За Москвою-рекой - Тевекелян Варткес Арутюнович - Страница 53

• Предыдущая
• 53/88
• Следующая

— Видишь ли... Я давно хотел сказать тебе,— говорил Юлий Борисович из-за ширмы.— Пойми, как мне тяжело: Василий Петрович прекрасно ко мне относится, доверяет, а мне совестно ему в глаза смотреть... Самое разумное — разойтись нам по-хорошему, остаться друзьями...

Удивленный ее молчанием, он вышел из-за ширмы. Она сидела в кресле и, закрыв лицо руками, тихо плакала.

Юлий Борисович стоял и холодно, со скукой, смотрел на нее, думая, что она, по-видимому, не скоро уйдет от него.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1

Конец декабря... Для одних это долгожданный Новый год, веселый праздник, шумные вечеринки, танцы до утра, подарки, сердечные поздравления и надежды на будущее. Для директора предприятия — это конец хозяйственного года, пора самой напряженной работы. Нужно завершить квартальную и годовую программу, еще и еще раз заглянуть в показатели, подтянуть отстающие участки. Дорог каждый час, не доглядишь, упустишь — и конец, наверстать некогда!

Показателей множество: вал, натура, качество, себестоимость, производительность труда и оборудование, простои, брак, фонд зарплаты. Ассортимент — одних артикулов больше сорока, а если учесть расцветки и рисунки, их набирается больше двухсот. Сорвется выпуск десятков рисунков — испорчены показатели, сойдет на нет труд и старания тысяч людей. Могут придраться, отведут от участия во Всесоюзном соревновании, и коллектив лишится премии, а инженерно-технические работники — прогрессивки.

Нужно еще думать о людях, об их досуге. Не у всех квартиры, многие живут в общежитиях, им тоже хочется весело встретить Новый год. А дети? Разве можно оставить их без елки, без подарков?

Старый год уходит, становится достоянием истории. Плановики и статистики подведут итоги всего, что было создано трудом. Запишут эти итоги в толстенные книги, чтобы через некоторое время сдать их в архив. А жизнь продолжается, поднимается ступенькой выше, становится лучше.

В эту пору директор завода, фабрики или даже маленькой мастерской похож на полководца на поле боя. Ведя решительное наступление, он в то же время подтягивает тылы, подсчитывает ресурсы, старается учесть все, предусмотреть даже мелочи, чтобы второго января обеспечить выполнение суточного, уже повышенного по сравнению с прошлым годом плана.

Именно за таким занятием и застал Власова влетевший к нему в кабинет Шустрицкий.

—      Ну и порядки, я вам скажу!— говорил плановик, потрясая бумагой, которую держал в руке.— Семнадцать лет работаю экономистом, но такого еще не видел! Совсем совесть потеряли!

—      О ком вы, Наум Львович?— Зная склонность Шустрицкого к преувеличениям, Власов невольно улыбнулся.

—      О нашем главке, о ком еще! Подумайте — ни с

того ни с сего увеличить согласованный по всем показателям план еще на десять процентов!.. Итого — рост по сравнению с текущим годом на шестнадцать процентов. Легко сказать — шестнадцать процентов:      это же пять

тысяч метров в сутки! Работа средней фабрики. Попробуйте выполните! И это делается двадцать девятого декабря, как будто мы резиновые, можно тянуть сколько угодно.

Тень недовольства пробежала и по лицу Власова. Нахмурив брови, он спросил:

—      Откуда вы это взяли?

—      Хорошенький вопрос, откуда я это взял! Не сам же выдумал! Да моей фантазии и це хватило бы на такое. Телефонограмму получили, сам Толстяков подписал. Слова-то какие, вы только послушайте: «Ввиду дополнительного задания министерства и учитывая наличие у вас неиспользованных внутренних ресурсов, суточный выпуск продукции по вашему комбинату на сорок девятый год устанавливается в размере тридцати шести тысяч метров. Ассортимент остается прежний. Примите меры для обеспечения выполнения. В. Толстяков».

—      Да-а...— только и мог сказать Власов.

—      Поставить комбинат в такое тяжелое положение— это же подлость! Нужно немедленно протестовать, писать министру..;

Шустрицкий, присев на стул, выжидательно уставился на директора, что тот, словно забыв о присутствии плановика, погрузился в раздумье.

