Я дрался на Т-34. Третья книга - Драбкин Артем Владимирович - Страница 56
- Предыдущая
- 56/65
- Следующая
Нас, человек двадцать, привезли в Ясную Поляну, где стоял штаб 69-й механизированной бригады и ее 53-й танковый полк. В штабе записали наши данные, повели в музей графа Толстого, который был разграблен и захламлен немцами. Потом капитан мне сказал:
– Я командир танковой роты, пошли со мной, познакомлю тебя с экипажем.
Мы пошли к железнодорожной линии, на которой стоял эшелон танков.
Я залез на платформу, и тут раздался гудок паровоза, капитан куда-то побежал и исчез. Смотрю, а на платформах стоят английские танки «Валентайн», которые мы в училище не изучали. Там нам показывали на плакатах только силуэты немецких танков, а ленд-лизовскую технику мы не знали совсем. С экипажем познакомился прямо возле танка. Механик-водитель танка, старшина Мыкола Васильев. Заряжающий Чистяков. Он залез в танк и вытащил оттуда книгу в синем переплете: «Описание танка МЛ-2—7» на русском языке. Я сел на платформу и стал ее читать: «Танк «Валентайн», вес 18 тонн, пушка калибра 57 мм, спаренная с бельгийским пулеметом «Браунинг». Боекомплект – 60 снарядов, пулеметных лент – 15, по 250 патронов в каждой. Пулемет зенитный «Брен» с пятью дисками по 100 патронов. Дымовой курковый миномет 50 мм, и к нему 18 дымовых мин, два огнетушителя. Броня 60 мм, максимальная скорость танка 32 км/час, двигатель 160 л/с, горючее – газойль, как и у Т-34, бак на 160 литров топлива».
На танке было много ящиков с боеприпасами, накрытые брезентом.
Танкисты звали этот танк по-своему: «Валентина».
Механик Мыкола – видно, что был тертым калачом, – казался человеком многоопытным, старше меня лет на восемь-десять, но как механик-водитель он был совсем никудышный, а на передовой Мыкола показал свое истинное лицо – труса и последнего гада. Но ни он, ни заряжающий раньше, как и я, на фронте не были, так что в этом вопросе мы были все равны.
Мыкола, здоровый мужик высокого роста, был из донских казаков, но, видимо, жил на Украине и говорил со мной по-украински, и как-то он приволок в мешке какую-то розового цвета соль, наверное удобрения. На остановках мы меняли эту соль на еду, и у нас в рационе даже появилась курятина. Наш эшелон шел по Украине, и я узнал, что наша бригада входит в состав 3-й танковой армии генерала Рыбалко.
Вечером выгрузились, ко мне подошел лейтенант и сказал:
– Я твой командир взвода, моя фамилия Ребров. Твой танк будет на марше замыкающим в колонне, запиши маршрут движения.
Ребров назвал мне деревни, через которые предстояло проехать, сказал, что фары при движении не включать, и тот, кто зажжет фары, сразу пойдет под трибунал. Двинулись по маршруту. А уже стояла ночь, да такая темная, что хоть глаз выколи. Говорю механику:
– Машину не гони.
Сам сел на правое крыло, сержант на левое, нам дорогу лучше видно, чем механику-водителю, мы его движение регулируем по просвету дороги. Вдруг Васильев останавливает танк:
– Я мотор перегрел!
Мы постояли немного, но за это время колонна ушла вперед, мы от нее отстали.
Спрашиваю механика:
– Ты дорогу видишь?
– Мне абсолютно ничего не видно!
– Тогда не гони танк, мы на крыльях сидим и тоже ни черта не видим.
В небе появился просвет, и где-то в стороне, далеко от дороги, мы увидели огни, похожие на свет в окнах. Старшина сходил к этим хатам, узнал, какое это село и что за деревня впереди, и мы сверились с нашим записанным маршрутом. Подъехали к переезду, но путь закрыт, на 2–3 километра все забито железнодорожными вагонами. Видно, как самолеты немцев бомбят станцию.
Мы остановились и стали ждать. Сзади подъезжает танк, на нем наш командир полка с картой в руке, спрашивает:
– Чей танк?
– Вашего полка, товарищ полковник. Командир танка младший лейтенант Матусов.
– Почему стоите?
– Переезд закрыт, а станцию непрерывно бомбят.
