Торжество жизни - Дашкиев Николай Александрович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/85
• Следующая

Степан ничего не ответил, посмотрев на профессора внимательно и строго. Профессору же показалось, что Степан не верит ему, подозревая в трусости. Краснея и запинаясь, оттого что приходится оправдываться, Макс Браун сказал:

— Верь мне, Стефан, я говорю правду… Даю тебе честное слово ученого! — Он преодолел смущение и уже раздраженно крикнул: — И я это сделаю не потому, что ты по детской глупости можешь натворить непоправимых бед! Просто я ненавижу нацистов и сделаю это во имя любви ко всему человечеству!

Профессор рывком открыл ящик стола и выхватил оттуда стопку бумаг:

— Смотри! Вот он, мой труд, который сделает бессмысленной и глупой всякую попытку начать бактериологическую войну! Еще немного, еще несколько месяцев работы — и я создам универсальный антивирус! Это значит, что будет найдено средство против многих и многих болезней! Что тогда вирус "Д"? Что тогда бактериологическая война? Миф! Вздор!

Прижав к груди листы рукописи, Макс Браун протянул вперед правую руку — страшный, взъерошенный, с блестящими глазами.

— Ты думаешь, что я сошел с ума? — кричал профессор. Нет! Я не стал бы работать над вирусом "Д", если бы не работал одновременно над антивирусом! И если бы я еще год тому назад не нащупал правильный путь, тебя не было бы сейчас в живых! Мне сказали, что ты будешь жить только при том условии, если я буду работать над вирусом "Д"! Ха-ха-ха! Дурачье, они и не знают, что вирус "Д" мне нужен лишь для создания антивируса!

Профессор вдруг пошатнулся и, рассыпая листы рукописи, тяжело рухнул на пол. Перепуганный Степан бросился к нему.

Профессор пришел в себя, попытался поднять голову, но это было так трудно, что перед глазами поплыли круги. Все тело болело, во рту пересохло, на душе было тяжело.

Постепенно восстанавливалась память, хотя припоминалось не все, а какие-то обрывки видений, разрозненные слова. Затем события связались в звенья, удалось проследить весь минувший день, но неприятный осадок не исчез, а, наоборот, усилился. Профессор сам не понимал, как мог потерять над собой контроль и проговориться о своей работе над антивирусом.

С трудом приподнявшись на локте, он поискал глазами Степана. Степан дремал, склонившись головой на письменный стол. Услышав звон пружин, он вскочил и подбежал к профессору:

— Макс Максович, вам лучше?

Старик, глубоко растроганный взволнованным тоном Степана, тихо ответил:

— Лучше, мой мальчик. Мне уже совсем хорошо.

Степан помог ему подняться, поставил кофейник на спиртовку и заговорщицки прошептал:

— Пока вы спали, я оборудовал тайник для рукописи. Смотрите, вот здесь, внизу. Сюда же будете прятать и все материалы для антивируса, а то, неровен час, заскочит Валленброт или Руффке — и все пропало!

Открыть тайник в столе ни для кого не составило бы труда, но Степан так восхищался своей работой и так неумело и неловко пытался рассеять грустные мысли старика и угодить ему, что Макс Браун серьезно одобрил конструкцию тайника. Это обрадовало мальчика.

Профессор все время незаметно наблюдал за ним. Вот таким — обыкновенным, худеньким, черноглазым подростком Степан стал более понятен профессору. Уже не верилось, что это особенный, непонятный мальчик, не по возрасту серьезный, по-иному воспринимающий мир.

"Вот таким мог быть мой сын, — думал Макс Браун. — Его тоже звали бы Стефаном… Мы вдвоем работали бы над созданием антивируса, и после моей смерти мое дело продолжал бы Стефан Браун".

Впервые за много лет старый профессор пожалел, что у него нет и никогда не будет сына.

И, словно отвечая этим мыслям, Степан умоляюще взглянул на профессора:

— Макс Максович! А нельзя ли мне помогать вам в изготовлении антивируса?

Профессор помедлил с ответом. Степан встревожено и нетерпеливо ожидал.

— Да, Стефан… Только для этого сначала надо очень много узнать.