«Задали же задачу... Есть над чем поломать голову. Разумеется, с ходу, без основательной подготовки, выпустить такое количество товара невозможно. Опротестовывать план — бессмысленно. Во-первых, это ни к чему не приведет, только демобилизует коллектив; во-вторых, даст Толстякову лишний повод позубоскалить: вот, мол, передовой директор, обещавший перевернуть все вверх дном, испугался десяти процентов — ив кусты!.. Резервы-то на комбинате есть, против этого возражать не приходится. Значит, нужно найти другой выход. Но какой?»      1

—      Напишем сейчас или мне самому подготовить текст?— спросил, теряя терпение, Шустрицкий.

—      Что?.. Ах да, вы о письме министру... Нет, писать никому не будем. Мы сами утверждали, что у нас есть большие резервы и что, используя их, мы можем увеличить объем выпуска продукции на пятьдесят процентов, а теперь испугались десяти... Нас же сочтут за болтунов — и правильно сделают!

—      Мало ли что мы утверждали! Резервы нужно еще привести в движение! Со временем, может быть, и добьемся, а пока... Я-то хорошо знаю повадки нашего начальства: им покажи палец — они захотят всю руку. Говорил вам — не нужно было затевать всю эту историю с реконструкцией. Толстяков поймал нас на слове, как маленьких. Погодите, он еще не то сделает. Одним словом, доигрались!

Власов сурово посмотрел на плановика, поморщился.

—      Ладно, об этом поговорим в другой раз. Вы лучше возьмите арифмометр и давайте подсчитаем, как укладывается новый план по оборудованию.

—      Как хотите!— Шустрицкий поднялся и подчеркнуто ленивой походкой пошел за арифмометром.

Они долго считали и пересчитывали, проверяли каждую цифру. Расчеты показывали, что ткацкая фабрика может выполнять повышенный план, если поднять производительность станков на три процента, а в двух залах пустить третью смену. Для этого нужно набрать пятьдесят ткачих и человек пятнадцать подсобных рабочих. А где возьмешь новых ткачих? Их нужно обучать, для чего потребуется месяцев шесть, не меньше. Хорошо бы заполучить хоть сотню автоматических станков и одним махом разрешить всю проблему. Но где? Машиностроительный завод вот уже третий год осваивает их и никак не может освоить.

Хуже обстояло дело в красильно-отделочной фабрике— там явно не хватало оборудования, в особенности барок.

Отделка шерстяных тканей — дело тонкое, деликатное, обусловленное строгим режимом на каждом переходе. Малейшее нарушение режима приводит если не к прямому браку, то, во всяком случае, к ухудшению качества. Недаром педантичность и осторожность отделочников вошли в поговорку. Нет, в отделочном производстве не разгуляешься. Полетовские барки! Да, только они спасут положение.

—      Вот как мы решим, Наум Львович,— сказал Власов после продолжительного раздумья.— Составим ступенчатый план и выиграем, время. Другого выхода у нас нет. Главк обязан согласиться с нами.

—      Главк согласится, но вы подумали, что с нами будет в четвертом квартале и в следующем году? При ступенчатом плане мы вынуждены будем выпускать в четвертом квартале тысяч сорок в сутки... Тяжелая задача! Допустим, мы ее разрешим, а дальше начнется сказка про белого бычка. При составлении плана на будущий год сорок тысяч возьмут за основу да накинут еще процентиков десять — итого сорок четыре тысячи метров в сутки!

—      Тем лучше. При большом плане дадут больше сырья. Это то, что нам нужно.

—      Удивляюсь я вам, Алексей Федорович: неужели вам не хочется иметь стабильный план и работать спокойно?— Шустрицкий встал и, собирая свои бумаги, добавил:— Странный у вас характер!

— Что поделаешь, таким уж уродился!

Плановик осуждающе посмотрел на него и вышел.

Кажется, выход найден! Власов почувствовал необыкновенную радость и шумно вздохнул, как бывало в студенческие годы, когда удавалось решить сложную математическую задачу. Он окончательно уверился в успехе. Ну конечно, новый, повышенный план будет выполнен! Для этого кое-что уже сделано, фундамент заложен...

• Предыдущая
• 53/88
• Следующая