Невеста из ниоткуда - Посняков Андрей - Страница 30

• Предыдущая
• 30/62
• Следующая

Священник…

Женька поклонилась:

– Благословите, батюшка.

– Благословляю… Что ищешь здесь, в Храме Божьем?

– Помощи у Господа в деле своем попросить пришла, – тихо прошептала дева. – И грехи замолить – крестик-то потеряла крестильный. Не по своей вине – просто случилось так… Батюшка, а крестики-то у вас тут есть?

– Найдем для тебя, – с доброй улыбкою святой отец осенил княжну крестным знамением. – Я подойду скоро, а ты пока же – молись.

– Молюсь, батюшка. А как зовут-то вас?

– Отец Феодосий.

Отец Феодосий…

Долго молилась Женька, наверное, часа полтора. Сначала покаялась, потом помощи попросила, защиты.

– На тебя одного, Господи, уповаю, во всем мире ты один только способен меня понять. И простить, быть может…

Так и не дождавшись священника, княжна вышла из храма, однако отец Феодосий нагнал ее в дверях:

– Вот тебе крестик. Пускай пока что медный, но от души.

– Спасибо, святой отец! Дай вам Бог здоровья.

– Не меня благодари – Господа. Звать-то тебя как?

– Женя… Евгения.

– Красивое имя. По-гречески значит благородная, полная возвышенных чувств. Ну, ступай с миром, дева. Не забывай, приходи.

– Приду, – с улыбкой пообещала Женька. – Теперь уж знаю, куда идти-то.

Ольге всенепременно должны были доложить, хоть кто-нибудь. И доложили, а уж реакции великой княгини долго жать не пришлось – вызвала к себе уже под вечер. На этот раз приняла по-простому, в трапезной, и одета была не в греческую парадную столу, а в обычную тунику варяжскую, как и явившаяся на зов невестка. И сидела Ольга не в кресле, надменно выпятив подбородок, а на лавке, за накрытым столом.

Гостье махнула рукой милостиво:

– Садись. Вина выпьем.

Сказала и тут же грозно прищурилась, словно огнем прожгла:

– Говорят, ты в Христа-бога веруешь?

– Верую, – перекрестившись, твердо кивнула княжна. – В Бога единосущного верую и во святую Троицу – Бог-отец, Бог-сын и Бог – Дух Святой.

– Хрестьянка, ты погляди! – Ольга ласково улыбнулась и вдруг снова нахмурила брови. – А ведешь себя иногда – бесовски!

– В том покаялась, – закивала Женька. – От скуки все.

Княгиня-мать неожиданно рассмеялась:

– Ничего, скучно тебе теперь не будет – суд-то до конца доведи.

– Доведу, матушка.

– И помни – боярина зло не трогай! Наш человек, единоверец, таких поддерживать нужно во всем.

«Свод» – показания свидетелей или сам процесс поиска прАпажи, следстие… Нет! Вот дура-то! Не прАпажи, а прОпажи. Совсем тут скоро писать разучишься.

Покачав головой, Женька погрызла стилос и снова склонилась над залитой воском дощечкой – церой. Записывала для себя, чтоб не забыть, все, что вчера от судебных старцев узнала да что разъяснил Велесий.

«Свидетели», – четко вывела дева. Подумав, поставила двоеточие да продолжала дальше под буквами:

А) видоки – очевидцы, те, кто сам что-то знает или видел

Б) послухи – кто слышал о случившемся от кого-либо

Так, что еще? О чем Велесий-то говорил? О следствии, да… прямо так и сказал, почти что современными Женьке словами – «след гнати». Это значит, идти по следу вора, пока тот где-нибудь не обнаружится, скажем, в каком-нибудь селе или на торговом стане, тогда все тамошние люди, ежели от себя «следа» не отведут, то должны вместе с князем сами вести дознание, а еще – платить: и за украденное, и еще отдельный штраф – князю. А ежели «след» прервется на большой дороге или вообще потеряется, тогда не с кого будет и взыскивать.

Вот как сейчас… Хотя и видоки есть, и послухи, но толком непонятно, что они там видали, кого? Искать, искать надо – Ольга, княгиня, хоть и несколько помягчела после того, как узнала, что невестка ее оказалась вдруг одной с ней веры, однако спуску не даст, и тут главное сейчас – не облажаться. Блин… еще и боярина Раскоряка приказано «не трогать», единоверец, ага.

