Продается недостроенный индивидуальный дом... - Гросс Виллем Иоханнович - Страница 61

• Предыдущая
• 61/66
• Следующая

У ворот долго маячила темная фигура стража и мелькал огонек зажженной спички.

То, что кончено, кончено. Это всего лишь момент, хоть порой он и кажется непреодолимым. Нельзя забывать, что впереди жизнь, и нужно поэтому побороть даже такого противника, как человеческая жалость.

Так сказал Яан, и это были правильные слова. Слова, которые говорили Лийви и Мартин, тоже были правильными, но их говорили Лийви и Мартин, а они воспринимали жизнь чересчур упрощенно.

Ничего не поделаешь, Рейн. Не может жена жить с мужем только из-за одной жалости.

Урве не слушала того, что говорилось на летучке в редакции. Только когда Оявеэр принялся критиковать «Рабочий день хирурга», она подняла глаза и посмотрела в насмешливое, розовое лицо оратора. «Рабочий день хирурга» появился в газете неделю тому назад, и это было лучшее из всего, что она когда-либо написала. Почему же Оявеэр высмеивал ее?

Критика Оявеэра больно ранила. В последнее время он нападал на информации и статьи Урве с каким-то особенным ожесточением.

Сразу после его выступления поднялся Эсси и заговорил о том новом и свежем, что отличает эту работу Урве Лейзик. Он стоял, сунув одну руку в карман брюк, держа в другой сложенную газету, и говорил о радующих успехах молодого способного автора, о том нужном направлении, которое она взяла, пытаюсь диалектически показать духовную жизнь человека. Новое качество, новое содержание потребовали и новой формы, лаконичности языка, пополнения словаря. И Эсси не обошелся без резкостей. Он сказал, что извиняет Оявеэра, призвал и товарищей по перу извинить его, потому что Оявеэр, по его мнению, принадлежит к тому злополучному типу журналистов, которые могут писать только по шаблону и трафарету.

Полчаса длилась в кабинете редактора бурная дискуссия. С одной стороны, Эсси и Марет Райго, с другой — Оявеэр, а где-то между ними — Ноодла и другие.

Редактор Таатер усмехался. Он считал, что хороши все те материалы, который вызывают споры. Он не любил Оявеэра и поэтому закончил дискуссию так: товарищ Оявеэр поднял вопрос, который вызвал полезный обмен мнениями. Очерк товарищ Лейзик следовало бы вывесить на доску лучших материалов, как самый ударный литературный портрет за последнее время. Сказав это, он раскурил трубку и, хитро улыбаясь, посмотрел на товарища Лейзик, которая сидела с несчастным видом без всяких на то, по его мнению, оснований. Никто, кажется, не умалял ее способностей!

Эсси, торжествуя победу, пулей влетел в свою комнату и чуть было не споткнулся о ноги гостя.

— Ты! — удивился он, взглянув на поднимающегося ему навстречу человека и протягивая ему руку. — Знаешь, твоя жена стала так хорошо писать, мы полдня сегодня спорили о ее статье.

— Она не придет сюда? — спросил Рейн, нерешительно посмотрев на дверь.

Только теперь Эсси заметил, как изменился его друг с того летнего вечера, когда он в последний раз видел его.

— Что с тобой? Ты болен? — спросил он, внимательно глядя на Рейна.

— Мне надо поговорить с тобой.

— Говори.

Марет как раз надевала пальто. Сказала, что пойдет в Министерство просвещения. Рейн подождал, пока она не ушла.

— У вас есть парторг? — спросил он.

— Что случилось?

Рейн стал рассказывать. Эсси слушал. Лицо его окаменело. Лишь темные глаза смотрели то на стол; заваленный папками, то на стену, где висела картина, изображающая рыбаков в зюйдвестках, то на персидский ковер на полу. Внезапно он собрал со стола все книги и рукописи, быстро запихал их в средний ящик, снял с вешалки пальто и, надев его, сказал:

— Пошли. Здесь не место для разговора.

На улице, шагая в густой толпе, оба молчали. И только дома, усадив приятеля на диван, Эсси внезапно сказал:

— И ты полагаешь, что наш Паюр в состоянии вернуть тебе жену?

— Как — вернуть? Она ведь еще не ушла. Пусть образумится — вот чего я хочу.

Из бумажной корзины под письменным столом Эсси вынул полбутылки коньяку. Рейн не хотел пить. А Эсси налил себе стопку. Он шутя напомнил, что стопка коньяку — это четверть мешка цемента, но взгляд друга заставил его замолчать.

Какой совет мог дать Эсси, не имевший никакого отношения ко всей этой истории? Впрочем, так уж и никакого отношения?

