Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - Раппапорт Хелен - Страница 116

• Предыдущая
• 116/126
• Следующая

Семнадцатый день рождения Анастасии – 18 июня – был очень жарким днем, и опять не было никаких празднований. Девушки в этот день осваивали с Харитоновым еще одно мастерство: как месить, раскатывать и печь хлеб[1559]. Вскоре они стали все больше и больше помогать ему на кухне, пытаясь развеять неизбывную скуку их существования. В доме было невыносимо душно, и даже Александра предпочитала бывать на воздухе, когда позволяло здоровье. Вечера теперь были заполнены нескончаемой игрой в безик, одна партия за другой, и перечитыванием тех немногих книг, которые им оставили. Пожалуй, Татьяна выполняла львиную долю ухода за матерью и Алексеем; ее медсестринские навыки оказались также востребованы, когда у доктора Боткина случился тяжелый приступ почечных колик, и она сделала ему укол морфина из драгоценного запаса, который оставался у семьи[1560]. Ольга была теперь ужасно худой и бледной, в Екатеринбурге она становилась все более замкнутой и угрюмой. Один из охранников, Алексей Кабанов, вспоминал, что она была очевидно несчастна, почти не разговаривала и была «необщительна с другими членами своей семьи, кроме отца», с которым она всегда ходила под руку во время прогулок в саду[1561]. Но она проводила там не так много времени, как другие три сестры.

Все они казались Кабанову гораздо более веселыми и жизнерадостными, часто они вдруг запевали народные песни, когда гуляли с собаками. Мария, такая сильная и стойкая, по-прежнему выглядела пухленькой и непринужденной, воплощение «возвышенной стыдливости страдания», как сказал один охранник, припомнив строки из стихотворения Тютчева[1562]. Сначала, как и в Тобольске, младшие сестры с увлечением общались со своими тюремщиками, расспрашивали их о жизни и об их семьях и показывали им свои фотоальбомы. Им было здесь ужасно скучно, девочки говорили им: «Нам было гораздо лучше в Тобольске»[1563]. Однако прибытие нового, очень придирчивого и сурового коменданта, Якова Юровского, поставило крест на подобном панибратстве.

В день девятнадцатилетия Марии 27 июня погода была поистине «тропический», как записал Николай[1564]. Четырьмя днями раньше семью порадовали, разрешив им «великое благословение настоящей обедницы и вечерни». У них дома провели службу приглашенные для этого священник и диакон, предыдущая служба была второго июня[1565]. Они оказались среди тех немногих, кому довелось видеть царскую семью в новых, бедственных обстоятельствах. Те же, кто пытался извне заглянуть к ним, могли лишь догадываться, что семья бывшего русского императора должна была выносить, оказавшись в руках наводящих страх тюремщиков-большевиков.

В последние восемь недель содержания под арестом семьи Романовых многие любопытные, безрассудные и даже родственники из российской императорской семьи, такие, как бесстрашная княгиня Елена, приходили по Вознесенскому проспекту к Ипатьевскому дому, чтобы попытаться мельком увидеть их. Но никого из них не пропустили, кроме доктора Деревенко, который приехал в Екатеринбург и остановился в городе. Ему было разрешено прийти, чтобы провести осмотр и лечение Алексея и наложить гипс на его распухшие колени.

Местные дети были гораздо более предприимчивы. Они часто подходили и пытались заглянуть сквозь заборы, окружавшие дом. Как-то в один прекрасный солнечный день, вскоре после того как семью перевезли в Екатеринбург, девятилетний Анатолий Портнов, выйдя из расположенного напротив Вознесенского собора после утренней службы, перебежал через дорогу, чтобы взглянуть на них. Он нашел щелку в заборе и заглянул в нее. И, как он утверждал позже, увидел стоящего прямо перед ним императора Николая, который «прогуливался по двору». Но вскоре к мальчику бросился часовой, «бесцеремонно схватил его за куртку и велел ему идти своей дорогой»[1566].

