Николай Клюев - Куняев Сергей Станиславович - Страница 154
- Предыдущая
- 154/188
- Следующая
А на Собор собираются отовсюду — с Алтая и с Афона, от буддистов и суфиев, от христов и скопцов… Все духовные сокровища, собранные на путях земных самим Николаем, сосредоточивает поэт в «свитках» своей Великой Матери… И собирается Собор — под землёй.
Множество сказаний о подземных жителях ходило среди насельников Русского Севера… Ещё Нестор-летописец в Начальной летописи воспроизвёл рассказ безымянного новгородца о диве дивном на Печоре: «Дивное мы нашли чудо, о котором не слыхали раньше, а началось это ещё три года назад; есть горы, заходят они к заливу морскому, высота у них как до неба, и в горах тех стоит клик великий и говор, и секут гору, стремясь высечься из неё; и в горе той просечено оконце малое, и оттуда говорят, но не понять языка их, но показывают на железо и машут руками, прося железа; и если кто даст им нож ли или секиру, они взамен дают меха. Путь же до тех гор непроходим из-за пропастей, снега и леса, потому и не всегда доходим до них; идёт он и дальше на север».
«Денисов Крест с Вороньим Бором стоят, как воины дозором, где тропы сходятся узлом…» Здесь, в сакральном месте пересечения земных путей и перепутий, куда нет доступа обычному человеку, в подземном укрывище и собирается «Собор пресветлый» — и слышит страшные пророчества от Макария — лесного Христа, суфия-Абаза и вещей птицы Гамаюна.
Слышал сам Клюев этот вещий голос, пророчащий о том, что будет с Русью через несколько десятков лет и далее… Открыты ему были и обмеление Арала, и Чернобыльская катастрофа, и ядерный реактор в Сарове, и природный катаклизм грядущий — таяние северных льдов… Ад надвигается на Святую Русь, которая, покидая землю, «отходит к славам, к заливам светлым и купавам под мирликийский омофор», в ожидании урочного часа возвращения по велению Божественному… Всё это пришло к нему в вещем сне, подобному снам его матери. Открылась тайна, к разгадке которой он шёл всю свою жизнь.
Египетская Кибела — Мать богов — ассоциировалась с Землёй. Клюевская Великая Мать — и Мать-Земля, и Мать-Мироздание. Глубинная духовная связь древнейших цивилизаций на корневом уровне держится по сей день.
Сам Николай навещает в путешествии на грани сна и яви схимонаха Савватия и дядюшку-самосожженца Кондрата — и слышит от Савватия новое пророчество, скорее уже о наших нынешних днях, нежели о тех днях, когда создавалась поэма.
Давно было сказано: «Храмов много будет, да молиться в них нельзя будет…» И «простоволосая гулёна» — «хошь — верь, хошь — не верь» — не в силах справиться с «татарвой», заполоняющей древнюю столицу… Бес овладел святой некогда Русью — и святость ушла, и замерла Русь в ожидании своего спасения.
А спасение — будет. Даром что
Более совершенного воплощения в поэтическом слове русской трагедии не было, и это воплощение передано в абсолютной простоте слова, слышанного Клюевым и вложенного им в уста Савватия. Западное иго, сродни прежнему татарскому, надвинулось на Русь — но победа ещё впереди.
Это уже прямое обращение к «Медному всаднику». К герою пушкинской поэмы, к тому, кого Клюев назвал ещё в 1919-м «барсом диким». К тому, при виде которого бедный Евгений испытал самый настоящий ужас.
Над бездной… принеся ей спасение железной уздой? Нет, Клюев не может с этим согласиться. Потому что ужас остаётся ужасом. Перемена участи остаётся переменой участи. Пётр продолжил дело своего отца, усугубил его, повернув Россию на неестественный для него путь. И этот поворот сопровождался массовым человекоубийством.
А самое главное то, что Пушкин назвал своим именем.
Кумир… А ведь заповедь Христова — «не сотвори себе кумира»…
Егорий — не кумир. Он святой. И ему, сошедшему с иконы, Господом предназначено занять место свергнутого кумира и попрать змею.
Клюев сам пережил это в Петрограде 23 сентября 1924 года, когда на город сто лет спустя обрушилось второе по силе за всю его историю наводнение, когда вырвало с корнем множество деревьев в Летнем саду — «приюте Эрота»… Уже тогда, видимо, в его воображении вставал Егорий на каменном постаменте вместо Петра.
И воочию встаёт единственное русское пристанище, русская краса посреди петровского создания — Санкт-Питерхбурга — пред нашими глазами в третьей части («третьем гнезде» по-клюевски) поэмы, где Клюев со своим «богоданным вещим братцем» Есениным оказывается в Феодоровском соборе.
- Предыдущая
- 154/188
- Следующая