Скучной, неприятной казалась Степану Рогову медицина. Брезгливое чувство вызывали копошащиеся под микроскопом микробы. При одном взгляде на взъерошенных, раздувшихся зараженных крыс к горлу подступала тошнота.

Как это далеко от смелого взлета мысли конструктора! Как отличается приземистая неуютная лаборатория профессора Брауна от залитых ярким солнечным светом цехов гигантского завода, которые видел Степан в Харькове. Мертвенная, болезненная тишина — и торжественный могучий грохот. Близорукий лучик микроскопа — и дерзкий взгляд с самолета или ракеты на всю планету, на всю Вселенную… Какое может быть сравнение? Кто согласился бы променять завидную судьбу инженера на прозябание микробиолога?

И все же, Степан Рогов решил побороть свое отвращение к медицине. Он уже знал, что такое вирус "Д"! Браун обещает создать антивирус. И этот препарат должен попасть в руки советских врачей. Степан готов зубрить формулы и помогать при вскрытии крыс, готов даже отсрочить попытку к бегству, лишь бы получить антивирус.

Подростку все казалось простым: антивирус — это универсальное лекарство — можно создать легко, если знать, какие именно и в каких количествах реактивы надо смешать, как их подогреть, как растворить. Все это казалось ему не сложнее тех манипуляций, которые производил профессор Браун, составляя порошок от головной боли.

Но профессор не спешил посвящать его в тайны рецептуры, да и сам Степан, когда увидел окончательную формулу антивируса, ужаснулся: это была даже не формула, а огромная, во весь лист, ячейкообразная сетка, в узлах которой, словно мухи, запутавшиеся в паутине, беспомощно висели буквы.

Профессор, как всегда, начал издалека:

— Великий Дарвин открыл самый замечательный, самый важный, самый глубокий закон природы — закон борьбы за существование. Выживает только тот организм, который наиболее приспособлен. В мире животных непрерывно длится ужасная борьба: сильные стараются пожрать слабых, а слабые изо всех сил цепляются за жизнь. Даже среди людей — высших разумных существ — происходит эта борьба. Древние римляне недаром говорили: "Гомо гомини люпус эст!" — "Человек человеку волк!". Этот жестокий волчий закон правит миром…

— Неправда! — с жаром возразил Степан. — У нас, в Советском Союзе, так не бывает! У нас человек человеку — друг!

Макс Браун смущенно закашлялся:

— Видишь, Стефан… Насколько мне известно, советские ученые отвергают борьбу за существование в человеческом обществе. Может быть, им виднее… Не знаю, не знаю… Но у нас это — на каждом шагу.

— И у вас, Макс Максович, тоже есть хорошие люди. Разве не вы спасли меня от смерти?

— Ну, ладно, ладно, Стефан… Оставим этот вопрос. В общем, я буду говорить о борьбе за существование среди микроорганизмов. Так вот, в борьбе за существование некоторые виды микробов вырабатывают такие яды, которыми уничтожают другие микроорганизмы…

Профессор сделал паузу, залюбовавшись напряженным вниманием, с которым слушал его Степан.

— Ты уже знаешь, что существуют мельчайшие микроорганизмы — бактерии, — продолжал Макс Браун. — Но есть еще и ультравирусы, о которых даже неизвестно. существа это или вещества. Они настолько малы. что свободно проходят сквозь стенки фарфоровых фильтров, поэтому их называют еще фильтрующимися вирусами. Они вызывают много страшных болезней: трахому, тропическую лихорадку, бешенство, скарлатину, ящур, мозаичную болезнь табака… Э, да все не перечислишь! Я полагаю, что ультравирусы — просто гигантские молекулы, — помнишь я показывал тебе формулу? Среди вирусов есть так называемые бактериофаги — они могут разрушать других микробов и вирусов, сами размножаясь при этом… И вот я, изменив строение вируса "Д" — кристаллического белка, создам универсальный антивирус, новый бактериофаг, который сможет уничтожать почти всех микробов. Я уже нащупываю окончательную формулу и скоро — очень скоро! — в этой лаборатории из неорганических веществ я создам живую молекулу! Создам жизнь! — профессор гордо вскинул голову.

• Предыдущая
• 7/85
• Следующая