Лимонно-зеленый - Тенн Уильям - Страница 4
- Предыдущая
- 4/4
Да, это напомнило мне вот о чем. Как я понимаю, какое-то издательство выпускает сборник прозы и поэзии, написанной в Нью-Йорк-Сити в тот безумный элэсдэшный день. Я, черт возьми, уж эту книжицу не пропущу.
Но как ни удивительно и интересно это было, от такого представления в театре на Бродвее они чуть из штанов не выскочили от страха. А уж публика, хоть ее и немного было, напугала их еще больше. Они сбежали оттуда и стали бродить по улицам, гадая, кто это сбросил на Нью-Йорк такую бомбу.
Я поделился с ними содовой; мы вместе допили мою упаковку. И я рассказал им, каким образом понял, что все дело в воде. Тут же доктор Сканнел — он был дантист, не терапевт, — но все равно он тут же щелкнул пальцами и сказал:
— Черт возьми, это же ЛСД!
Держу пари, он был первым человеком, который догадался.
— ЛСД, ЛСД, — повторял он. — Без цвета, запаха, вкуса, в одной унции 300 000 полных доз. Фунт или около того в водопровод, и… О Господи! Доигрались со всеми этими статьями в журналах — подали кому-то идею!
Мы втроем стояли на углу, пили содовую и смотрели, как люди вокруг вопят, хохочут, делают самые безумные вещи. Теперь все больших размеров толпы устремлялись на восток с криками: «Все на Пятую авеню! Все на Пятую авеню на парад!» Это было похоже на колдовство — как будто всему населению Манхэттена одновременно пришла одна и та же мысль.
Я не собирался, понятно, спорить с профессионалом, да только, знаете ли, и я тоже много чего читал в журналах про ЛСД. Вот я и сказал ему: мне не приходилось читать, чтобы от ЛСД люди делали многое из того, чего я сегодня нагляделся. Вы только посмотрите, сказал я, на эти распевающие толпы.
Доктор Сканнел сказал, что это проявляется кумулятивный эффект обратной связи. «Чего?» — переспросил я. Тут он мне объяснил, что, наглотавшись этой дряни, люди становятся очень восприимчивы психологически, а кругом полно других психов, которые друг на друга воздействуют. Это и есть кумулятивный эффект обратной связи.
Потом он стал рассуждать о том, очищенное ли было зелье, о дозировке — о том, что в этой ситуации неизвестно, кто сколько принял. «Хуже всего, — говорил он, — что никто не был подготовлен психологически. При таких обстоятельствах может произойти что угодно». Он оглядел улицу, по которой маршировали поющие люди, и поежился.
Они решили запастись герметично запакованными продуктами и питьем, вернуться в отель и отсиживаться у себя в номере, пока все не кончится. Они приглашали и меня, да только к тому времени мне стало слишком интересно, чтобы сидеть в своей норе: мне хотелось досмотреть спектакль до конца. А еще я слишком боялся возможного пожара, чтобы запереться в комнате на четырнадцатом этаже.
Когда мы расстались, я отправился следом за толпой на восток — люди валили туда, словно у всех там было назначено свидание. На Пятой было не протолкнуться, а с запада подходили еще и еще участники. И все вопили о параде.
Что самое смешное — это что парад таки начался. Уж не знаю, как и кому удалось организовать людей, только парад оказался вершиной, завершающей нотой, последним штрихом того проклятого дня. И что за парад!
Шеренги маршировали по Пятой авеню против указателей одностороннего движения — да к тому времени никакого движения транспорта и не было. Шли группы по пятьдесят-сто человек, а между ними вышагивали цепочки распорядителей, иногда залезавшие на тротуары и смешивавшиеся со зрителями. С эмблем, которые они несли, еще капала свежая краска; другие казались ужасно старыми и пыльными, словно их вытащили из гаражей или со складов. Большинство участников парада выкрикивали лозунги или пели песни.
Кто, черт возьми, мог бы упомнить все организации, участвовавшие в параде? Имевших названия вроде: Древнего Ордена Замороженных, Ассоциации ветеранов Корпуса Мира, Неприкасаемых с авеню 6, Анонимных Алкоголиков, НАСПЦН[3] , Лиги антививисекционистов, Клуба демократов Вашингтон-хайтс, Бнай брит интернэшнл[4] , Фонда взаимной юридической поддержки сутенеров и проституток 49-й улицы, Борцов за свободу Венгрии, комитета «Спасем Виллидж», Полицейского общества Спасителя, Дочерей Билитис, баскетбольной команды Пресвятой Богородицы Помпейской. Все-все вылезли на свет.
И все перемешалось — прокастровские кубинцы и антикастровские кубинцы шагали в обнимку и пели одну и ту же траурную испанскую песню. Трое полицейских, один из них босиком, вместе с группой студентов тащили транспарант: «Глуши пиво, а не радиостанции». Девчонка, прикрытая только плакатом, на котором черным фломастером было выведено «Немедленно узаконить изнасилования!» шла в окружении стариков и старушек, распевавших «Наша сила
— в чистоте. Не позволим блудницам…» Оркестр графства Керри наяривал «Дойчланд юбер аллес», а следом за ними кучка солидных мужчин в деловых костюмах обучала двух итальянских монахинь петь «С днем рожденья, Танненбаум, с днем рожденья тебя!»; монахини хихикали и закрывали лица руками. А позади них двое негров лет по восемьдесят несли огромное белое полотнище, протянувшееся поперек всей Пятой авеню; на нем было написано: «Переизберем Вудро Вильсона — он не позволил втянуть нас в войну».
По всей улице сновали какие-то люди с банками краски и кистями, рисовавшие закорючки на мостовой — зеленые, фиолетовые, белые. Один хорошо одетый господин проводил красную линию, разделяя ею марширующих. Я думал, что это коммунист, пока не услышал, как он напевает «Боже, спаси королеву». Когда у него кончилась краска, он присоединился к компании из Союза музыкантов, которые потрясали плакатами и кричали: «Свободу народной музыке! Спасем улицу дребезжащих жестянок[5] !»
Лучшего парада я никогда не видел. Я смотрел до тех пор, пока армейский десант, высадившийся в Центральном парке, не начал загонять демонстрантов в развернутые военными специальные лечебные центры.
На том, черт возьми, все и кончилось.
- Предыдущая
- 4/4