— Черт! Я же... Я же послал с Урве письмо этому типу!

— Когда?

— Помнишь, я еще, как истый кавалер, примчался на станцию с цветами? А потом мы с тобой пришли сюда изливать друг другу душу.

— Значит, уже с тех пор? Почему ты это сделал?

— Не хотел посылать по почте. Думал — так вернее. Я считал Яана порядочным парнем. К женщинам, насколько я знаю, он был холоден как рыба. Но такая уж это порода — если загорится, никакая сила его больше не остановит. И надо же, чтоб оказалась как раз твоя жена, словно в педагогическом институте у него не нашлось какой-нибудь привлекательной студентки! Нет! Руки я ему больше не подам, — Эсси со злостью опрокинул вторую стопку. — Ты сам тоже порядочный идиот. На том вечере в театре Урве была одна, хоть я позаботился о билете и для тебя. Ему послал билет тоже я. Думал — найдет себе какую-нибудь красотку. Урве пришла одна, он пришел один — вот тебе и пара. Неужели между ними уже тогда что-то было? Странно, что я не заметил. Вот ведь какие хитрецы! А ты? Ты идешь искать помощи у парторга. Теперь ты вспомнил о партии. Конечно, поступай как знаешь. В семейных делах я не силен. Логикой тут ничего не сделаешь. Если оба останутся тверды — а я уверен в этом, — то можешь надеяться только на сочувствие. Начнешь жаловаться, окажешь им услугу, дашь моральный повод ненавидеть тебя. Сейчас Урве, вероятно, все-таки жалеет тебя. Может, этого достаточно, чтобы все снова вошло в колею.

— Ее жалость мне не нужна.

— Я говорю не о том, нужна или не нужна. Я просто высказываю свое мнение: сочувствие — единственное, на что ты можешь поставить свою последнюю карту. Сочувствие — это совсем не так уж и плохо. В твоем положении я бы не отказывался от него, хотя такую женщину, как Урве, я бы вообще не подпустил к себе близко. Плохой характер.

— Да, это верно. Легкомысленная...

— Отнюдь нет. Она волевая, и она беспощадна, если ей чего-то хочется.

— А вы там еще защищаете ее.

— Что?

— Сам же сказал, что на обсуждении был бой из-за нее.

Эсси с сочувственной усмешкой посмотрел на друга, сидевшего с потерянным видом.

— Ты словно ребенок. Дом поставил, а думать не умеешь. Это разные вещи: талант и характер. Кто тебе сказал, что талант присущ только хорошему человеку. Очень часто именно способные люди самые большие эгоисты по отношению к своим близким. Но они ценны своим талантом. Как часто именно способных людей упрекают за то, что они самоустраняются от неинтересных им поручений, стараются переложить их на кого-то, становятся заносчивыми. Урве пока не такая. — Эсси усмехнулся. — Сейчас она добросовестно редактирует нашу стенгазету, по собственной инициативе едет на уборку урожая, добровольно участвует в комсомольских рейдах. Возможно, в будущем и она начнет считать, что все эти задания мелки для нее. Тогда мы не станем защищать ее, а одернем. Быть может, созовем собрание и скажем, что Урве Лейзик возомнила о себе, что у нее головокружение от успехов. Сейчас в этом нет нужды. Человек работает, растет, учится. Она пока ничем не старалась отгородить свой талант, разве только сказала, что не хочет тебя, что ты ей не пара, что рядом с тобой она задохнется. Ага, теперь мне ясно, откуда это новое качество в последнем очерке Урве. Ристна. Прости, но Ристна подходящий муж ей, потому что Ристна, будь он проклят, умеет задумываться о жизни.

Эсси открыл было рот, чтоб продолжать, но умолк. Не пытался ли и он за суровыми словами скрыть сочувствие, в котором его друг ни на йоту не нуждался. Еще летом, когда они втроем праздновали пятую годовщину со дня марша корпуса через Таллин, можно было предположить, что в семье появилась трещина. Это должно было случиться. Не появись Ристна, рано или поздно появился бы кто-то другой... Они же не горлинки, которые вьют общее гнездо. Началось у них, как обычно у всех начинается. Познакомились. Хороший парень, вернувшийся с войны, был для молоденькой школьницы авторитетом. Где-то их пути скрестились. А теперь один из них тесно связал себя с общественной жизнью, а другой бьется, чтобы получить маленькую собственность на окраине города, и эта собственность губит его. Был интересным парнем, а стал серым, как будни; школьница же превратилась в женщину с запросами, которая выбирает себе спутника не только по внешности; впрочем, внешность Ристны могла, конечно, тоже сыграть свою роль.

• Предыдущая
• 61/66
• Следующая