Почти три года. Ленинградский дневник - Инбер Вера Михайловна - Страница 41

• Предыдущая
• 41/46
• Следующая

При въезде в Пушкинский парк Евгения Леонидовна, бывшая здешняя экскурсоводка, закричала в восторге:

— Руины целы!

И действительно, искусственные романтические руины, еще екатерининских времен, остались в полной сохранности.

В самом дворце, невзирая на предупреждения сапера с собакой, Евгения Леонидовна промчалась по всем комнатам, большим и малым залам, галереям и переходам. В помещения, куда нельзя было проникнуть, она заглядывала со двора. Мы по мере сил старались следовать за ней.

В подвал Камероновой галереи я вошла первая, размашистым, быстрым шагом, но тотчас же выскочила оттуда на цыпочках: на полу, громадные как бочки, лежали три авиабомбы, уже разряженные, чего я не знала. Всего таких бомб, каждая весом в тонну, было одиннадцать штук. Они были разложены во дворце и в парке и соединены между собой проводами. Они должны были взорваться в последнюю минуту, но сделать это немцы уже не успели.

В боковом подвальном помещении — груда рваных сапог: сапожная мастерская. Жилые помещения немецких солдат тоже были внизу. Они сволокли сюда сверху штофные диваны, атласные кресла, вазы, ковры. Все это покрыто жирным слоем грязи и копоти.

Не успели они также вывезти и драгоценный паркет из большого зала, только подняли его с пола целыми сплошными плитами и приготовили к отправке. Весь зеркальный зал разбит, полусожжен, исковеркан. Крыша пробита. Плафоны свисают вниз клочьями, и, взамен написанного масляными красками ярко-синего небосвода, в пробоину тускло глядит холодное зимнее небо. Весь пол усеян обломками зеркал и деревянной золоченой резьбой, сработанной с крепостным терпением.

Александровский дворец, хотя и совершенно пуст, все же сохранился лучше. Здесь стояла испанская часть. Это видно по Карменситам, нарисованным углем на мраморных стенах: шляпы с розами, веера и высокие гребни в прическах.

В круглом зале у испанцев была не то часовня, не то церковь. Здесь еще сохранился диковинный «алтарь», сооруженный из различной мебели, среди которой Евгения Леонидовна тотчас же распознала какую-то китайскую этажерку из комнаты бывшей императрицы Марии Федоровны.

Нам пора уже было возвращаться в Ленинград. Мы еще раз обошли снаружи дворцы, Пушкинский лицей. Отдельные аллеи парка почти не пострадали, тени деревьев голубели на снегу.

На обратном пути, уже в самом городе, видели большую партию пленных: человек триста.

2 февраля 1944 года

Неожиданность: завтра еду в Москву на наш пленум.

5 февраля 1944 года. Москва

Пленум начался вчера. Приехали в Москву уже без пересадок, прямо с Октябрьского вокзала. Это еще не «Стрела», но уже прямой поезд.

17 февраля 1944 года. Москва

Москва, как обычно, протекает бурно. У меня много встреч, бесед, выступлений. Будущее мое прекрасно, но настоящее омрачено болезнями. Чувствую себя физически прескверно. Для счастья нужно железное здоровье

20 февраля 1944 года. Москва

Возник проект — поехать мне в Ленинград, дождаться там первой «Стрелы», которая вот-вот должна пойти, вернуться с нею сюда и написать об этом в «Правду». Вероятно, так и сделаю. Оставлю за собой номер в гостинице, поеду и вернусь.

Поеду в Ленинград и вернусь… как это теперь просто!

К этому трудно привыкнуть.

25 февраля 1944 года. Ленинград

Я в Ленинграде, а «Стрелы» все нет. Машинка моя в Москве: без нее я — как без рук. Сколько раз говорила себе, что нельзя мне разлучаться с ней.

26 февраля 1944 года

«Стрела» все же, видимо, пойдет 1–2 марта, и я дождусь ее.

27 февраля 1944 года

Вчера была на юбилейном торжестве Ботанического института: ему исполнилось 230 лет.