Владимир и Дмитрий Сторожевы, сыновья священника Екатерининского собора, были более настойчивы. Их дом был рядом с Ипатьевским, и им удалось пообщаться «с помощью жестов и поговорить через забор с девушками из императорской семьи»[1567]. Одиннадцатилетний Владимир любил запускать воздушного змея с крыши своего дома, и с этой выгодной позиции он часто «видел, как царские дети играют в Ипатьевском [так в оригинале] дворе и как сам царь выходил раз в день и колол дрова примерно около часа»[1568]. Но семья Сторожевых боялась красногвардейцев, которые охраняли Романовых, часто выходили и бесцеремонно обыскивали близлежащие дома и без всяких объяснений арестовывали тех, кого считали необходимым. Отец семьи Сторожевых велел всем домочадцам спать в одной комнате неподалеку от двери, «так что если кто придет и начнет стрелять, мы будем все вместе»[1569].

Именно отцу Ивану Сторожеву довелось быть одним из последних людей извне, видевших императорскую семью живыми, на службе, которую он провел в воскресенье, 14 июля у них в доме в 10:30. Охранники из Ипатьевского дома рано утром постучали в его дверь. Отец Сторожев подумал, что они пришли за ним, однако они хотели, чтобы он пошел провести службу для царской семьи. «Строго придерживаться того, что говорится в тексте службы, – предупредили они. – Мы теперь в Бога не верим, но помним, что такое служба. Так что ничего, кроме службы. Не пытайся передать что-нибудь, иначе расстреляем»[1570].

Поднявшись по лестнице мимо молодых охранников, настороженно державших винтовки, Сторожев обнаружил, что семья уже собралась в гостиной. Стол для службы был специально подготовлен Александрой, на нем стояла их любимая икона Пресвятой Богородицы. Девочки были одеты просто: в черные юбки и белые блузки, их волосы, как он заметил, уже порядком подросли с тех пор, как он их видел во время предыдущей службы 2 июня, и теперь были им до плеч.

Во время службы Сторожеву показалось, что вся семья была очень подавлена: в них чувствовалась страшная усталость. Это была разительная перемена по сравнению с прошлым разом, когда они все были воодушевлены и истово молились[1571]. Он ушел от них, до глубины души потрясенный тем, что увидел. Все Романовы упали на колени, что было необычно, когда диакон Буимиров пропел, а не прочитал «Со святыми упокой» – русскую православную молитву за усопших[1572]. Казалось, что она принесла им большое духовное утешение, отметил он, хотя на этот раз они не подпевали ответно на литургии, что они, как правило, всегда делали[1573]. В конце службы они все подошли поцеловать крест, а Николай и Александра причастились. Когда Сторожев проходил мимо них к выходу, девушки тихонько шепотом поблагодарили его. «По тому, как они вели себя, я понял, – вспоминал позже отец Сторожев, – что что-то угрожающее и страшное вот-вот случится с императорской семьей»[1574].

Но на следующий день семья, по-видимому, вновь обрела душевное равновесие, когда утром к ним пришли мыть полы четыре женщины, отправленные организацией с громким названием «Союз профессиональных домработниц». Возможно, само по себе присутствие этих женщин, простых людей из внешнего мира, оживило их настроение. Романовы выглядели спокойными, они собрались в гостиной и улыбались этим женщинам, когда те вошли. Разговаривать им было строго запрещено, но и просто по взглядам и улыбкам, которыми они обменялись, женщинам стало ясно, что четыре сестры были бы просто счастливы помочь им передвинуть кровати в своей комнате. Они бы и полы помогли им мыть, если бы было можно. Одна из женщин, Евдокия Семенова, вспоминала их приятное, дружеское обращение, а также то, что «каждый их нежный взгляд был уже как подарок»[1575]. Хоть Юровский и приказал, чтобы дверь в их комнату все время была открыта, девушки ухитрились вполголоса поговорить с пришедшими работницами, пока те занимались своим делом, а когда он повернулся ко всем спиной, Анастасия с присущей ей непочтительностью еще и показала ему нос. Девушки рассказали этим женщинам, как они скучают по какой угодно физической работе. Правда, у Ольги сейчас стало плохо со здоровьем, и многое ей было не под силу. А Мария была, как всегда, полна энергии. «Мы бы с огромным удовольствием выполняли самую тяжелую работу, мыть посуду – слишком мало для нас», – говорили они[1576]. Женщин очень тронуло, с каким спокойствием девушки принимают все то, что происходит, и сказали им, что надеются, что их страдания вскоре прекратятся. Сестры поблагодарили женщин. Да, сказали они, у них все еще есть надежда, и их добрые глаза сияли оживлением.

• Предыдущая
• 116/126
• Следующая