Люди в стенах - Тенн Уильям - Страница 4

• Предыдущая
• 4/20
• Следующая

Первая часть была закончена. И она прошла не так уж плохо. Эрик повернулся к приближавшимся главам Общества Женщин с Оттили Первой Женой Вождя в центре. Теперь настала очередь той части собрания, которая особенно пугала его. Женской части. Как обычно в такой момент, когда женщины приблизились к ним, дядя оставил его. Томас Уничтожитель Ловушек повел свой отряд к воинам, стоявшим у Тронного Холма. Там они, как и все остальные, скрестили руки на груди и стали наблюдать. Мужчина может дать доказательство своей зрелости, только когда он один, друзья не могут поддержать его, когда приближаются женщины. Эрик понимал, что это будет нелегко. Он надеялся, что по крайней мере одна из жен его дяди будет среди трех экзаменаторов: все они были добрыми, любили его и много говорили с ним о тайнах женской работы. Но он увидел трио суровых женщин, которые явно намеревались безжалостно провести его через весь ритуал, прежде чем отпустить. Сара Целительница Болезней начала церемонию. Она ходила вокруг него с воинственным видом, положив руки на бедра. Ее огромные груди раскачивались из стороны в сторону, словно пара раздувшихся маятников, глаза презрительно блестели.

— Эрик Единственный, — произнесла она нараспев, затем замолчала и усмехнулась, словно в это имя было невозможно поверить, — Эрик одиночка, Эрик первый и единственный сын и своей матери и своего отца. Между твоими родителями было слишком мало, и получился одинокий ребенок. Достаточно ли в тебе, чтобы стать мужчиной?

Со стороны детей послышалось понимающее хихиканье, затем покатился раскатистый смех из окрестностей трона. Эрик почувствовал, что его лицо и шея покраснели. За подобные оскорбления он бился бы насмерть с любым мужчиной. Абсолютно с любым. Но кто мог поднять руку на женщину и остаться живым? Кроме того, одной из основных целей этого представления было проверить силу его самообладания.

— Я думаю, что да… — смог он произнести после долгой паузы. — И я желаю доказать это.

— Тогда докажи это! — зарычала женщина.

Ее правая рука, сжимавшая длинную остроконечную булавку метнулась к его груди словно брошенное копье. Эрик напряг мышцы и попытался отправить свой мозг куда-то далеко-далеко. Именно это, как говорили ему другие мужчины, и надо сделать в такой момент: они причиняют боль не тебе, вовсе не тебе. Ты, твой мозг, твое ощущение собственного «я» находятся в другой части убежища и наблюдают, как все эти мучительные вещи проделывают с кем-то другим. Булавка погрузилась в его грудь на некоторую глубину, остановилась, вышла наружу. Она попробовала тут, попробовала там, наконец отыскала нерв в плече. Там, направляемая знанием Целительницы Болезней, она вгрызалась в чувствительное место до тех пор, пока Эрик не почувствовал, что скоро сотрет зубы в порошок, сдерживая крик. Его побелевшие от напряжения кулаки дергались, словно в пароксизме протеста, но ему удавалось удержать тело. Он не кричал, не отходил в сторону, не поднимал руки, чтобы защититься.

Сара Целительница Болезней отступила назад и оценивающе посмотрела на него.

— Здесь еще нет мужчины, — произнесла она ворчливо. — Но, возможно, здесь есть начало такового.

Теперь он мог расслабиться. Физическое испытание было закончено. Потом, значительно позже, будет еще одно, после того, как он успешно завершит свою кражу, но его будут проводить как часть торжественной церемонии посвящения исключительно мужчины. При таких обстоятельствах, Эрик это знал, он сможет пройти его почти с радостью. Ну а пока он прошел физическое испытание. В данный момент это было важно. Согласно естественной реакции, его тело покрылось ручьями пота, который стекал по окровавленным трещинкам в коже, обжигая ее. Эрик почувствовал, как ему на спину плеснули воды, и заставил себя не потерять сознание, вернуть мозгу ясность и живость.

— Было больно? — спрашивала его Рита, старая сморщенная Хранительница Записей. На ее сорокалетнем лице появилась заботливая улыбка, но он знал, что она лжива. Такая старая женщина больше не могла чувствовать сострадания к кому бы то ни было. Она испытала слишком много страданий, боли и несправедливости, чтобы переживать из-за чужих бед.

