Выбери любимый жанр

Забавы с летальным исходом - Макбейн Эд - Страница 17


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

17

Он пошел в спальню и через несколько минут вернулся со «смит-и-вессоном», заткнутым за ремень брюк, и небольшой картонной коробочкой в руках.

— По большей части старые, — сказал он. — Но есть одна, снятая совсем недавно… Мелани, знаете ли, очень любила менять внешность. Сегодня блондинка, завтра, глядишь, рыжая…

— И какая же она сейчас, мистер Донофрио?

— Когда приехала, была рыжая.

— А в понедельник? Когда уезжала?

— Блондинкой. Вот, сейчас присядем, — сказал он и взмахом руки смел с дивана на пол тряпье, пустые бутылки и журналы. Оказалось, что и диван обит в точности такой же черной тканью с крупными розовыми гибискусами. Мало того, он был заляпан чем-то — похоже, соусом для спагетти или же кетчупом, словом, чем-то в тон декору. Донофрио уселся в середине, мужчины — по бокам от него. И вот он снимает крышку с коробочки — с таким видом, точно вскрывает какую-нибудь древнеегипетскую гробницу. И начинает по одной вынимать фотографии, передавая их то Гутри, то Уоррену. Револьвер был по-прежнему заткнут за пояс. Только бы не прострелил себе яйца, подумал Уоррен.

Похоже, что Холли Синклер, она же Мелани Шварц, просто обожала сниматься. Причем с довольно раннего возраста — лет с двенадцати-тринадцати. Что, впрочем, было довольно трудно определить, поскольку расцветать начала она еще в подростковом возрасте. И позировала перед камерой в самых разных костюмах — от кокетливого костюмчика-матроски до белого спортивного свитера и клетчатой юбочки в одном случае и тореадорских штанов, коротенького жакета с золотым шитьем и смешной маленькой шапочки — в другом. И всегда улыбалась при этом. И всегда, на всех этих ранних фото, волосы у нее были темными. По мере того как она взрослела, волосы меняли цвет — от черных до золотисто-белокурых. Потом они стали рыжими, потом снова белокурыми, но только более бледного, пепельного оттенка, затем — снова рыжими. А в качестве нарядов она стала предпочитать купальники, по большей части — бикини. Но иногда позировала и в цельных, причем всякий раз они очень выгодно подчеркивали все достоинства фигуры. Короче, маленький бутон по имени Мелани превращался в пышногрудую цветущую красавицу. А на нескольких снимках она вообще…

— Класс! — заметил Донофрио.

Она вообще была без лифчика и находилась при этом, как решили детективы, на одном из флоридских пляжей. Донофрио тут же отобрал у них эти снимки, причитая и охая, точно какая-нибудь девственница-тетушка. Но взамен показал самые последние. То были снимки, сделанные, по всей вероятности, в театральной студии, и Мелани красовалась на них в самых разнообразных костюмах и драматических позах — очевидно, с целью продемонстрировать, сколь широкого плана она актриса. И на всех этих последних фотографиях волосы у нее были рыжие и мягкими волнами спадали на плечи. А вот в прошлый понедельник она опять перекрасилась и уехала из Калузы блондинкой.

— А сколько ей? — спросил Уоррен.

— Двадцать шесть.

— Не возражаете, если мы возьмем один из этих студийных снимков? — спросил Гутри. — Вернем тут же, как только изготовим копии.

— И еще — один из тех, ранних, — добавил Уоррен. — Там, где волосы у нее светлые.

— А вообще, на хрена она вам сдалась? — спросил Донофрио.

Они объяснили, что разыскивают девушку лишь по той причине, что она могла знать Лоутона, познакомиться с ним где-нибудь на холодном дальнем севере. При этом они не упомянули о том, что Мелани жила с ним в доме под номером 831 по Крест-авеню, в районе, известном под названием Силвермайн. Не упомянули они также о том, что мужчина, который поселился у них в квартире незадолго до ее отъезда во Флориду, был убит выстрелом в голову из дробовика не далее как в прошлый вторник. Сказали лишь, что разыскивают Лоутона по просьбе его жены. Этим, собственно, и ограничивается их интерес к Мелани. Если она знала Лоутона там, на далеком севере, то, возможно, знает, где он сейчас.

Именно по этой причине им и нужны эти снимки. Они помогут разыскать ее. А уж когда они найдут ее, вернее, если найдут, тогда, возможно, она поможет им найти Лоутона. Вот, собственно, и все. И больше им ничего не надо.

Только найти Джека Лоутона.