Мы ведь уже второй час стояли у железнодорожных путей, а комполка, видно, сделал с другими танками большой круг, и только сейчас вышел к дороге. Он приказал:
– Через полчаса подойдет колонна полка, пристраивайтесь к своей роте.
Подошел полк, я с танком опять был последним в колонне. Добрались до леса неподалеку, уже стало совсем светло. Здесь нас дозаправили, дали поесть. Когда стемнело, полк снова начал движение. Я говорю своему механику-водителю:
– Ты только танк не гони, мотор запорешь.
Ехали до рассвета по грунтовой дороге, спрашивая в придорожных деревнях, правильно ли мы едем. На рассвете догнали свою колонну, впереди был какой-то мост, на него положили крупные бревна, и танки по очереди стали переезжать на другую сторону. Слышу, как наш начальник штаба майор Мороз кричит мне:
– Давай машину на мост!
Пошел рядом с танком. Я говорю Васильеву, чтобы не наезжал со всего маху на бревна и за рычаги не хватался, а ехал медленно, а он все сделал наоборот. Заскочил на мост на скорости, бревна стали расходиться, и одно из них чуть меня не задело, я еле успел отскочить от моста. А Васильев, гадина, танк то влево, то вправо разворачивет, а потом и вовсе заглушил мотор, оставив машину посередине моста. Майор Мороз стал психовать:
– Дезертир! Пристрелю! – кричит мне: – Дай ему ломом по башке!
Ору Васильеву:
– Вылезай!
Он выбрался, весь в поту, гимнастерка на спине вся мокрая. Подошел другой танкист, старшина, залез в танк и плавно вывел его с моста. Вскоре вся колонна прошла через мост, было совсем светло, моросил дождь. Полк снова укрылся в какой-то роще, нас опять заправили горючим.
Сержант принес завтрак: гороховая каша с тремя кусочками мяса. Хлеба не было, его не выдавали уже несколько дней. В танке был НЗ – шматок сала, две грудки сахара и несколько черных сухарей, но мы этот НЗ съели еще по пути следования.
Снова ждали сумерек, и в кромешной темноте наш замыкающий танк опять отстал от основной колонны. Мы с заряжающим сидели на крыльях и почти ничего не видели в этой темени. Вдруг я заметил слева перила моста… и мы, вместе с настилом, падаем набок! Я успел ухватиться за пушку, но лицом ударился об башню, почувствовал кровь во рту. Кричу Васильеву:
– Мотор заглуши!
Смотрю, танк лежит в канаве под мостом, но нам повезло – воды там не было. Несколько ящиков с боеприпасами слетели на землю, доски настила валялись в метре от танка. Дождь не переставал.
Васильев говорит:
– Мост кто-то точно подпилил.
И тут сзади появляется танк комполка. Я доложил командиру, что мост был подпилен и поэтому машина слетела с него. Командир полка приказал взять его «Шерман» и поставить мой танк на гусеницы, а сам пошел в сторону хат, видневшихся неподалеку. Двумя тросами, моим и с «Шермана», мы подцепили «Валентайн», потянули и поставили танк на гусеницы. Когда цепляли тросы, я слышал какой-то приглушенный взрыв. Побежал к хатам доложить комполка, что его приказ выполнен.
Полковник сел в «Шерман» и поехал догонять полковую колонну. Осмотрели машину, у нас только масло вылилось из коробки скоростей. Снова поставили слетевшие на землю ящики на танк и выехали из этой канавы. Уже светало, и мы по танковому следу догоняли своих. Немного проехали и увидели, как на дороге стоит наш «Валентайн», экипаж сидит сверху. У танка по левому борту сзади вырвано два катка, танкисты говорят, что наскочили на противотанковую мину и теперь «загорают». Я понял, что за взрыв тогда услышал, и подумал, что нашему полковнику повезло: не отдай он нам свой «Шерман» на помощь, ехал бы комполка по этой дороге, и именно его танк нарвался бы на эту мину.
Ночью мы подъехали к Днепру, на том берегу горели хаты, и нам передали по рации приказ: вести огонь из пушки и пулемета по этим хатам. До Днепра было метров триста, наш берег был пологим, сплошной белый песок, а противоположный берег реки был гористым.
Я стрелял по хатам, пока не поступила команда прекратить огонь. Командир роты старший лейтенант Лосев по рации сказал, что мы отбили несколько немецких атак.
Ротный Лосев по рации приказал:
- Предыдущая
- 56/65
- Следующая