Торжество происходило на территории Ботанического сада, в бревенчатом, хорошо натопленном домике. Так отрадно было, войдя с крепкого мороза, увидеть на столе президиума ландыши и белую сирень в цвету и вдохнуть их аромат.

В зале сидели научные и технические работники института. Много детей. Особенно хорош был ребенок во втором ряду, в белом ландышеобразном капоре и зеленой шубке.

Мы услышали доклады о работе института, который до войны был связан со всеми странами мира. Тут произрастали растения с Памира, из Кашгарии, Египта, Бразилии. Все это помимо флоры СССР, конечно. Возникший из «Аптекарского огорода» еще при Петре, ленинградский Ботанический сад по посещаемости стоял на втором месте после московского «Музея революции». Гербарии самого Петра погибли в Москве, во время пожара 1812 года. Но сохранились растения, собранные лейб-медиком императрицы Елизаветы. Нам были показаны плотные листы голубоватой бумаги, на которой каждая вегеталия была наклеена с величайшей тщательностью, вплоть до тончайшего завитка. Под каждой написано старинным почерком по-латыни: «Найдено вблизи Полтавы», «Найдено в Голландии, вблизи города Лейдена», «Гвинейский перец».

Мы узнали, что растения, даже мертвые, могут жить почти вечно. На лепестках васильков и маков, обнаруженных в гробницах фараонов, сохранились еще следы окраски.

У гербариев только два врага: сырость и небрежное с ними обращение.

Основная работа института за время войны — «Растительные ресурсы и помощь Красной Армии».

Институтом составлены «растительные карты».

Изучены шиповники севера и витамины из хвои.

Изготовлялись и изготовляются медицинские бальзамы для госпиталей.

Выявлено содержание витаминов в ботве растений.

Найдены заменители навоза.

Разведены шампиньонные грибницы и папиросные табаки.

Проделана большая работа по внедрению в пищу «дикорастущих».

Впервые так далеко на севере, да к тому же еще условиях блокады, выведено ценнейшее средство при сердечных заболеваниях — наперстянка (дигиталис).

Выращены для госпиталей цветы, которые в иных случаях в каком-то смысле восполняли недостаток продуктов питания. Это были своего рода витамины, но попадающие в организм через зрение и обоняние. Николай Иванович Курнаков, ученый, садовод, получил однажды благодарность за цветы от выздоравливающего бойца и заверение, что теперь он «еще сильнее будет бить врага».

За время блокады Ботанический сад снабдил город двадцатью миллионами кустов рассады овощных культур. Этой работой было занято сто пятьдесят бригадиров-овощеводов.

Сотрудники института защитили девять диссертаций на звание доктора биологических наук и восемь — на звание кандидата.

С. В. Соколов закончил свой доклад словами о том, что «освобожденный от врага Ленинград должен стать еще краше, чем был до войны», что, «значит, ему нужны деревья и цветы». И что «ценные растения всего мира снова должны собраться под стеклянным кровом нашего Ботанического сада».

Потом были выступления и приветствия, в частности от «соседа и родственника» — Института вакцин и сывороток. Бактерии — тоже растения, только крошечные.

Мы ушли после раздачи почетных грамот Ленсовета, перед концертом.

Раздевалка была полна детей. Гардеробщица объявила:

— Буду пускать только того, кто при матери. Девочка ответила с гордостью:

— Моя мама уже там и получила грамоту.

29 февраля 1944 года

«Стрелы» все нет. Говорят, что Октябрьская дорога не вполне безопасна: еще налетают на нее немцы, мин там очень много. Точно не знаю, но «Стрелы» нет.

Вечер

Решено, что я еду в Москву обыкновенным поездом.

12 марта 1944 года. Москва

Дела идут превосходно, но именно дела, так как работать совершенно некогда. А очень хочется сесть за дневники.

Сейчас сообщение по радио: появился первый населенный пункт Одесской области.

• Предыдущая
• 41/46
• Следующая