Джилл Лоутон загорала у маленького бассейна в форме амебы, что находился на заднем дворе ее дома в Уиспер-Кей, когда в воскресенье, вскоре после полудня, туда подъехал Мэтью. Рядом с шезлонгом, в котором она сидела, стоял на маленьком столике бокал чая со льдом, в нем плавала долька лимона. Она читала журнал и подняла от него глаза, когда Мэтью показался из-за угла дома. Отложила журнал и поднялась ему навстречу. На ней был купальник-бикини в тон дольке лимона, плавающей в чае. Высокая, стройная, босоногая, она протянула ему руку.

— А вы рано, — заметила она.

— Движения почти никакого.

— Чаю хотите?

— Спасибо, нет.

— Присаживайтесь, прошу вас, — пригласила она.

И вот оба они уселись в шезлонги, стоявшие возле столика под круглым зонтом.

Мэтью поведал ей о телефонном разговоре с детективом Паркером из 87-го участка, который состоялся в прошлую пятницу. Она внимательно слушала. И когда он закончил, молчала несколько минут. А потом покачала головой.

— Так, значит, он знал убитого…

— Получается, что так. Скажите, миссис Лоутон, а имя Мелани Шварц вам ничего не говорит?

— Нет. А кто это?

— Или Холли Синклер?

— Нет. Кто они такие?

— Это одна и та же женщина. Та самая, с которой Джек жил на севере. Та самая, с которой его видели в парке. И нам известно, что в прошлый уик-энд она была в Калузе.

— Тогда, может, и Джек здесь?

— Возможно.

— Вот уж действительно хорошие новости!

— Да, полагаю, что так.

— Но ведь так оно и есть, разве нет?

— Да, но мы его еще не нашли, разве нет? — ответил Мэтью.

Глава 5

Мэтью сам толком не понимал, почему позвонил Карелле снова, едва успев прийти в контору в понедельник утром. Возможно, на него подействовало пусть скромное, но говорящее о многом звание «детектив второго класса». Или же в полном имени этого человека звучало особое благородство, даже достоинство: Стивен Луис Карелла. Легко представить, что у человека с таким именем имелся дед, разгуливающий по мощенным булыжником улочкам какой-нибудь итальянской деревеньки в горах. Будучи сам выходцем из МАВР,[18] Мэтью находил в этом имени некую милую его сердцу экзотику. А возможно, просто пребывал в состоянии некой растерянности, как случалось с ним довольно часто с тех пор, когда он сменил тихое копание в разного рода юридических тонкостях на бесконечное преследование столь же разнообразных нарушителей закона. Порой он сам удивлялся, что не заметил, как это произошло и когда именно. А возможно, все объяснялось последствиями комы. С той поры, как он побывал в коме, многие вещи забылись. Во всяком случае, он ощущал некую растерянность и даже дурные предчувствия, когда набирал номер Кареллы.

Нет, он твердо знал, что не трус. Довелось побывать в опасных ситуациях, и он ни разу не дрогнул, не отступился. И в то же время он знал, что по природе своей робок, что страх сидит в нем, запрятанный глубоко-глубоко, и что, если представится выбор между схваткой и бегством, он инстинктивно выбрал бы последнее. И все это началось из-за тех ковбоев.

До момента, пока он не встретил ковбоев, ему ни разу не доводилось пускать в ход кулаки — с тех пор, как ему стукнуло четырнадцать. И в ту ночь, когда они вошли в его жизнь, он был куда мудрее и уж определенно куда крепче физически, чем тогда, когда школьный спортсмен и забияка по имени Хэнк посоветовал ему держаться подальше от его девушки, которую звали Банни Капловиц. До этого момента Мэтью почему-то думал, что только хорошего парня могут звать Хэнк. Но когда Хэнк заявил ему: «Держись от нее подальше, понял, ты, дерьмо собачье?» — это еще в самом мягком варианте, — мнение его начало меняться. И он ответил Хенку, что тот тупая вонючая какашка и больше ничего. Он помнил, как произнес эти слова отчетливо и громко. А научился он им не от кого другого, как от доктора Мордекея Саймона, который вложил их в его уста еще в то время, когда все они жили в Чикаго. Не успел Мэтью произнести эти достопамятные слова, как Хэнк поставил синяки под оба его глаза, свернул ему челюсть и выбил один из коренных зубов.

вернуться

18

От «White Anglo-Saxon Protestant» — белый протестант англосаксонского происхождения, представители этой группы считали себя коренными американцами.

17
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело