Королева ночи - Окатова Александра - Страница 20
- Предыдущая
- 20/60
- Следующая
– Ну, что, ты решила? Что выбрала? Моё старое тело или птичьи перья? Быстрее шевели извилинами, безмозглая корова, – засмеялась гадкая старуха, – а то полетишь сразу к богу!
У Йоринды язык приклеился к гортани, она протянула руку к старухе.
– Хорошо, значит, хочешь ходить на двух ногах, на трёх, – хихикнула она, – с палочкой, не хочешь быть птичкой! Остальные выбирали птичьи перья, а ведь ты могла бы попробовать! Но ты боишься нового! – сказала ведьма, подошла к девушке и сделала то, чего Йоринда боялась больше всего и точно знала, что та сделает именно это: ведьма взяла холодными костлявыми руками её за уши, прижалась к Йоринде и так же, как когда была птицей, приникла сухими твёрдыми губами к её рту, чтобы высосать душу. И так же, как тогда, Йоринда, замерев от ужаса и страха, впустила её в свой рот и перестала дышать.
Теперь всё утро у Йоринды занято. Когда она была девушкой, то могла сама решать, чем ей заниматься. Помогать бабушке по хозяйству или валяться в своей девичьей кровати, похожей на кремовое пирожное, пойти в поле или в лес, на речку с другими двушками или к Йорингелю, только там её хворостиной мог прогнать его отец, чтобы не отрывала жениха от работы; или могла потихоньку от бабушки залезть в кладовку и умять горшочек варенья или шмат сала, или солёных огурцов или всё это вместе, а потом сидеть в отхожем месте, могла делать, всё, что душенька пожелает! Она вспомнила, как любила, сидя на пригорке, расчёсывать свои длинные густые волосы цвета обожженного ореха, теперь её волосы расчёсывает мерзкая колдунья, её волосы, её же белыми ручками. Стоит перед зеркалом, растрескавшимся от горя, что приходится отражать ведьму, и любуется крепкой талией Йоринды, её круглой шеей – стоит, гладит себя по бедрам, её бедрам!
Проклинаю себя, – подумала Йоринда, – что пошла за мерзкой птицей, – она засомневалась, может, надо было выбрать тело птицы, а не ведьмы, но Йорингель не станет слушать какую-то птицу, но и слушать ведьму, в теле которой была Йоринда, он бы тоже не стал. Никогда не поверит ни птице, ни мерзкой старухе!
Ведьме хватает девичьего чистого молодого тела только на двадцать восемь дней: у неё всего-то один лунный месяц, даже уже две недели. Конечно, оргии, шабаши, после этого она ищет новое. Неужели всего за месяц прекрасное тело, что было моим, превратится в такое же, как сейчас досталось ей?
За замком у подножия горы – кладбище. Крестов ведьма не ставила. Она закапывала использованные тела, воткнув в изголовье веточку. Волновался, разговаривал выросший из прутиков молодой лес, ближе к горе деревья старше, у горы совсем старые, толстые, не обхватишь, лет пятьсот, наверное, прикинула Йоринда. Пятьсот лет ведьма крадёт тела, пользуется лунный месяц, Йоринда с грехом пополам умела считать дюжинами, поэтому она прикинула, что дюжина дюжин дюжин девушек, потеряли свои тела и теперь от них не осталось ничего, кроме дрожащих деревьев – приличный лес шумел, шелестел за замком.
Целый день Йоринда носилась по замку: покормить и убрать за птицами – девушками, коротавшим свой птичий век в клетках. С горя они, что ли столько гадят, – думала она, выгребая помёт из клеток.
Внизу хлопнула дверь. По звуку шагов сразу понятно, что ведьма не в себе. Она топала, словно на ней проржавевшие рыцарские доспехи, сердце Йоринды обливалось кровью: она так топает, что сломает мне ногу.
Едва Йоринда успела скинуть с себя лохмотья и притвориться спящей, как дверцы её сидячей кровати распахнусь и вспыхнул белый свет, глаза чуть не лопнули, Йоринда их прикрыла и вскрикнула от испуга – по лицу хлестнуло что-то тёплое, запутанное, сухое – волосы! Ещё раз и ещё. Йоринду подбросило от ужаса. Она выпала из шкафа и теперь сидела на полу, расставив старые, не свои ноги и держала в дрожащих старых, не своих, руках бабушкину толстую седую косу. Не узнать её она не могла. Вот и ленточка, бархатная, узкая, которой бабушка перевязывала её у затылка, в теле косы торчала шпилька, а кончик перевязан обрывком такой же бархатной ленты. Ведьма выхватила у Йоринды косу и ещё раз с размаху хлестнула по лицу.
– Говори, как ты его ласково называешь? Прозвище?
– Ещё спроси пароль и явки, – усмехнулась про себя Йоринда, – значит, она не говорила с Йорингелем, не решилась. Мой умный мальчик сразу раскусил бы её, и она это понимает.
– Если не скажешь, то в следующий раз я отрежу твоей бабке не волосы, а голову, – прошипела ведьма.
Йоринда молчала.
– Как хочешь, – сказала ведьма и повернулась.
– Постой, – Йоринда схватила её за свою же белую руку и тут же отдёрнула, – скажу, скажу!
– Ну, – обернулась ведьма.
Йоринда помялась для виду и выдала:
– Мой лев.
Это вместо мой кабанчик! Ну не тупой же он хряк, должен догадаться, что перед ним не Йоринда, а чужая женщина!
Ведьма улыбнулась и вышла из комнаты.
Йоринда закрыла резные створки со смотрящими в комнату друидами, теперь они охраняли её ото всего мира. Она никого не боялась. Йоринда прижала к сердцу бабушкину косу, устроилась поудобнее в сидячей кровати и впервые за две недели безмятежно заснула.
Солнце осветило клетки с птицами. Струи фонтана, переливаясь бриллиантовой пылью, рассыпались радугой. Красиво: разноцветные птички, зелень зимнего сада, брызги фонтана, только картинка не радовала, была какой-то неправильной, незавершённой, чего-то не хватает, – подумала Йоринда.
Не хватало беспечного птичьего свиста, свободного, не зависящего ни от чего птичьего радостного пения, гомона, как дети громко кричат, когда не знают забот, птицы небесные. Тишина, – поняла Йоринда, вот в чём дело! Они молчали, и это пугало. Сюда не заглядывал ветер и летний дождь, птицы давно не пробовали воздух на упругость, на тепло, на сопротивление. Их ослабшие крылья не смогли бы опереться на воздух и они не поднялись бы в небо. Она подумала, что и сама могла бы сидеть в такой же клетке, и насыпала им побольше зерна, пусть порадуются, поменяла воду, – гули-гули-гули, пейте милые, – сказала она. Тишина. Птицы молчали. Она ни разу не слышала, чтобы они пели, да кто ж будет петь в неволе, – подумала она, – я бы тоже не стала.
Йоринда заглянула в щёлочку: ведьма наряжалась, значит пойдёт к Йорингелю, вместо неё обнимет, поцелует, а когда он задремлет, выпьет его кровь, убьёт его, заберёт не одну жизнь, а две – её и его. Надо действовать!
Бедная Йоринда принялась устранять ущерб, причинённый ведьмой, она тщательно причесала волосы, доставшиеся ей от прежней владелицы, такой же девушки, как она, как же расточительно пользовалась ведьма её телом, если за лунный месяц цветущее тело превратилось в такую развалину! Это надо было каждый день летать на шабаш!
Пока ведьмы не было, она прошлась по замку.
Не может быть, чтобы он ничего не заподозрил. Были такие занятия и словечки, о которых знали только они двое, не может быть, чтобы ведьма, пусть даже в её теле, обманула его и он не понял, что это не она. А если ведьма понравится Йорингелю: за пятьсот-то лет, что она живёт на свете, она наверняка поднаторела в любовных утехах, подумала Йоринда. Спасти Йорингеля.
Надо спасти Йорингеля. Она с трудом уложила седые лохмы, чтобы не торчали в разные стороны, нет, всё равно плохо, она схватила ножницы и зажав в левой седой хвост, разом отрезала, волосы рассыпались, закрыв левое ухо, справа крыло волос подлиннее, до плеча, даже красиво, подумала Йоринда. Придется украсть у ведьмы платье, не могла же она показаться ему в этих лохмотьях! Она метнулась в спальню ведьмы. Шкаф, в котором ночевала Йоринда, не шёл ни в какое сравнение с кроватью, в которой спала ведьма. Круглая огромная кровать под синим, как летнее ночное небо балдахином с вышитыми золотыми звёздами.
Йоринда бросилась к сундукам ведьмы. Полетели широкой дугой шмотки: шёлковые широкие юбки, блузки с вышивкой, сарафаны с узким лифом на косточках и вышитым подолом мелькали в воздухе как огромные птицы.
- Предыдущая
- 20/60
- Следующая