Ладно, что-нибудь сделаем, хотя, вообще-то, не про «свод» надобно думать, а готовить побег. К купцам ладожским присмотреться, договориться под видом обычной девушки, собравшейся в Ладогу, в гости.

Ага, в гости! На дворе-то, между прочим, девятьсот шестьдесят четвертый год от Рождества Христова – это Женьке еще третьего дня отец Феодосий сказал, когда княжна вновь в николаевскую церковь ходила – молиться об удаче в делах. Девятьсот шестьдесят четвертый! Не тысяча девятьсот… Боже, боже, куда ж ее черти-то занесли. Впрочем, горевать некогда – думать надо и под видом высокого княжьего суда следствия собственное дело решить. Тем более все равно купцов на пристани опросить надо… и лучше самой, без всяких там ябедников, мечников и прочих.

Покривив губы, девушка вновь потянулась к цере, выдавила по воску:

«ЯбеДник»… засмеялась, переправила «Д» на «Т» – «ябеТник», именно так здесь конвой именовался. И не только собственно конвой, но и любой дружинник, с судебным процессом связанный, окромя местных судебных приставов – сборщиков штрафов, в отличие от конвойных, именовавшихся куда солиднее и красивее – «мечники».

Женька снова улыбнулась, подумав вдруг – а кто же такой Велесий? Как его должность – секретарь суда, если по-современному – официально именуется. Не мечник, не ябетник, тем более – не судебный старец. Ладно, явится, так и спросить.

Велесий явился к обеду, запыхавшийся, потный. Поклонился с порога да сразу с докладом:

– Косима Ржавов, Плетягой прозванный, закуп – про него я и говорил уже, – да Рвака Пугаев, рядович, да Ослабя Карась с Кучамой Линевым, закупы же, да еще отроци – Реденя, Корчма да Беззубый – но те холопи обельные, слова их весу не имеют. Косима Ржавов, закуп, тако сказывал: дескать, в тот день, когда пропали девы, видел чужих людей – проплывали на лодке, говорили промеж собой по-варяжски, что же касаемо облика их, то того Косима на разглядел, да и не присматривался особо. А всего варягов тех, говорит, четверо было. – Юноша шмыгнул носом и продолжал: – Тако же и Рвака Пугаев, рядович, показывает, только вместо варяжской речи словенскую услыхал. А Карась с Линевым – греческую. А так все говорят одинаково – мол, видали где-то уже под вечер лодку да в ней людей.

– Хм… – Женька вновь покусала стилос. – Варяги, ладожане, греки… Следы-то на торг ведут, на пристань! Надо б туда послать ябетников… хотя сначала сама поеду, гляну, что там да как! Обычной девчонкой прикинусь, боярышней – ходят ваши девчонки на торг?

– А чего же нет-то, моя госпожа? – негромко рассмеялся Велесий. – На торгу-то и кольца, и паволоки, и ткани ромейские, ожерелья всякие – в миг един девичью сердцу пропасть! Кто покупает, кто просто смотрит, кругом народу много, торг идет – весело!

– Значит, ходят туда девушки…

– Не одни, знамо – со слугами.

– Вот с тобой сейчас и пойдем. Выйди пока – переоденусь во что-нибудь попроще.

Низко поклонившись, юноша вышел из горницы, Женька же бросилась к сундукам. Распахнула, откинула крышки, глянула… н-да-а-а! Найдешь тут «чего попроще», как же! Разве что эту вот рубашонку-тунику да варяжский тонкий сарафан, синий, с узорами. Да, его и одеть, пожалуй, тут ничего скромнее и нету. Просто поменьше украшений, ага. Не тяжелое, с жемчугом, ожерелье, а вон те янтарные бусы, не золотые браслеты, а серебряные. Да-да, вот эти – скромненько и со вкусом.

– Госпожа моя… – из-за неплотно прикрытых дверей донесся вдруг голос Велесия. – Я вот подумал, надо бы все же гридей с собой взять или ябетников. Мало ли что? Вдруг да купчины тебя украсть захотят, как дев пропавших. Затянут на свою ладью – я и пикнуть не успею. Не-ет, без гридей – не можно.

– Это почему меня на ладью затянут? – Натянув рубаху, княжна повернулась к дверям. – Да не стой ты там, не кричи из-за порога, в горницу-то зайди.

– Да, моя госпожа… Потому тебя украсть могут, что ты красива, краше солнца! Кто ж перед красой такой устоит? Ой…

• Предыдущая
• 30/62
• Следующая