— Немного, — сказал он. — Не особенно.

— Чудовища причинят тебе гораздо большую боль, если поймают тебя в момент кражи, ты знаешь это? Они причинят тебе гораздо большую боль, чем мы когда-либо были бы способны.

— Я знаю. Но кража важнее, чем риск, на который я иду. Воровство — самое важное из того, что может сделать человек.

Рита Хранительница Записей кивнула.

— Потому что ты крадешь вещи, необходимые Человечеству для жизни. Ты крадешь вещи, которые Общество Женщин может превратить в еду, одежду и оружие для Человечества, с тем, чтобы Человечество могло жить и процветать.

Он понимал, к чему она ведет, чего от него ждут.

— Нет, — возразил он. — Мы крадем не поэтому. Мы живем тем, что крадем, но мы крадем не просто для того, чтобы продолжать жить.

— А для чего? — спросила она мягко, словно не знала ответ лучше, чем все остальные члены племени. — Для чего мы крадем? Что важнее выживания?

Ну наконец-то. Наставления.

— Чтобы наносить ответные удары Чудовищам, — начал он. — Чтобы прогнать их с планеты, если мы сможем. Чтобы отвоевать Землю для Человечества. Но прежде всего — чтобы наносить ответные удары Чудовищам…

Он осилил весь длинный словесный ритуал, делая паузу в конце каждой части, чтобы Хранительница Записей могла задать очередной вопрос и вызвать продолжение. Она попыталась было подстроить ему ловушку. Она поменяла местами пятый и шестой вопросы. Вместо «Что мы будем делать с Чудовищами, когда отвоюем у них Землю?» она спросила «Почему мы не можем использовать чужую науку самих Чудовищ чтобы сражаться с Чудовищами?»

Эрик уже произнес добрую часть параграфа, начинающегося словами «Мы будем держать их, как наши предки держали всех незнакомых животных, в месте, называемом зоопарком, или мы отведем их в наши убежища и заставим жить так, как жили мы», — прежде чем понял подвох и остановился в замешательстве. Затем он взял себя в руки, спокойно, как учили его дядины жены, поискал в памяти правильный ответ, и начал снова.

— Существует три причины, по которым мы не можем использовать чужую науку, — декламировал он, подняв руку с согнутыми большим пальцем и мизинцем. — Чужая наука — не человеческая наука, чужая наука антигуманна. Первое: чужая наука не человеческая. — Он согнул указательный палец, — мы не можем использовать ее потому, что никогда не сможем понять ее. Второе: она негуманна, поэтому мы никогда не захотели бы использовать ее, даже если бы могли понять ее. И третье: она антигуманна, и может быть использована только для того, чтобы причинить Человечеству вред, поэтому мы не смогли бы использовать ее, пока мы сами остаемся людьми. Чужая наука является полной противоположностью науке предков, она уродлива, а не прекрасна, вредна, а не полезна. Когда мы умрем, чужая наука приведет нас не в мир наших предков, а в другой мир, полный Чудовищ.

В целом все прошло неплохо, несмотря на ловушку, в которую он чуть не попал. Но он не мог забыть разговор с дядей. В то время, как его губы произносили знакомые слова, его мозг продолжал биться над неразрешимой загадкой. Его дядя был приверженцем чужой науки, и, согласно его утверждениям, родители Эрика тоже. Делало ли это их нечеловечными, антигуманными?

И что теперь делать ему? Он хорошо знал свой религиозный долг: в этот момент он должен рассказывать всему Человечеству об ужасном секрете дяди. Все это было слишком сложно для человека с таким ограниченным опытом, как у него. Когда он закончил длинный перечень наставлений, Рита Хранительница Записей сказала:

— Это то, что ты говоришь о науке наших предков. Теперь мы выясним, что наука наших предков говорит о тебе. Не поворачивая головы, она подала знак через плечо, и две молодые девушки — ученицы женщин — выдвинули большую машину, которая являлась центром религиозной жизни племени. Они отступили назад, улыбаясь одновременно застенчиво и подбадривающе Эрику Единственному.

• Предыдущая
• 4/20
• Следующая