья, опрокинуты опоры электропередачи».
Радиокомментатор берет интервью у какого-то начальника-путейца, и я чуть не падаю от смеха: он откровенно признается, что зима застала «их» врасплох (как будто мы живем на экваторе и сейчас не декабрь, а, как минимум, июнь!), но тут же обещает принять меры и преодолеть возникшие сложности…
Через полчаса возвращается Марина. Ее не узнать — хороша, как сказочная царевна! В позе манекенщицы она останавливается посреди столовой, глаза блестят, улыбка на все тридцать два зуба — падай на колени, и только. Да-а, с такой девчонкой где угодно не стыдно показаться… Но я не тороплюсь падать на колени, и Марина размахивает перед моим носом бутылкой виски.
— Мы празднуем или это одна болтовня?
— Празднуем, конечно! И музыку заведем, и сейчас бар устроим!
Марина взвизгивает от радости и кружится на месте. Платье развевается, и я вижу ее длинные, стройные, будто выточенные мастером, ноги… Вот проклятая девка, она, конечно же, соблазняет меня, и я это чувствую каждым мускулом своим. Хорошо, однако, что у меня нет этих мускулов в мозгу и я еще в состоянии рассуждать спокойно. Кроме того, я должен все время помнить: чтобы осуществить свой коварный план, я обязан вести себя непринужденно и весело. Конечно, я пока не собираюсь тащить ее в постель, но, с другой стороны, не дай бог второй раз оскорбить ее женское самолюбие! Как я тогда смогу задать ей вопрос, который не дает мне покоя целый день!
— А где музыка?
Она останавливается передо мной и ловкими нежными пальцами поправляет воротник моей рубашки.
— Беги за магом, тащи его сюда, а я сейчас создам здесь декорацию бара-ультра си!
Снова повернувшись, как в танце, и раздув легкое платье, Марина убежала. Я подбросил в камин несколько чурок, зажег три новых свечи, укрепил их на медном подсвечнике. Потом погасил электричество. Какой шикарной показалась мне наша столовая при мерцающем свете толстых витых свечей! Только из кухни пахло жареным луком, и этот резкий запах нарушал иллюзию. Еще одна идея осенила меня — я бросил к камину старую медвежью шкуру. В последний раз мы лежали на ней с Надей — и черной пантерой. Глядели на желтые язычки огня, молчали. Я еще не знал тогда, что это последняя наша ночь. Когда пробило двенадцать, у камина появилась пантера. Она лениво потянулась, зевнула и бесшумно легла между нами. Впервые пантера нас разделила — но и на это я тогда не обратил внимания, идиот. На другой день я возвращался с Предела и увидел Надю верхом на пантере у водохранилища… Платье на женщине вздулось от ветра, и я зажмурился — так ослепительно сияла ее белая кожа на черной шкуре зверя. Я осторожно уложил Надю в траву, пахнущую мятой. Пантера многозначительно кашлянула, поглядела на меня как-то особенно и, взмахнув хвостом — будто ей все это безразлично, — бросилась к подножию Старцев догонять огромных пестрых бабочек (совсем как кошка-фантазерка!).
- Предыдущая
- 6/96
- Следующая
